Страница 3 из 6
В Бостоне я остановилась в подпольной квартире пожилой пары по имени Уоллес. Они не были исцелены, они пропустили возраст, когда процедура стала обязательной, и им было позволено умереть в мире, в любви. Или было бы позволено - я услышала несколько лет спустя, что их выгнали за укрывательство беглецов, людей, которые уклонялись от исцеления, и провели последние годы своей жизни в тюрьме.
Светлый путь и место под небом для всех - и яма для тех, кто сопротивлялся.
Зря я украла тогда его кошелек. Но в этом-то и проблема любви - она действует за тебя, укореняется в тебе и сопротивляется твоим попыткам вернуть контроль. Вот почему законотворцы так ее боялись: любовь не подчиняется ничьим законам, кроме своих собственных.
Вот почему ее так боялись.
В подпольную квартиру можно было попасть лишь через узкую аллею между домом Уоллес и домом их соседей; дверь была спрятана за кучей мусора, через которую приходилось осторожно пробираться всякий раз, когда мы хотели выйти куда-то, или же возвращались. Внизу была большая неотделанная комната: матрасы валялись на полу, одежда свалена кучей, а за ширмой - небольшой туалет и раковина. На потолке переплетались трубы, пластиковые трубки и провода. Выглядело это так, будто над нами висели чьи-то внутренности. Смотрелось это по-уродски; в квартирке было очень холодно и воняло, но я очень любила это место. За свое короткое пребывание там, я завела двух хороших друзей: Мишу, который познакомил меня с Роулсом и пытался достать мне поддельные документы, и Стефа, который научил меня воровать и показал мне, где лучше всего это делать.
Вот так и узнала того человека, за которого в скором времени вышла замуж: я украла его кошелек. Легкое прикосновение, мои руки скользнули вдоль его груди, контакт длиной доли секунды - этого хватило, чтобы нащупать кошелек в его куртке, вытащить его, сунуть в карман и убежать.
Надо было поступить так, как учил меня Стеф: взять деньги и выбросить бумажник. Но любовь уже тогда сделала меня глупой, любопытной и беспечной. Вместо этого я забрала кошелек с собой, разложила его содержимое и внимательно, жадно изучала его, словно ювелир - свои бриллианты. Удостоверение личности, выпущенное правительством, на имя Конрада Хэлоуэя. Золотая кредитка, выпущенная Национальным Банком. Карта постоянного клиента в Бостон Бин, трижды использованная. Копия медицинского свидетельства: он был исцелен ровно полгода назад. Сорок три доллара, что для меня было целый состоянием.
И в одном из отделений для карточек - серебряная шпилька, толщиной с детский палец.
5 Глава (Сейчас)
Через три дня после того, как Томас принёс мне записку и велел ждать, он пришёл снова. На этот раз без ничего. Он просто открыл дверь, вошёл в камеру, поднял меня и поставил на ноги.
- Пошли, - сказал он.
- Куда?, - спросила я.
- Не задавай лишних вопросов, - сказал он громко, другие заключённые наверняка его услышали. Он грубо толкнул меня к двери, которая ведёт в узкий коридор, что проходит между камерами. Над нами, камеры установлены в каменный потолок, как маленькие красные глазки.
Томас хватает меня за запястье и продвигает вперед. Мои плечи горят. На мгновение мною овладевает страх: я так слаба. Как я сделаю это сама в Дикой местности?
- Что же мне делать?- спрашиваю я.
- Дышать, - отвечает Томас. Он ставит на хорошее шоу.
- Разве я не говорил тебе не задавать много вопросов?.
На одном конце коридора есть выход с других отделений; на противоположном конце находится Танк. Танк это всего лишь камеры, неиспользуемые, но намного меньше остальных. Они ничем не оборудованы, кроме ржавого металлического кольца, свисающего с потолка. Если заключённые Шестого отделения слишком шумят или создают неудобства, их привязывают к кольцу и секут или обливают со шланга, или просто бросают сидеть сюда на несколько дней в темноте и грязи, пока их не выпускают. Но обливание со шланга самое худшее: ледяная вода хлещет с такой силой, что захватывает дух и оставляет на теле кровоподтёки и синяки.
