Дом подруги

— Добро пожаловать. Вы позволите мне называть вас Диана? — спросил он, не выпуская мою руку, которая казалась ледяной и твердой, словно только что вынутая из холодильника замороженная баранья нога. А может, мне так просто показалось из-за того, что его собственная рука была горячей.

Во всем его облике сквозила бьющая через края жизненная сила — как у человека, ведущего здоровый образ жизни и питающегося только тем, что полезно. У него был настолько цветущий вид, что на его фоне стоявший рядом Роберт казался усталым и подавленным.

— Конечно, — пробормотала я, улыбнувшись в ответ.

— Вы совсем не такая, как я ожидал.

Чарльз, взяв меня под руку, повел знакомить с остальными гостями. Естественно, сейчас я уже не могу вспомнить ни одного имени, да и лиц их тоже уже не помню.

Наконец пригласили к столу, и мы перешли в столовую. Тут тоже в камине пылал огонь, а восхитительно теплый воздух был напоен ароматом оранжерейных лилий, расставленных по углам в каждой комнате. Все в Майлкросс-парке поражало беззастенчивой роскошью — в особенности по сравнению с домом Мин. Диваны были мягче и удобнее, столы длиннее, и полировка их сверкала ярче, портреты на стенах не так потемнели от времени, ковры были намного толще, а свечи в канделябрах сияли так, что было светло, как днем.

В одном углу столовой красовалась исполинских размеров гранитная статуя, прихотливо истыканная высверленными тут и там отверстиями и, на мой взгляд, сильно смахивавшая на огромную окаменелую морскую губку.

— Как она вам? — поинтересовался Чарльз, заметив, что я не могу оторвать от нее глаз. Как раз в этот момент мы двигались вдоль огромного обеденного стола, читая расставленные возле тарелок карточки с именами гостей.

Он наклонился над столом и быстрым движением незаметно поменял две карточки.

— Тут какая-то ошибка. Вы сидите рядом со мной. Беатрис, — окликнул он женщину в темно-синем вечернем платье, на которую я давно уже обратила внимание — с таким самоуверенным, снисходительным видом она командовала, где кому сидеть, — а вы тут.

Мы с Чарльзом уселись в дальнем конце стола. Чарльз с лукавым смешком поставил карточку с моим именем возле моей тарелки. Лицо Беатрис вспыхнуло яростью, и она с такой силой встряхнула салфетку, словно отгоняла ос. Смутившись, я отвернулась и заметила, что Чарльз украдкой наблюдает за мной.

— Знаете, похоже, теперь эта женщина возненавидит меня до конца дней своих, — пробормотала я, тщетно пытаясь выдавить из себя улыбку.

— Да, меня бы это нисколько не удивило. Говорят, Беатрис — весьма заметная фигура в местных кругах. Но ведь вы же тоже достаточно известная особа, так что вас это не должно особенно волновать.

— Меня это не волнует в первую очередь потому, что в понедельник я возвращаюсь к себе в Оксфорд. Так что пусть себе злится на здоровье.

— Неужели? Как жаль. Кстати, вы так и не ответили мне. Помните, я спросил, что вы думаете по поводу той гранитной глыбы.

Я оглядела скульптуру придирчивым взглядом. Честно говоря, на мой вкус она была никакой — ни красивой, ни уродливой, ни даже сколько-нибудь интересной.

— Знаете… как-то не очень.

— Отлично. Рад, что вы не пытались солгать — даже из вежливости. Я бы сказал, что она просто ужасна. Она называется Пассендаль [9].

— Неужели? Господи помилуй, интересно, почему?

— Наверное, художники воображают, что, если они пишут картину или ваяют скульптуру, особенно, используя какую-нибудь серьезную тему, это придает их работе некое значение. А что может быть серьезнее, чем воспоминание об ужасах мировой войны?

— По-моему, звучит несколько цинично.

— Да, верно. И в любом случае это несправедливо. Но я покупаю подобные вещицы, потому что потом, когда они начнут цениться — лет этак через двадцать — тридцать, — я смогу избавиться от них без малейших угрызений совести. Честно говоря, я едва замечаю их — для меня это те же обои. Только обои, в отличие от этих штук, все же имеют какую-то ценность. Подождите, после обеда я покажу вам пару по-настоящему стоящих вещиц.

— Мин говорила, вы разводите скаковых лошадей. В Южной Африке вы занимались тем же самым?

