Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 67 из 114

Не понял.

— А змейсы причём?

— Ну как же? Из их слюны его и делают — зелье-то. — Приворотное зелье из парализующего яда?! Когда первое удивление прошло, мысли в голову полезли исключительно похабные. — Погоревала, невеста-то, да решила, что если зелье приготовит, то и силу докажет, и парень от неё точно никуда не денется. Начала тварей прикармливать, чтобы привыкли к ней, да в руки дались, а жениху любопытно стало, куда это его суженая каждый вечер бегать повадилась — известно ведь, за этими девицами глаз да глаз нужен. Вот он однажды и решил проследить. Выгладывает на поляну — а девка сидит, тварь на коленях держит, и яд с клыков в миску сцеживает, уже почти полную набрала. Ну, тут он и сказанул чего-то, от удивления, не иначе. Что тут началось — тварь верещит, девка кричит, вскочила, миску с ядом опрокинула — часть на землю, часть на себя, и от того яда сама в змейсиху превращаться стала. Только на прощание бывшему жениху хвостом махнула, и улетела. А на поляне, в том месте, где яд пролился, цветы проросли, Змеиные Слёзы. Сейчас-то, за столько лет, поди, уже всю поляну затянули.

Разум выцепил из рассказа самое главное.

— Постойте, вы хотите сказать — у вас тут Змеиные Слёзы растут?! — Климат, конечно, не слишком подходящий, но чем леший не шутит. Это же самая дорогая трава из тех, что на зелье поиска идут. И период сбора для неё ещё не закончился.

Рассказчик важно кивнул.

— Растут. Аккурат с той самой поры и растут — как раз на поляне рядом со старой мельницей.

 

Телега неспешно миновала вросшие в землю деревенские ворота, и покатилась по сонной улице, сверкающей вчерашними лужами в закатных солнечных лучах не хуже, чем столичные особняки — стеклянными окнами.

Привычная лошадь сама, без подсказок возницы, выбирала дорогу, и вскоре остановилась у невысокого забора, подпёртого изнутри по всей длине густыми зарослями малины.

Данх с кряхтением привстал, и обернулся к воротам.

— Каська-а-аа, открыва-а-ай! Вот и доехали, ваша милость. Здесь — кума моя вдовая с сыновьями живёт. Трактира-то в этой деревне нет, как сгорел годов пять назад, так и не отстроили. Путники обычно у неё с тех пор и останавливаются.

Из дома выглянул лохматый парень примерно моих лет, но в три раза крупнее. При виде Данха простодушное лицо озарилось радостной улыбкой, и он живо соскочил с высокого крыльца. В дверь тут же высунулись ещё две любопытные мордашки — лет двенадцати и десяти, пожалуй.

— Здравы будьте, фэт. Дядька Данх! Давно вы к нам не приезжали. — Сияющий парень споро отворил ворота, и, ухватив кобылу под уздцы, завёл в небольшой, но опрятный двор. Мужик спрыгнул с телеги, и с кряхтением потёр отсиженные места. Я тоже слез, и осторожно потянулся. Не к месту вспомнились набитые конским волосом бархатные сиденья в карете Кайтега. Может, стоило бежать немного попозже?

— Да, давненько не приезжал. С Весенин, почитай. Как у матушки здоровье? Про братьев не спрашиваю — отсюда вижу, что у этих бандитов всё в порядке.

Кас грозно нахмурил светлые брови в сторону «бандитов». Мальчишки расхохотались в голос, и, хором поздоровавшись, кинулись распрягать и обихаживать лошадь.





Убедившись, что младшие при деле, парень обернулся к нам.

— Матушка тоже здорова, сейчас вот на реке — стирать пошла. А вы, господин, у нас остановиться хотите? Комната хорошая, чистая, вы не сомневайтесь. А уж как мама готовит! Такого, небось, не во всяком замке попробуешь.

 

На счёт еды парень не соврал, и это несколько примирило меня с клопами, которых я обнаружил в постели. Худая, болезненного вида женщина — Насья, кума моего попутчика, суетилась, расставляя по чисто выскобленному столу горшки, горшочки, кувшины, миски, накрытые плетёными крышками блюда, и запах от всего этого шёл такой, что хотелось съесть всё сразу, и вместе с посудой. К сожалению, больше в меня уже просто не лезло, так что я вяло ковырялся в миске, прикидывая, смогу ли запихнуть ещё один кусок, и слушал болтовню Данха. В перерывах между историями этот достойный человек съел больше, чем мы пятеро вместе взятые, и теперь примеривался к блюду с пирогами.

От прослушивания по второму разу истории интереснее не стали, и я решил совместить полезное с полезным: перевести разговор на нужную мне тему и потренироваться в «слепом» ментальном воздействии. Что-то мне не понравилось, как туго прошло убеждение на дороге. Конечно, неудобно колдовать, когда не видишь, что творишь, но по сравнению с недавними фокусами с бадейками… Сейчас всё просто великолепно.

От моего воздействия Данх сбился с мысли, и потёр лоб, пытаясь вспомнить, о чем он говорил. Леший, топорно вышло. Если жизнь сведёт, надо будет ту синеглазую фаэту ещё раз в кондитерскую пригласить, поболтать на профессиональные темы.

Насья удивлённо воззрилась на примолкшего родственника.

— Дан, ты что? Подавился? Али пироги зачерствели?

Селянин ещё раз растерянно потёр лоб.

— Что ты, Насья, чтобы у тебя — да еда невкусная была? Таких пирогов, поди, у графа не попробуешь. — В подтверждение своих слов он отхватил изрядный кусок, и принялся с удовольствием жевать. — О чём бишь я? Ах да, о дочке мельниковой. Как раз по пути сюда господину Терриху рассказывал…

— Тише ты, баламут старый! Нашёл о чём к ночи поминать. — Женщина сверкнула глазами на опешившего Данха.

— Нась, да ты чего? Это ж когда было! Или являться пропажа-то начала?

— Пропажа — не пропажа, а только на ночь такие истории поминать не след. Нечисто там.

Насья замолчала, и я решил, что пора проявить здоровое любопытство.