Грязные деньги

— Что Вайнштейн?

— Этот рыжий-рыжий-конопатый работник объектива кажется женщинам вечно голодным, и они стараются его подкормить. И он, что интересно, этим вовсю пользуется, так как стеснителен и не умеет, да и не любит ухаживать. Некогда ему, у него только работа в голове. Тем не менее Юлечка Папернюк — опять Юлечка! — вызывает у него обожание, кажется ему супервумен, а об ее отношениях с Жорой он и не догадывается. Если ему кто скажет, он того вызовет на дуэль.

— Сдаюсь, — шутливо поднял свои длинные руки Александр. — Но как?

— Вера, — сказала Даша, — я тебя вроде знаю много лет, но иногда ты меня удивляешь.

Вера устало вздохнула, снова откидываясь поудобнее и заложив руки за голову.

— Ну как вам объяснить? Вот ты, Саша, ты же художник. Ты можешь отличить плохой дизайн в вашей рекламе от хорошего?

— Конечно.

— А как?

— Ну… Видно же. И по цвету, и по композиции. Да и по компоновке шрифта сразу видно, начинающий дизайнер работал или нет. По обработке изображений, наконец.

— Ага, видишь! Ты ничего такого не сказал, чтобы я могла это использовать и тоже отличать. Все на чувствах. «Видно же». Вот и мне видно. Вы воспринимаете людей в своих ежедневных с ними отношениях как плоские изображения на бумаге, а я вижу их сразу как трехмерные изображения.

— Как в программе «три дэ макс», что ли? — спросил Александр.

— «Три дэ шмакс», — передразнила Вера. — Я просто все чувствую и все вижу. Сразу все. Вы помните «Сказ о звонаре московском» Анастасии Цветаевой? Это же не литературный вымысел, такой человек, по фамилии Сараджев, действительно был. И он слышал между каждой нотой не один полутон, как все, даже одаренные композиторы, а еще несколько десятков звуков — если я правильно запомнила. Вот и у меня то же.

— Наверное, это достаточно утомительно, — сказал Романенко, а Даша тоже смотрела на Веру так, будто видела ее впервые.

— Более чем достаточно, — ответила Вера. — Утомительно, конечно, но ведь потому я и психотерапевт, а не художник, как ты, Саша. То, что я вам рассказываю о своем видении людей, кажется вам фокусами и чудесами телепатии, хотя это и есть обычная работа профессионала. А мне кажется фокусом то, Саша, что ты делаешь с дизайном. И чудом то, Даша, что ты делаешь с рекламой. Вообще, я иногда думаю, что все люди ходят в очках с грязными стеклами. От этого у них всю жизнь отношения в стиле «твоя-моя не понимай». А у меня вообще очков нет. И меня захлестывает какофония человеческих чувств. Такой постоянный фон, знаете ли… — Она помолчала и добавила: — Поэтому я потребую от вас много калорий в виде чая с тортом.

— Ну тебя! — рассмеялись Даша и Саша.

Вера потянулась еще раз, потом встала и, прохаживаясь по комнате подобно Романенко, сказала:

— Однако продолжим наши рассуждения. Теперь вы поняли: ни один из ваших сотрудников в тот день, когда произошла кража, ее совершить не мог.

— В таком случае кольцо украл кто-то из обитателей этого дома, — сказала Даша.

— Ты права. Но кто это сделал, предстоит выяснить. И мне для того, чтобы решить эту задачу, необходима твоя помощь.

— Все, что мы можем…

— Я сейчас познакомлю вас со своим планом, только сперва мы чего-нибудь поедим, а то от этих детективных задач у меня разыгрывается дикий аппетит.

— Домашние пельмени будешь? — спросила Даша, повязывая фартук.

— Что за вопрос? Еще как буду! Когда ты успеваешь их готовить?

— Когда Саня уезжает к себе домой, я от тоски занимаюсь готовкой. Вот навертела три поддона и рассовала по пакетам в морозильник.

— С точки зрения гостьи, это очень хорошо, что вы живете врозь, иначе Дашке нечем было бы меня угощать.

Переглянувшись, друзья рассмеялись. Немедленно был накрыт стол, поставлена на плиту кастрюля с водой, нарезана зелень и натерт крупный чеснок в майонез — получился нехитрый соус. А вода уже закипела, и был извлечен из морозильной камеры пакет с замерзшими пельменями, стучащими друг о друга, как орехи. Изрядное количество пельменей было утоплено в кипятке, но вот уже они пошли всплывать… Через несколько минут Вера, Даша и Саша сидели за столом и блаженствовали. Организм требовал восстановления растраченных калорий, и растрата была перекрыта, пожалуй, даже с излишком.

