Страница 65 из 111
— Слава Ретиарию, любимцу Геракла!
Построившись в две параллельные колонны, гладиаторы гордым шагом триумфаторов покинули арену. Толпа с удовольствием бросала им лавровые венки и пучки цветов. Лейтенант снял шлем, обнажив покрытую потом и пылью голову. Это вызвало бурю восторга у женской части зрителей. Даже почтенные матроны, сидевшие отдельно от своих мужей, кричали:
— Соверши еще один подвиг, любимчик Геракла! Трахни двенадцать девственниц!
— Пощупай мою грудь — не пожалеешь!
— Делай со мной что хочешь!
Гладиаторы довольно ухмылялись, слушая все это неприличие. Сегодня ночью не только красавчику-Ретиарию, но и всем им должно было перепасть немало удовольствий, щедро оплаченных возбужденными кровью римлянками. Прямо на глазах арена с удивительной быстротой очищалась от трупов людей и коней. Рабы-служители торопились еще и для того, чтобы драгоценная кровь убитых не успела впитаться в песок. Каждую оставшуюся каплю можно было дорого продать все тем же женщинам. Римлянки высоко ценили возможность омыть тело и волосы кровью гладиатора: согласно поверьям, она повышала детородную способность.
— А теперь по велению великого императора и великого артиста Неро Клаудиуса Цезаря Друзуса Германикуса мы покажем спектакль, подобного которому еще не доводилось видеть жителям Рима! Я счастлив представить миф о Пасифае!
При этих словах гладиаторы, уже вошедшие в темные коридоры внутренних помещений цирка, заинтересованно закрутили головами, явно заинтригованные объявлением. Навстречу им провезли тележку с совсем юной девушкой. Ее руки и ноги были привязаны к специальному «козлу» так, что между нежной плотью раздвинутых ягодиц ясно виднелись губы половых органов. Гладиаторы тут же начали отпускать по этому поводу похабнейшие шутки. По лицу девушки ручьем катились слезы. Она шептала слова какой-то молитвы. Судя по упоминанию в них Иисуса, приговоренная к смерти в ходе очередного «спектакля» императора была христианкой.
— А кто такая Пасифая? — спросил Лейтенант Фирмуса, на секунду забывшего о своей кровоточившей роже и довольно потиравшего гениталии.
— Эх ты, неграмотный варвар! Это та, которую на Крите изнасиловал бык! Мать Минотавра! Понял? Великий император Нерон, дай ему здоровья и силы всеблагий Юпитер, любит устраивать такие представления!
— И что же с нею будет? — похолодев, спросил наш герой.
— То и будет! — засмеялся Фирмус и тут же застонал от боли в ране. — Эту сучку лишит девственности бык с Крита! Жаль, что ей суждено умереть! Глядишь, забеременела бы, как Пасифая!
Лейтенанта чуть не стошнило. Не заметив его реакции, Фирмус продолжал:
— Надо поторопиться с переодеванием! Глядишь, Ланиста разрешит посмотреть! Я такое уже раз наблюдал, но только с бабуинами! Вот уж они потешились!
Поздно вечером Ретиарий сидел в своей келье и при свете масляной плошки натирал отваром из целебных трав полученные днем ссадины, порезы и кровоподтеки. Несмотря на то что на совесть сделанные доспехи выдержали все удары противников, они не могли полностью уберечь от яростной энергии бившихся за свою жизнь гладиаторов. Плошка находилась в сплетенном из веревок гамаке, подвешенном под потолком. Это веревочное сооружение наш герой обычно использовал в качестве «макивары» для отработки ударов, положив в гамак набитый песком мешок. Но в сегодняшнем кошмаре ему было не до совершенствования навыков каратэ, полученных в ином столетии. Дверь открылась, и в келью с довольным видом вошел Ланиста. Как всегда при виде этого человекообразного, наш герой испытал приступ отвращения.
— Как поживает мой юный герой? Любимчик мужчин и женщин великого Рима? Смотри, главное — чтобы ничего не случилось с твоим лицом! Конечно, со временем небольшой мужественный шрам даже украсил бы повзрослевшего героя, но сейчас он лишит тебя очарования юности! Эх, клянусь Афродитой, был бы ты простым рабом, я бы тебе…
— Чего надо? — грубо оборвал его Ретиарий.
