Предчувствие смерти

Они пошли тенистой улочкой мимо старых двухэтажных домишек. В воздухе висело жаркое марево. Открывшееся за поворотом уютное кафе в глубине двора было тем местом, которое они искали. Сели за столик на веранде, увитой виноградом, и увидели море, синим лоскутиком блестевшее на солнце, черепичную крышу дома. В уголке лежала кошка, она тщательно вылизывала свою шкурку.

— Гостей намывает, — сказала Вера и тут же скомандовала Паю, который заинтересовался кошкой: — Фу! Не трогать!

Пай мигом изобразил всем своим видом «не очень-то и хотелось» и лег под стол в прохладу.

— Что вы хотите выпить, когда есть настроение «надраться в дым»? Или с вами такого не бывает? — потер руки Андрей.

— Знаете, у меня есть одна подруга, она в таких ситуациях говорит: «Давай по троньки водочки, вона ж невредимая». Мы выпиваем по рюмке. Максимум по две. И знаете, отпускает. Но больше нельзя, потому что дальше уже будет совсем другое.

— Так. Значит, заказываем холодную водку, грамм сто. Салат из помидоров и огурцов. Черного хлеба. А там как покатит! Верно?

Вера кивнула. Она уже перестала плакать. Достала из сумки пудреницу, с неодобрением глядя на оплывшие от слез губы, покрасневший нос, набрякшие веки.

Пока она пудрилась, им принесли заказанное спиртное и закуски. Андрей сразу предложил выпить за упокой Эске, хорошего человека. Выпили не чокаясь.

— Как там ваши друзья, держатся? — спросила Вера.

— Стараются. С утра у нас был родственник, тот самый художник.

— Со странным именем Кадмий.

— Вы познакомились?

— Нет, Екатерина Павловна упоминала.

— Короче, он рано утром приехал, разбудил нас всех. Потом мы позавтракали и поехали в милицию. Там нам сказали, что это несчастный случай. Скорее всего, старушка любовалась полной луной, оступилась и упала с волнореза. С перепугу захлебнулась и утонула. Ивану казалось, что ваша квартирная хозяйка была в глубокой депрессии. А художник думает, что она покончила жизнь самоубийством… Ну а милиционерам-то какая разница? Наоборот, проще. Кадмий занялся похоронами, Иван тоже, а мы с Галей пошли на почту — звонить Галиной маме, она завтра прилетит из Екатеринбурга. Я увидел вас, отправил Галю домой, а сам подошел.

— Этот Кадмий, я слышала, известный художник? — спросила Вера.

— Да. Иван говорит, он всегда был странный, а сейчас, после смерти брата — еще больше. Да ведь художники все немного не от мира сего, знаете, такие… Артистические натуры.

— А мы с вами от мира сего?

Андрей принял ее улыбку на свой счет и весело кивнул:

— Мы с вами, Верочка, точно не такие, мы уже «тронь- ки»под легким градусом!

Его шутка вновь подействовала на Веру как обезболи-ваюшее. А от водки почему-то наступило не опьянение, а ясность мысли.

— Однако странно все это, очень странно. Екатерина Павловна совсем была непохожа на человека, настроенного на суицид, тут ваши друзья ошибаются. Поверьте, я насмотрелась на таких пациентов предостаточно. К тому же она не оставила никакой записки. — Вера помолчала, взвешивая, говорить или нет, потом продолжила: — И не любовалась она полной луной. К моменту восхода луны Екатерина Павловна лежала в воде уже не меньше двенадцати часов.

Андрей нахмурился.

— Ничего не понимаю… Почему вы так решили?

— Видела. Только знаете… Какое это имеет значение? Утром или вечером, а человек погиб. И не будем сейчас в это вдаваться.

Вера про себя подумала: «Будем — не будем, а мой супруг оказался прав, кажется, я опять оказалась рядом с преступлением».

Двинятин налил водку в две небольшие рюмки, в бокалы плеснул воды. Посмотрел на Веру и, смешно робея, предложил:

— Давайте выпьем на брудершафт. Что мы все время «выкаем»?

— Почему бы нет?

— Тогда давайте вашу руку.

Они выпили на брудершафт, почему-то одновременно рассмеялись, ткнулись губами друг другу в закрытые губы и принялись за салат с внезапным чувством голода.

Двинятин намеренно, подчеркнуто «тыкнул», чтоб уж точно не возвращаться к холодному и чужому «вы»:

— Ты считаешь, это несчастный случай?

— Не знаю. И не хочу знать. Всяких случаев мне хватает и на работе.

Они помолчали.

