Дом подруги

— Я много раз думала, как же мне повезло. Большинство моих знакомых всю свою сознательную жизнь отчаянно старались доказать себе, что и они чего-то стоят, добиться большего, чем их родители. Конечно, по сравнению с ними я многого недополучила. У меня не было отца, который бы меня любил, но, с другой стороны, у меня не было и комплекса неполноценности, которым страдают многие из них.

— Наверное, вы правы, — кивнул Чарльз. — Мой собственный отец был весьма суровым человеком, большим эгоистом и к тому же довольно жестоким по натуре. Я долгое время ненавидел его, пока не понял, что в первую очередь сам страдаю от этого. Но, с другой стороны, это было неплохо, потому что ненависть к отцу подстегивала меня, придавая мне силы. Я хотел быть другим… не таким, как он. Я стремился к независимости.

— Понимаю… то же самое происходило со мной… Моя мать действовала на меня как катализатор. Я стремилась ни в чем не походить на нее.

— А что насчет мужчин? Они занимают какое-нибудь место в вашей жизни?

Я снова насторожилась.

— Были… несколько, — холодно бросила я.

— Не сомневаюсь, что были. Причем наверняка их было столько, что вы могли выбирать. Но мужчины, насколько я понимаю, для вас не главное. А случалось, чтобы вы вообще когда-нибудь подолгу жили с одним мужчиной?

Мне очень не понравился его тон — у меня появилось неприятное чувство, будто меня допрашивают. Но больше всего меня бесила покорность, с которой я отвечала на его вопросы. Конечно, разумнее всего было бы посоветовать ему не совать нос в чужие дела. Но я продолжала покорно отвечать, словно этот человек имел право знать обо мне все.

— Да… пару раз.

— Но вас это не устраивало?

— Нет.

— Похоже, вы чего-то боитесь? Но чего? — спросил он, глядя мне прямо в глаза.

— Вы пренебрегаете мною, Чарльз, — капризно протянула сидевшая слева от него немолодая дама. Видимо, услышав его последние слова, она теперь сгорала от любопытства, желая узнать, о чем речь. — Думаю, не ошибусь, если предположу, что эта юная леди, — она бросила на меня такой взгляд, что я мигом покрылась «гусиной кожей», — совершенно вас очаровала.

— И вы абсолютно правы, — кивнул Чарльз, ничуть не смутившись.

Однако он послушно повернулся к ней и даже задал какой-то вопрос о ее муже. Судя по обрывкам фраз, муж в настоящее время находился в Америке, где занимался чем-то невероятно скучным. Разговор затянулся.

До конца обеда беседа оставалась общей. Так продолжалось, даже когда мы перешли в студию. Мы с Мин и Чармиан остановились возле камина.

Я вдруг почувствовала, что меня тронули за руку.

— Пойдемте, — прошептал Чарльз. — Я ведь обещал, что покажу вам нечто прекрасное. — Он взял меня под руку, и мы вышли в холл.

— Это Горас, мой секретарь и доверенное лицо, — объяснил он, взяв пальто из рук молодого человека и помогая мне надеть его. Горас, невысокий юноша в громадных очках и с черными волосами, стоящими ежиком у него на голове, слабо улыбнулся.

Пальто оказалось сделанным из тончайшей ангорской шерсти, невероятно теплым и легким. От него исходил слабый запах сигар. Я была слегка заинтригована… надо сказать, все это мало походило на попытку соблазнения. Чарльз провел меня через несколько комнат, пока мы не оказались, как я решила, где-то в задней части дома. Потом мы вышли во дворик, где уже успели расчистить снег. На небе ярко сияла луна, то появляясь, то снова пропадая за облаками. Откуда-то сбоку, из одного из открытых стойл, лился свет.

— Все в порядке, Бенни, я только пару минут полюбуюсь на нее и всё, — бросил Чарльз, обращаясь к незнакомому мне коротышке в кепке, от которого исходил явственный аромат конюшен.

Бенни вежливо приложил руку к кепке, приветствуя меня, и ушел.

— Пошли. Не бойтесь.

