Я сказала правду

Но теперь они снова стали такими же, как обычно.

– У меня такое ощущение, что мы ужинаем с какими-то дикими туземцами, – произнесла двоюродная бабушка Адельхайд, которая сидела через два места от меня. – В наше время дети совсем не умеют себя вести. Когда мы были маленькими, нас били розгами, если мы не сидели тихо.

Это замечание очень заинтересовало Арсениуса и Хабакука. Они попросили бабушку Адельхайд рассказать поподробнее, и та поведала, как однажды учитель ударил ее так, что у нее кровь по ногам текла. Арсениус и Хабакук были в полном восторге.

– И когда же это было? – спросила двоюродная бабушка Элсбет (по крайней мере, я думаю, что это была Элсбет) с другого конца стола.

– Хм, в тысяча девятьсот... Хотя, может быть, я это тоже видела в каком-то фильме, – задумалась двоюродная бабушка Адельхайд.

– Красивое платье, – подметила Тина. – Тебе очень идет. Ты похудела, да?

– Может быть, немного.

– Я бы тоже предпочла платье, – жалобно сказала Тина. – Но мама настояла на этом брючном костюме...

– Он выглядит очень даже неплохо, – пыталась поддержать я сестру.

– Жалко только, что он цвета какашки, – добавил Хабакук, а Арсениус ту же завопил:

– Цвета поноса! Мама наложила в штаны! Мама наложила в штаны!

Дедушка Август вытащил какой-то листок из кармана.

– Мои стихи. Я без очков не вижу. Прочитай мне их, пожалуйста, моя дорогая внучатая племянница, – обратился ко мне дедушка.

– «Слушай, кто-то там идет, холла хи, холла хо, – прочитала я. – Наверное, это мой милок, холла хи-ха-хо». Дедушка Август, это оригинальный текст песни, ты должен сочинить свой.

– Да-да, – согласился тот. – Но мне как-то ничего в голову не пришло.

Мой сотовый в сумке заиграл симфонию «Юпитер».

– Теперь этот зануда мне совсем не даст выступить, – запричитал двоюродный дедушка Густав. – А я так люблю петь. Это несправедливо. Я знаю столько прекрасных песен и пою просто великолепно. Женщины штабелями укладывались к моим ногам, когда я пел.

– Откуда эта прекрасная музыка? – поинтересовалась двоюродная бабушка Адельхайд.

– Из сумки Герри, – пояснила Тина. – Герри! Мы должны отключить сотовые.

Я вынула телефон из сумочки.

– Да, – прошептала я в трубку.

– Привет, милая. Чем занимаешься? – как ни в чем не бывало, спросил Оле.

– Он хочет оставить меня за бортом! Боится, что я привлеку к себе все внимание своим выступлением, – жаловался двоюродный дедушка Густав. – С этой его дурацкой игрой на пианино!

– Оле, сейчас неподходящий момент. Я на серебряной свадьбе в «Лексингтоне», о которой я тебе рассказывала, и сотовые здесь под строжайшим запретом, – прошептала я.

– В «Лексингтоне»? Ты уже видела Миа?

– Нет, пока еще нет, – ответила я. – Но у меня с собой перцовый баллончик на всякий случай.

– И как это сумка может играть такую красивую музыку? – удивлялась двоюродная бабушка Адельхайд. – Я тоже такую хочу, Генрих. Спроси у Герри, где они продаются.

– Чарли сказала, что ты подписала договор аренды на новую квартиру, это правда? – спросил Оле.

– Да, все верно. Это отличная квартира в южной части города. А я тебе разве не рассказывала об этом? Вчера я получила ключи.

– Нет, мне ты не рассказывала, – ответил Оле. – Видимо, ты забыла. Тебе не кажется это немного странным?

– Что именно?

– Ну, что все знают о твоем переезде, а я, твой друг, не знаю.

– Оле, ты не мой друг – ну, то есть, конечно, ты мой друг, но не в этом смысле...

– А зачем тебе вообще нужна новая квартира? Ты можешь переехать ко мне – хоть сейчас!

– Спасибо за предложение. Но – нет, спасибо.

– Герри, все эти игры, чтобы потянуть время, тебя недостойны, – произнес Оле.

– Оле, это никакие не игры!

– Ты уже несколько недель держишь меня на расстоянии. Если это не игра, то что?

– Горькая правда, – сказала я, но Оле не засмеялся.

– Я хочу получить четкийответ. Только это меня устроит. Ты любишь меня или не любишь? Ты хочешь быть со мной или нет?

