Подозреваемые

Нет! Не может быть. Он уже где-то видел эти глаза. Джо сделал несколько шагов к двери и вгляделся повнимательнее, чтобы удостовериться.

Сумка скользнула на пол. Из нее посыпались бутылки, газеты и какое-то тряпье. Банка из-под кока-колы загрохотала по полу и покатилась к сатуратору, ее жуткий, тревожный лязг вспорол тишину.

Увидев нацеленное на него ружье, Галлахер побелел от страха. Лихорадочно сунув правую руку под рубашку, он схватился за револьвер. Но было поздно. Дробь угодила ему в левую руку, и он завертелся волчком. Второй выстрел превратил его лицо в ужасную кровавую маску, в уцелевшем глазу застыли страх и неверие. Джо отбросило назад.

— Нет! Только не это! Только не после всего, что я пережила! — истошно заверещала Йетта Циммерман. Она попыталась крикнуть, но не смогла. Она издала только какое-то гортанное сдавленное бульканье.

Ей хотелось убежать, забиться в безопасное место, но ноги словно приросли к полу. А потом она увидела нацеленное на нее ружье. Йетта зажмурилась и закрыла лицо руками.

Глава 2

Тони Скэнлон сидел в конце длинной стойки в баре «Монт» и дулся в «Веришь — не веришь» с Дэви Голдстайном и Фрэнки Фэтсом. Было начало третьего. Дневной поток посетителей схлынул, и официанты начали готовиться к вечернему наплыву. Лишь несколько завсегдатаев сидели тут и там за столиками.

Скэнлон потягивал кофе. Он держал в руках четыре семерки. Это был мужчина с продолговатым узким лицом, темно-карими глазами и черными волосами, уже начинавшими седеть на висках. Красивый, среднего роста, хорошо сложенный, в свои сорок три года он выглядел довольно моложаво. Он то и дело озорно улыбался, и на подбородке обозначалась ямочка в форме неправильного треугольника. Если бы Эль Греко задумал написать портрет полицейского, то он не нашел бы лучшего натурщика.

Дэви Голдстайн, пятидесятилетний мужчина с совиной физиономией, был большим любителем гаванских сигар. Он курил их, вставляя в дешевый пластиковый мундштук, подделку под янтарь. Сосредоточенно кивая, Голдстайн объявил четыре тройки.

Остальные игроки внимательно изучали свои карты.

В другом конце стойки посетитель заказал «мартель».

Фрэнки Фэтс соскользнул со стула и вразвалочку двинулся вдоль стойки. На нем была белоснежная сорочка с расстегнутым воротником и обмотанный вокруг шеи, но не завязанный галстук, широкий конец которого волочился по стойке.

Бар находился на Уизер-стрит, крохотной улочке в одном квартале от эстакады на шоссе Бруклин — Куинс. Улочка служила границей между польским и итальянским кварталами Гринпойнт. Дома итальянского квартала были большей частью одно- и двухэтажными, построенными из дерева и дранки; улицы в обоих кварталах всегда сняли чистотой, а на зданиях, не в пример остальному городу, не было любительских рисунков и надписей. По понедельникам, средам и пятницам на тротуарах в Гринпойнт выстраивались аккуратные ряды мусорных баков, за которыми приезжал мусоровоз.

Фрэнки Фэтс вернулся и взгромоздился на стул. Заглянув в свои карты, он объявил шесть четверок.

Скэнлон объявил семь семерок.

Дэви Голдстайн не поверил.

Они показали друг другу свои взятки. Семерки Скэнлона выиграли. Он сгреб взятки остальных игроков. Они продолжали играть, когда зазвонил телефон, спрятанный под стойкой. Подняв трубку, Фрэнки Фэтс просиял. Увидев его маленькие, поросячьи глазки, устремленные на него, Скэнлон понял, что все намеченные на сегодня дела так и останутся не сделанными.

Четверг начался для Тони Скэнлона, когда он открыл глаза и протянул руку, чтобы заставить замолчать будильник. Он снова улегся на бок и принялся тихонько подбираться по широкой кровати к своей ночной подружке. Тони прижался к ней и заерзал. Она зашевелилась в такт, тихонько мурлыча, а потом перевернулась на живот, подсунула под себя подушку и раскинула ноги.

Он был уже на ней.