— Помните, как у Жванецкого? — сказал Романенко. — «Не будем брать сто грамм водочки». Вот и мы так же. Не будем брать натертого сырочку и сыпать его на вторую порцию пельмешечек.

— Тебе можно, у тебя все равно вся еда в деятельность уходит, — сказала Вера, а Даша с наполненным ртом энергично кивнула.

Александру хотелось поговорить.

— Вот не понимаю, — сказал он, — откуда берутся такие Чернобаевы? Мне всегда казалось, что для успешного ведения дел, бизнеса, как сейчас говорят, нужны хоть какие-то мозги. А мозги предполагают наличие опыта и знания людей, отсюда же должна вытекать осторожность и способность сначала думать, а потом делать.

— Саша, — сказала Вера с улыбкой, — пора бы уже понимать, что для удачной коммерции наличие ума вовсе не обязательно.

— Все равно, — горячился Романенко, — не нравятся мне эти нынешние бизнесмены. Между прочим, в истории нашего города было достаточно таких примеров, когда человек не только наживал миллионы, но еще был щедр, умен и, главное, порядочен.

— Ага, — сказала Даша, — скажи еще, что ты как сейчас помнишь сахарозаводчика Терещенко.

Они рассмеялись, однако Романенко не унимался.

— А что, Терещенко — отличный пример для нынешних воротил. Занимался благотворительностью, строил больницы, дома, гимназии. Музеи, наконец! Интересно мне знать, назовут именем Чернобаева или кого-нибудь из городских миллионеров улицу в центре города? Да еще при жизни! Да еще такую красивую, с каштанами, липами и музеями.

Даша вздохнула, с сожалением глядя на своего возлюбленного.

— Сашуня, ты просто большой ребенок. Твой наив меня иногда достает. Ты лучше рисуй, сочиняй девизы, твори образы, у тебя это лучше получается. А в людях и их делах ты не разбираешься. Ну нельзя же быть таким инфантильным!

Александр пожал плечами и улыбнулся иронически, прищурив серые свои глаза.

— Кстати, — сказала Вера, — ты какого Терещенко имел в виду? Если Николу, то действительно, улица названа его именем. Только музеи он не строил. А если Федора Терещенко, брата Николы, то — да, это с его частной коллекции начался Музей русского искусства. Забавное совпадение, что он находится на улице его брата… Вся семья Терещенко пожертвовала около ста тысяч рублей на строительство другого музея, тогда Городского, а сейчас Национального. Мы с Олей называем его «Музей со львами». Иван, сын Николы, содержал Киевскую рисовальную школу, а Михаил, сын Ивана и внук Николы, пожертвовал на открытие консерватории, куда мы с таким удовольствием иногда ходим, да, Дашуня?

Даша моргнула растерянно. И она, и Александр смотрели на Веру с изумлением. Вера, чьи глаза из голубых стали совсем фиалковыми, улыбаясь и забавляясь, продолжила:

— А вот еще принято считать, что знаменитый Политехнический институт построил ваш любимый сахарозаводчик Никола Терещенко. И никто не помнит, что в строительный комитет вошли и сыновья Терещенко, и братья Лазарь и Лев Бродские, и тот самый коллекционер Богдан Ханенко, и графы Бобринские, барон Максим Штейнгель и другие. Но главное, не стоит заблуждаться насчет предпринимателей прошлого. Не спорю, нынешние малосимпатичны, однако что вы скажете на следующий факт: за свое меценатство старокиевские коммерсанты получали ордена и титулы, даже дворянство. В уставе государственных наград так и было записано: если кто-то за свой счет построит больницу, скажем, на двадцать мест и будет на протяжении трех лет ее содержать, он может быть награжден орденом Святой Анны. Так что до полного бескорыстия тут далековато!

Даша прокашлялась и спросила:

— Откуда ты все это знаешь?

— В одной книжке прочитала, — скромно потупилась Вера.

Романенко засмеялся.

— Даша, — сказал он, — разве ты не знаешь, что наша великая подруга разбирается во всем, что ей нужно для поддержания разговоров с людьми? У них, психологов, это называется «коммуникации». Помнишь, как мы ехали в такси и водитель завел речь о футболе? Мы с тобой к футболу равнодушны и тему не поддержали, а Вера внезапно стала рассуждать о клубах и игроках с опытностью заядлого болельщика. Хотя я не припомню, чтоб она с нами о чем-то таком разговаривала.