– Конечно, я очень, очень тебя люблю, Оле, ноя...

– Герри!Убери эту штуку, тетяАлекса идет! – прошипела Тина.

– Э-э... знаешь... я сейчас не могу говорить... – прошептала я, спрятавшись за двоюродным дедушкой Генрихом.

– Да или нет? – продолжал настаивать Оле. – Тебе нужно просто сказать, да или нет. Это не так уж сложно.

– А какой был вопрос?

– Герри, не перегибай палку!

– Пожалуйста, Оле, я...

– Ты хочешь быть со мной? Да или нет.

– Что такое? Здесь кто-то не выключил сотовый? – услышала я грозный голос тети Алексы.

– Оле...

– Сумка Герри может играть музыку, – сообщила двоюродная бабушка Адельхайд.

– Да или нет? – спросил Оле.

– В данный момент, скорее, нет. Извини. Не люблю, когда мне к виску приставляют пистолет.

– Понятно, – протянул Оле. – Значит, ты хочешь и дальше играть в прятки.

– Ты хочешь получить ответ...– начала я, но Оле уже положил трубку. Я зашвырнула сотовый в сумку как раз вовремя, за секунду до того, как меня обнаружила тетя Алекса.

– Чтобы больше из твоей сумки я ни звука не слышала.

– Яблоко от яблони, – плаксиво заметил двоюродный дедушка Август. – Ее сын от меня тоже ни звука слышать не хочет. С нами, стариками, нельзя так обращаться.

– Хочешь, мы за тебя сочиним стихи, дедушка Август? – предложил Арсениус. – Мы с Хаба- куком здорово умеем рифмовать. Вот послушай. Если бы у меня тоже была гангрена, холла хи, холла хо, не избежать мне твоей красоты плена, холла хи-ха-хо.

– И еще что-нибудь со словом «какашка», – предложил Хабакук.

– Неплохо, – произнес дедушка Август. – Вот только у меня нет гангрены. Попробуйте найти слово, которое рифмуется с искусственным мочеиспускательным каналом.

После такого предложения Арсениус с Хаба- куком надолго прикусили языки.

– Знаешь что? – Меня вдруг посетила гениальная идея. – Я подарю тебе свои стихи, дедушка Август. Посмотри, я так крупно их напечатала, что ты сможешь прочитать их даже без очков. – И, вероятно, они были не так плохи, как я думала, потому, что этот простофиля кузен Гарри включил их в свой юбилейный сборник, не редактируя.

Мой двоюродный дедушка Август был тронут.

– Ты сделаешь это для меня? Подаришь мне свое великолепное выступление? Ты настоящий ангел, милая моя племянница.

– Да, я знаю. Но это не повод хватать меня за бедро!

– Ах, – произнес Август. – А я и не заметил. А потом мы с тобой вместе станцуем венский вальс, да?

– Похоже на то, дедушка Август, – пробормотала я.

– Банкет открыт! – торжественно объявил дядя Фред, и Арсениус с Хабакуком тут же вскочили и понеслись вперед.

– Берите только то, что любите! – закричал Франк им вслед. Его можно понять, бедняжку, ведь именно ему придется доедать все, что останется у детей в тарелках.

– Лучше пойди с ними, – попросила Тина. – Иначе они опять начнут с десерта, и тетя Алекса будет читать мне лекцию о воспитании.

В прошлый раз Арсениус и Хабакук с необычайной легкостью расправились с мороженым, которое было рассчитано человек на двадцать. И все было бы не так уж плохо, если бы потом их не вырвало примерно половиной съеденного. Куда именно их вырвало, я вам говорить не буду на случай, если вы вдруг сами сейчас едите.

Я подождала, пока схлынет первый поток, а потом подошла с Хизолой к банкетному столу. На подобного рода семейных праздниках еда всегда отменная и ее бывает в достатке – это я, чтобы сказать хоть что-нибудь позитивное о вышеупомянутых сборищах.

– Сейчас я покажу тебе, что нужно обязательно съесть, когда идешь на праздник вроде этого. Некоторые вещи выглядят не очень впечатляюще, но они очень вкусные. А другие блюда можно спокойно пропустить.

– Я все равно ничего не могу есть из-за дурацких скобок на зубах, – поведала Хизола.

– О, бедняжка. И сколько их тебе еще носить? – спросила я.

– Четыре месяца, – тоскливо ответила девочка. – На последнем празднике, который мы устраивали с классом, за них зацепился кусок шпината, а я не заметила. С тех пор все в классе называют меня пиццей со шпинатом. Ни один мальчик не хочет целоваться с пиццей.