— Ага, вот кто у меня! — Иван неожиданно вынырнул из прохладной глубины кафе.

— Мы решили с Веруней троньки выпить под настроение, — доложил другу Двинятин.

— А что едим? — Нахмуренный Жаровня хозяйским взглядом обследовал их тарелки, недовольно покачал головой. — Люся! — позвал он совсем юную официантку. — Давай моего фирменного: окрошечку, потом седло барашка, винца массандровского. Верочка, как вы насчет «Черного доктора»?

— Погоди, гостеприимный ты наш! — Андрей решил сдержать Иванов широкий жест. — Мы же просто решили слегка закусить, чтоб исправить настроение.

— Вот и я вижу, у Вероньки глазки грустные. Нужно поднимать настрой! — Иван подал знак Люсе, бегом отправившейся на кухню выполнять его указания.

— Спасибо вам, Иван. У вас самого столько сейчас печальных обязанностей, а вы нами занимаетесь.

— Да ну! Дело житейское. Мне тоже полезно отдохнуть, тобто посидеть с друзьями.

Вера спохватилась.

— Кстати, извините, что я сейчас с таким вопросом, когда у вас горе. Но мы договаривались с Екатериной Павловной о квартплате и теперь хотим либо заплатить кому-то, например вам, за свое проживание, либо найти другой угол и съехать.

— Ничего не хочу слышать! — махнул рукой Иван. — Живите, отдыхайте! Мы этот вопрос перетрем по-семейному с Галей и племянником покойницы. Не бойтесь, никто вам отпуск портить не будет! Поговорим лучше о моем заведении, почему я теперь особую радость чувствую, сидя здесь. Хотите знать?

— Конечно, — сказал Андрей, хотя и так знал, — мы, Ванька, жутко любопытные. И потом, мы с Веруней уже на «ты», теперь осталось тебе забрудершафить.

— За чем же дело стало? Люся! — Командирский голос Ивана прорезал жаркий воздух, как снаряд.

Люся принесла бутылку вина. Иван разлил красное вино в высокие бокалы. Разливая, он подмигнул Вере, они выпили и расцеловались трижды. После этой процедуры Вере стало так легко, словно и не было никаких неприятных телефонных разговоров.

— Теперь рассказываю. Мое кафе собирались недавно отобрать одни бандюганы.

— И как же тебе удалось их урезонить? — спросила Вера, блестя глазами.

— Ты, наверное, знаешь, что на любую силу всегда найдется более сильная? У меня она есть. — И Жаровня продемонстрировал свои могучие руки. — Понимаешь, приходят ребята, эта шпана, которые собирают в районе набережной дань со всех кафешек и ларьков. Я им вежливо: так и так, только что открылся. Только магнолии зацвели, еще и не сезон. Я ж понимаю, это везде так, и платить не отказываюсь. Но приходите, когда будет выторг. Они — грубить.

Андрей развеселился.

— Представляю, как ты им ответил! Живые остались?

— Ну что ты, как можно. Сопляки они совсем, а я не зверь какой-нибудь. Ну, пару ребер сломанных, наверное, образовалось, их же пятеро было, думали легко справиться и отстали не сразу. Сами виноваты… Потом из милиции один приходил, намекнул, что можно посадить меня за то, что использую труд несовершеннолетних! — Иван кивнул в сторону Люси, перетиравшей посуду за барной стойкой. — А Галюха моя — мужу тетки, Кадмию тобто, кинулась звонить. Он же рос туг, и у него друзья детства теперь кто где. И там, где надо, тоже нашлись. Ну, я не знаю и знать не хочу, кому он что сказал, только ко мне больше не приходили эти, бритоголовые. А звонил очень вежливый, солидный по голосу человек, обещал, что в этом году не будут беспокоить, дадут раскрутиться. Телефон оставил — звоните, если что. Ну, просто зефир в шоколаде!

— Значит, не посадили. А как же труд детей? — Вера посмотрела на молоденькую официантку.

— Знаешь, сколько киндер-сюрпризов, тобто малявок, в Люськиной семье? Двенадцать человек. Вот и подумай, плохо ли, что она в свои пятнадцать уже имеет копейку.

— По-моему, хорошо. И по-моему, ты, Иван, молодец! — Вера чмокнула гостеприимного хозяина кафе в щеку, лукаво сверкнула своими глазами-васильками. Щеки ее раскраснелись. — За то, что вы такие молодцы-ребята, я вам сейчас нарисую ваши психологические портреты. Как уличный художник рисует карандашом и мелками, так я — словами. Это мой любимый фокус. Хотите?