Салли де Несто всегда знала, когда мужчина кончит. Приподняв голову, она прошептала в сонном экстазе:

— Ну, Тони, давай вместе.

Она застонала за несколько секунд до его оргазма.

Скэнлон лежал на ней, переводя дух. Он позволил себе удовольствие дождаться, когда член сам выскользнет из ее лона. Попка была приятной и теплой. Скэнлон потерся о мокрую промежность подружки.

Подняв руку и взъерошив его взмокшие волосы, Салли де Несто прошептала:

— Тони, ты один из лучших мужчин.

— Разумеется, — ни с того ни с сего рассердившись, ответил он, скатился с нее на постель, переместился на край кровати и сел, протянув руку к протезу, который лежал рядом на стуле. Тони взял его и положил на колени, потом снял с культи левой ноги «носок», свернул его и положил рядом на кровать. Обеими руками растер культю. Сегодня она не очень чесалась. Вытащил из полости протеза другой «носок», натянул его на обрубок ноги, откинулся назад, приподнял культю и вставил ее в протез. Тони встал, уперся в пол обеими ногами и проверил, плотно ли прилегает сухожилие к специальной подставке внутри протеза.

Войдя в ванную, он сел на край ванны, снял с культи протез и «носок», сунул его внутрь, прислонил протез к стене и осторожно скользнул в ванну.

Спустя несколько минут Салли де Несто сидела в постели, прикрыв простыней грудь, и наблюдала за тем, как он одевается. Она и сама не могла объяснить, почему ей ужасно нравился этот одноногий мужчина. Откуда в ней столько жалости к нему? Ведь он не был таким, как все. Но справлялся со своим недостатком великолепно. Он совсем не хромал при ходьбе, у него была хорошая работа, глубокая ямочка на подбородке и какая-то едва уловимая животная аура, которая заставляла всех женщин обращать на него внимание. Пока он надевал брюки, сидя на кровати, она все спрашивала и спрашивала себя, отчего ей хочется знать о нем как можно больше. Наверное, тому было несколько причин: его совершенно не волновало, что она о нем думает. И еще эта сводящая с ума ямочка на подбородке и прекрасные глаза, всегда полные грусти.

Она часто думала о женщине, ставшей причиной этой грусти. Проститутки знают толк в грусти.

В этот четверг, в 10 часов утра, лейтенант следственного отдела Тони Скэнлон поставил свою машину на Фримэн-стрит, перед зданием 93-то участка. В кондитерской на углу купил три коробки сигар «Де Нобили». Выйдя из лавочки, прошагал полквартала по Фримэн-стрит, пока не дошел до самого ее конца на западном краю Бруклина.

Он взглянул на дальний берег Ист-Ривер, где высились сверкающие башни Манхэттена. На юге, где стояли «Башни-Близнецы», располагался Первый участок, севернее, возле здания торгового и делового центра — 17-й. Эмпайр-Стейт-Билдинг стоял на территории южного мидтаунского. Вот так, по участкам, полицейский изучает городские достопримечательности. Его грустный взгляд устремился к линии горизонта. Манхэттен. Место службы то же, но сама служба совсем другая. Тендерлайн. Когда-то он работал и там. Но это было в незапамятные времена.

Через шесть минут Скэнлон уже был в 93-м участке. Спросил дежурного офицера, чем он занимается. Седовласый очкастый лейтенант читал «Уолл-стрит джорнел». Исподлобья взглянув на Скэнлона, он проговорил:

— А чем здесь можно заниматься, Энтони?

Скэнлон обошел стол и приблизился к высокому зеленому шкафу, из которого достал журнал записей сообщений, пришедших по телетайпу. Он открыл журнал и прочел последние рапорты о происшествиях, потом просмотрел папку регистрации задержанных. За последние трое суток никаких арестов на их участке не было. Перелистывая папку, содержащую сведения о самых серьезных происшествиях, он наткнулся на сообщение восьмидневной давности. На шоссе Бруклин — Куинс взорвалась легковая машина, погибли четверо пассажиров и водитель.

Персональные задания он оставил напоследок. Они помогут ему понять, чем живет Служба, расскажут, кто и куда переведен. Инспектор из «Большого дома», как полицейские называли штаб-квартиру, переведенный в участок южного Манхэттена, пошел на повышение в северный бруклинский участок. Этому инспектору предписывалось представить все необходимые документы.