Ланиста тут же утратил свой довольный вид. Если бы на месте Ретиария был кто-то другой, он поговорил бы с обнаглевшим рабом по-своему! Так, что тот потом месяц лечил бы голову и задницу! Но этот парень сейчас являлся самым популярным после императора мужчиной в государстве. Любая грубость по отношению к нему могла обернуться неприятностями и, главное, потерей больших денег. Поэтому Ланиста подавил свою гордость (которой, честно говоря, у него было не так уж и много):
— Извини, мой нежный мальчик, если я задел твое самолюбие! — сладким голосом промолвил Ланиста. — Твой неотесанный мужлан-владелец принес прекрасную новость! К тебе просится на свидание одна знатная дама! Клянусь памятью своей мамаши, она явилась не для того, чтобы обсуждать труды Аристотеля!
— Я не хочу никого видеть! — так же резко ответил Лейтенант, с вызовом глядя в глаза Ланисты, маслянисто поблескивавшие в мерцающем свете плошки.
Показная доброта быстро покинула лицо хозяина школы гладиаторов. Холодным тоном он сказал:
— Что ж, может, это и так! Но, мой мальчик, в этот раз тебе придется подчиниться! Возвращать такие деньги лишь потому, что наш герой капризничает и не хочет засунуть свой член в красивую и жаркую бабу, — извини, но такого себе не позволяют даже любимцы публики! Тем более с такой клиенткой! Так вот, смотри, чтобы все взятое мною было отработано до последнего сестерция!
Посмотрев на мрачное лицо Лейтенанта, он добавил с некоторым сочувствием:
— И не хнычь! Когда увидишь, кто к тебе пришел, будешь благодарить меня на коленях! Да и тебя она тоже одарит! Я уверен! Ну, очнись же, «любимец Геракла»! Вот, возьми кувшин — самое лучшее вино Италии, которое я смог найти!
Поскольку Лейтенант продолжал молча смотреть на чадящую плошку, Ланиста почесал косматую бороду и подумал, а не высечь ли строптивого раба. Но потом решил, что поступить так будет себе дороже, и в сердцах плюнул:
— Если она уйдет неудовлетворенной, я сам сделаю тебя мерином! Зачем тебе яйца, если ты их все равно не используешь! Смотри, скормлю свиньям!
Спустя несколько минут дверь в келью заскрипела, и в ней показался силуэт закутанной в темный плащ женщины. Оглядев скромное жилище Ретиария, она произнесла звонким, почти детским голосом:
— Ты достоин гораздо большего, мой храбрый воин!
Лейтенант, привставший в знак почтения, слегка поклонился:
— Благодарю тебя, незнакомка, за добрые слова! Но я вполне доволен своей участью!
— Твоя скромность затмевает твою храбрость, Ретиарий! Надеюсь, что твое умение хранить тайну окажется еще сильнее!
С этими словами девушка сняла капюшон. По темной ткани плаща рассыпались золотисто-рыжие волосы. Лейтенант невольно ахнул: перед ним была Поппея. Даже в этом бреду он почувствовал себя виноватым перед Таней. Помимо своей воли он испытал возбуждение при виде этой рожденной его больным воображением красавицы. Странным образом это приятное волнение усиливалось сознанием того, что эта великолепная женщина купила возможность побыть с ним наедине.
— Я не смею даже смотреть на вас, Ваше величество! — Он стал на колени и согнулся в глубоком поклоне, краснея от своей вдруг обнаруженной способности выражаться подобным, учтиво-приторным, образом.
— Надеюсь, — тихо сказала та своим звонким девичьим голосом подойдя ближе и легонько приподнимая его подбородок, — не потому, что тебе неприятно смотреть на мое лицо!
Ретиарий покачал головой. Напротив, смотреть на Поппею было одно удовольствие. Хотя она была взрослой женщиной, на гладком белом лице с большими светлыми глазами не было ни морщинки. От нее пахло цветами и чем-то еще — сильным, терпким и приятным. Если бы он лучше разбирался в парфюмерии, то понял бы, что от императрицы исходил аромат драгоценной эссенции из железы кита, доставленной в Рим из далеких земель северных варваров.
— Ты понимаешь, что ты в моей власти? — спросила она Лейтенанта, осторожно поглаживая ссадины на его лице. — Что я могу делать с тобой все, что захочу? Что после этого ты можешь лишиться своей жизни?