— Нет. Нам принадлежал участок земли, а потом, лет двадцать назад, там обнаружили залежи угля. Пришлось мне в спешке учиться горному делу. Ни на что другое просто не оставалось времени. Но моей мечтой всегда было вернуться в Англию и разводить лошадей. Видите ли, мой дед был англичанин. И он всю жизнь тосковал по родине.

— Вам тут нравится?

— Представьте, да. В основном — да. Англия маленькая, но я потихоньку начинаю привыкать.

— В географическом смысле, вы имеете в виду?

— Да, и в этом смысле тоже. Наверное, я подвержен ностальгии — это, так сказать, наследственное. Однако мне нравится жить в деревне. И я люблю этот дом. Мне нравятся англичане… такие, как Мин, к примеру. Они эксцентричны, и при этом даже не подозревают об этом.

— Это Мин-то эксцентрична? Вот уж никогда бы не сказала!

— Да, так мне кажется. Она такая искренняя, такая чистосердечная… не стесняется быть самой собой. Посмотрите, вон она как раз беседует с мужем Беатрис. Бедняга даже не понимает, о чем она говорит. Взгляните, как он разрывается между скукой и неприятным сознанием собственной неполноценности. Зато Мин нисколько не интересуется тем впечатлением, которое она производит, — ей куда важнее высказать то, что она думает. Очень необычно, вы не находите? Я бы назвал это эксцентричностью. Ну и конечно, она весьма привлекательная женщина… хотя сегодня от нее несет какой-то дрянью вроде средства от насекомых.

— Стало быть, насколько я могу судить, вам не нравятся женщины вроде этой Беатрис? И тем не менее… — Я помялась, гадая, как бы поделикатнее высказать свою мысль.

— И тем не менее я бы не прочь ее соблазнить — вы это хотели сказать? Да, конечно. А почему бы и нет? Даже ее муж согласился бы, чтобы я спал с его женой, если это откроет ему доступ в мою ложу на скачках. Да и Беатрис совсем не прочь стать моей любовницей.

Его слова меня поразили. Самодовольство, почти надменность, с которой это было сказано, неприятно резали слух.

— Очень вкусно, — пробормотала я, желая перевести разговор в русло, по моим представлениям, более подходящее для званого обеда. Чарльз откинулся на спинку стула.

— Мне хотелось бы получше узнать вас. Мин, когда звонила в пятницу, сказала, что вы старые подруги, только она не видела вас с тех пор, как вы окончили Оксфорд. Честно говоря, меня это немножко напугало — я вообразил себе этакий «синий чулок». Ну, вы понимаете — жилистую, похожую на лошадь особу в старомодных туфлях, словом, типичный «ученый сухарь».

В нескольких словах я рассказала ему о себе, постаравшись сделать это как можно короче. Так же, как перед этим Мин, я особо не вдавалась в подробности. Чарльз слушал молча, не отрывая глаз от моего лица и не перебивая. Когда я закончила, он нахмурился. Лицо его стало задумчивым.

— Звучит как-то очень гладко — так, словно ваша жизнь была продумана заранее, — наконец проговорил он.

— Не поняла — вам это не нравится?

— Нет, нет, что вы! Ни в коем случае. Просто я несколько удивлен, знаете ли… такая жизнь достойна восхищения… правильная, строго подчиненная однажды выбранной цели, успешная и вместе с тем полная удовольствий и красоты, которая доставляет вам радость. Ни одного неправильного шага! Или, может быть, вы просто не хотите говорить о своих ошибках? Впрочем, с чего бы вам это делать?

— Мне нечего скрывать, — рассмеявшись, бросила я. Но у меня по-прежнему было неприятное чувство, словно я защищаюсь. — Конечно, я тоже порой делаю ошибки. Но, по-моему, все это не настолько интересно, чтобы это обсуждать.

— Расскажите мне о своей семье. Может быть, я излишне любопытен? Тогда прошу извинить.

Естественно, я невольно почувствовала себя польщенной таким неприкрытым интересом к моей особе. Я рассказала ему о своих родителях, попытавшись сделать это в шутливой форме, чтобы не быть заподозренной в каком-то фрейдистском комплексе. Я даже зашла настолько далеко, что поведала ему о второй (и последней) встрече с отцом — как раз незадолго до его смерти. Вся встреча продолжалась не более получаса. Он умер от рака два месяца спустя после этого события, оставив мне все, что у него было… не слишком много, поскольку все эти годы он сам жил на эти деньги, но вполне достаточно, чтобы я смогла приобрести дом и не особенно нуждаться.

9

Битва при Пассендале — одно из известных сражений Первой мировой войны.