Томас делает всё как следует. Он поднимает мня к потолку и в тот момент, когда он находится над моей головой, мы так близко, что я могу почувствовать запах кофе в его дыхании.
Я чувствую глубокую боль в животе, внезапная, мучительная боль; Томас, не смотря на весь его риск, всё ещё принадлежит другому миру, миру автобусных остановок и магазинов, рассвета за горизонтом и летних дней, проливных дождей и лесных пожаров в зимнюю пору.
На секунду я его ненавижу.
Как только он закрывает дверь, он поворачивается ко мне.
- У нас не так много времени, так что слушай внимательно, - говорит Томас. И вдруг моя ненависть испаряется, её заменяет прилив чувств. Тощий Томас, парень, которого я привыкла видеть, когда тот иногда слонялся по дому, стараясь делать вид, что читает. Как же он превратился в этого пухлого, сурового человека, с приглаженными волосами, через которые виднеется розовая кожа, с глубоко выцарапанными линиями на его лице?
Это именно то, что делает время: Мы уперто стоим, как скала, пока оно пролетает мимо нас, веря в то, что нас невозможно изменить - но все это время нас вырезают и формируют.
- Скоро это случиться. Не позднее чем на этой неделе. Ты готова?
Во рту пересохло. Веревка все еще слишком коротка и не хватает семь футов. Но я кивнула.
- Ты пойдешь на север от реки, потом последуешь на восток, пока не наткнешься на старое шоссе. Там будут разведчики, которые будут искать тебя. Они о тебе позаботятся. Поняла?
- К северу от реки, - говорю я, - Потом на восток.
Он кивнул. Он выглядел почти что виноватым, и я знаю, что он думает, что я не справлюсь.
- Удачи, Аннабель.
- Спасибо, - сказала я, - Я никогда не смогу отблагодарить тебя...
Он покачал головой, - Не благодари меня
На какую-то секунду мы стояли там, всматриваясь друг в друга. Я пыталась увидеть в нем прежнего: парня, которого любила Рейчел. Но я еле помню Рейчел, сейчас, так как я давно ее не видела. Странно, но я могу больше представить ее как девочку, всегда слегка деловую, вечно требующую знать почему она не может не ложиться спать и зачем нужно есть зеленые бобы, а что если она все равно не захотела пройти распределение. И когда Лина приходила, она управляла ею тоже. Лина спешила за ней как щенок, наблюдая широко открытыми глазами с пухлым большим пальцем во рту.
Мои девочки. Я знаю, что никогда не увижу их снова. Я не могу ради их безопасности.
Но маленькая, упертая, каменная часть меня все же надеется.
Томас поднял шланг, свернувшийся в углу.
- Я сказал им, что накажу тебя, чтобы у нас была возможность поговорить, - сказал он. Он выглядел уставшим, когда направлял шланг на меня.
Желудок крутит. Последний раз меня обливали много лет назад. Тогда мне сломали ребро и у меня была лихорадка более недели, я видела галлюцинации похожие на огненные сны, в которых лица что-то кричали сквозь дым. Но я киваю.
- Я сделаю это быстро, - сказал он. Но его глаза говорили: Прости.
Потом он включил воду.
6 Глава (Тогда)
Девушка позади регистра одарила меня недоумённым взглядом.
— У вас нет идентификационного кода? — спросила она.
— Я же сказала, что оставила его дома. — Я начинала нервничать. Я была голодна. Я всегда была голодна и мне не нравилось, как та девушка смотрела на меня своими большими вытаращенными глазами и с лоскутом марли на шее, практически демонстрируя шрам от процедуры, будто бы она была героем и это была её травма-доказательство.
— Хэлоуэй - ваша пара или ещё кто-то?, - Она покрутила кредитную карту у себя в руках, как будто она таких никогда не видела.
— Муж, - отрезала я.