Как ни странно, этот легкий намек на мою трусость нисколько меня не задел, потому что, если честно, я и вправду почувствовала, как страх заползает в мою душу. Чарльз взял меня за руку, решительно втащил внутрь и запер за нами дверь. Лошадь бегала взад-вперед, насколько ей позволяла накинутая на шею веревка. Увидев нас, она шумно втянула носом воздух, выкатила глаза и задергала головой. От страха она вся дрожала. Шкура ее вдруг подернулась рябью, словно поверхность воды, когда подует ветер, огромные копыта прогрохотали по полу. Чарльз негромко заговорил с ней, пытаясь успокоить встревоженное животное. Он что-то нежно ворковал, а я, стыдно признаться, вжалась спиной в дверь и молила Бога только о том, чтобы проклятая скотина не затоптала меня своими копытами. Потом Чарльз, подойдя к лошади, положил руку ей на голову и принялся осторожно почесывать ей холку, все время приговаривая что-то негромким, спокойным голосом. Видимо, это подействовало — немного успокоившись, лошадь перестала дрожать и спустя несколько минут застыла словно завороженная. Она стояла так тихо, что ей бы позавидовал даже ослик, покорно катающий детей по пляжу.

— Это Астарта. Самая лучшая кобыла из всех, которые у меня были. Ну разве она не прекрасна?

— Очаровательное создание. Только… эээ… очень большое.

Рука Чарльза погладила ласково спину кобылы, и я заметила, как она вздрогнула от удовольствия, но не двинулась с места, только, повернув голову, посмотрела на хозяина влажными карими глазами. Тогда я начала смутно подозревать, что меня привели сюда не случайно — невольно напрашивалась некая аналогия между этой нервной, породистой кобылой и мной. Видимо, Чарльз решил намекнуть, что со временем ему удастся так же подчинить меня себе, как удалось добиться покорности от кобылы.

— Вы замерзли, — прошептал он, положив руки мне на плечи.

— Совершенно заледенела!

— Вы такое нежное создание, да? — насмешливо прошептал он.

Не знаю, почему, но внезапно у меня защипало в носу, я едва сдержалась, чтобы не расплакаться у него на плече. Дурацкое желание, верно? Слава Всевышнему, я этого не сделала, но только потому, что вовремя зажмурилась и заставила себя думать о чем угодно, только не о Чарльзе.

Вдруг его руки упали, и Чарльз самым невозмутимым тоном добавил:

— Пора возвращаться. Наверное, все уже ломают голову, куда мы подевались.

Мы в молчании пересекли двор и подошли к дому. Бенни снова вырос, как из-под земли. Наверняка поджидал нас.

— Решили сказать ей «спокойной ночи», да, начальник?

Чарльз молча кивнул. Я сбросила пальто на руки Горасу, дожидавшемуся нас в прихожей. Даже китайские императоры вряд ли могли похвастаться более вышколенными слугами, чем у Чарльза, решила я, улыбнувшись Горасу, но тот с невозмутимым видом отвел глаза в сторону. Лицо его было непроницаемым. Я почувствовала себя неловко — словно нищая попрошайка, прицепившаяся к раззолоченной карете принца Уэльского. Было немалым облегчением вернуться в гостиную, вновь увидеть перед собой толпу ничем не примечательных лиц, услышать смутный ропот голосов и шелест вечерних платьев — словом, вновь окунуться в знакомую атмосферу английского званого обеда в загородном поместье.

Домой нас отвез Роберт. Я уселась рядом с ним, а Мин — на заднее сиденье. Всю дорогу до дома она трещала, не переставая:

— Такое удовольствие там бывать. Правда? Обожаю Чарльза. А ты что о нем скажешь, а, Дэйзи? Он-то явно сразу на тебя глаз положил. Впрочем, я знала, что так и будет.

— Ты, похоже, тоже ему нравишься, — бросила я, взвешивая каждое слово, поскольку помнила, что рядом сидит Роберт.

— Да что ты? Вот здорово! Повтори, что он сказал! — в полном восторге закричала Мин.

— Сказал, что ты умная, искренняя и… и что сердце у тебя доброе. Что-то вроде этого, одним словом. И еще сказал, что ты эксцентричная.

— Да ну? Неужели так и сказал? — удивилась Мин. — Да ведь я самая заурядная женщина. Ну, кто я — ращу детей, веду дом, да и то не ахти как…

— Знаешь, по-моему, он вовсе не это имел в виду. Как бы это тебе объяснить… Понимаешь, Чарльз говорил о чем-то таком, что не сразу бросается в глаза. Что-то о твоей абсолютной искренности и порядочности… о том, что в тебе нет ничего искусственного.