Наслаждения герцога

Немного помолчав, он добавил:

— Возможно, вы этого еще не поняли, но в глазах светского общества мы все равно что женаты. Вы никогда не задумывались о том, почему вам дают такую свободу и почему свет готов так снисходительно смотреть на ваши выходки, не подвергая вас резкому осуждению? Дело в том, что вы невеста Клайборна, моя невеста. И носите ли вы кольцо в знак помолвки или нет, это дела не меняет…

— Нет! — воскликнула она, чувствуя, что задыхается.

— …и потому я отвечаю за вас.

— Я не хочу, чтобы вы за меня отвечали!

— …и я обязан заботиться о вашем благополучии и следить за вашим поведением.

Ей стало невыносимо душно.

— Я не ваша собственность! Пока нет, ваша светлость.

Обращенный на нее взгляд был прямым и неумолимым.

— Но это так, Клер. Вам надо смириться с этим фактом и прекратить все эти глупости.

Ее кровь закипела от гнева.

— Никогда!

Он предостерегающе выгнул бровь:

— На вашем месте я был бы осторожнее с такими категорическими заявлениями. О таких словах частенько приходится жалеть.

— Ну, об этом «никогда» я жалеть не буду, потому что говорю совершенно искренне. Вы совершенно невозможны, негибки и деспотичны и полностью лишены непосредственности. Вся ваша жизнь управляется долгом и условностями, и вы делаете все, чего от вас ожидают.

— В отличие от вас, которая делает, что ей захочется и когда захочется, без единой мысли об окружающих.

Ее руки невольно сжались в кулаки.

— Это неправда, и вы это знаете!

— Как и ваши обвинения в мой адрес, — парировал он. — Одно только то, что я выполняю свои обязательства, еще не делает меня негибким. Будь это так, вам не сошла бы с рук и половина тех выходок, которые вы себе позволили за эти последние несколько недель! — Он вздохнул. — Наверное, вы правы. Я отношусь к своим обязанностям серьезно, однако иначе и нельзя: ведь мои действия прямо отражаются на жизни очень большого числа людей. Людей, которые рассчитывают на то, что я дам им средства к существованию, позабочусь об их благополучии и даже обеспечу им кров. Конечно, я мог бы не выполнять своего долга и стать эгоистичным и безответственным бездельником. Я мог бы потакать своим порокам и предаваться лени, предоставляя моим арендаторам самим заботиться о себе. Однако меня волнуют мое наследие, мои земли и, главное, мои люди. Если это делает меня негибким и погрязшим в рутине — ну что ж, так тому и быть.

Она опустила глаза.

— Я совершенно не хотела сказать, что вам не следует заботиться о ваших людях или ваших землях. Конечно, вы должны это делать, и я очень плохо о вас думала бы, будь это не так.

— Ну что ж, значит, с этой жалобой мы разобрались. А что до вашего обвинения в отсутствии непосредственности, то, полагаю, вы сможете убедиться, что я могу быть не менее непредсказуемым, чем другие люди. Возьмем, к примеру, костюм, который вы надели. Вы могли бы подумать, что он мне не нравится, но вы ошиблись бы. Мне особенно нравятся панталоны и то, как они облегают вашу попу при ходьбе.

Она невольно ахнула, и губы ее чуть приоткрылись.

— И хотя мне не слишком нравится фрак, который скрывает чудесную форму ваших грудей, — добавил он, — мысль о том, чтобы снять ваш шейный платок, открывает несколько интересных возможностей. Но полагаю, пока мне не стоит говорить о них.

Клер оставалось только гадать, что кроется за этими последними словами, но сердце у нее все равно забилось быстрее, а кровь разогрелась.

— Подойдите ко мне, Клер, — приказал он.

— Зачем?

— Просто подойдите.

Она не сдвинулась с места, и тогда он выпрямился и направился к ней.

— Ну что ж, тогда я подойду к вам. — Внезапно он схватил ее за плечи. — Вы самая невозможная из всех женщин, какие мне только встречались, вы это знаете? Вы просто меня с ума сводите, так что я часто сам не знаю, чего мне больше хочется: отшлепать вас или поцеловать.

Не желая сдаваться, она посмотрела на него в упор.

— Я бы предпочла, чтобы меня отшлепали, если не возражаете, — вызывающе бросила она.

Его глаза опасно сузились.

— Это можно устроить.

Схватив ее за запястье, он потащил ее за собой.

— Что вы делаете?

Он продолжал ее тащить.

— Но вы же не собираетесь… Нет, я это не серьезно! — закричала она, догадавшись наконец о его намерении.

— Вот как? — спросил он хрипло. — А вам никто раньше не говорил, что не следует говорить такие вещи, которые могут быть приняты серьезно?

Смахнув бумаги с части стола, он развернул ее и нагнул над широкой деревянной крышкой, так что ей пришлось лечь на живот. Она попыталась вывернуться, но его руки сжимали ее стальными тисками.

— Так вам хотелось, чтобы вас отшлепали? — спросил он с мрачным удовлетворением.

— Нет! Я же велела вам прекратить! Отпустите меня!

— Не отпущу, пока вы не усвоите урок. Может быть, именно этого в наших прежних конфронтациях и не хватало.

— Эдвард Байрон, не смейте!

Она снова начала отчаянно вырываться, однако это ничего ей не дало: он держал ее все так же крепко.

— А, так я снова стал Эдвардом, да? А что до «сметь», то вы убедитесь, что я смею очень многое. Особенно когда меня провоцируют.

Она лежала, беспомощная и дрожащая, и не знала, что он будет делать дальше. Конечно же, он просто пытается ее напугать! Конечно же, он не приведет в исполнение свою угрозу! И тут он ударил ее по ягодице открытой ладонью, ясно показав ей, что действительно держит свое слово. Она снова стала вырываться: от шлепка ее попка горела. Удар не был особо болезненным, дело было в чувстве унижения.

— Прекратите! — взмолилась она.

— Скажите «пожалуйста»! — насмешливо отозвался он.

Ее тело напряглось, и она снова забилась, безуспешно стараясь высвободиться.

— Знаете, — проговорил он задумчиво, — кажется, после этого я больше никогда не смогу смотреть на панталоны так, как раньше. Может, мне даже стоит заказать вам пару, чтобы вы их носили, когда мы будем наедине.

Она яростно зашипела, а щеки ее залил жаркий румянец.

А потом он шлепнул ее еще два раза, так что ее ягодицы и бедра залил новый, совсем иной жар. Она лежала, напряженно застыв, и ждала очередного удара, когда он внезапно остановился. Его ладонь снова легла ей на попку — но на этот раз без размаха.

Он начал гладить ее медленно и нежно, словно стараясь стереть неприятные ощущения. Она снова дернулась, но по совершенно иной причине: ей больше не хотелось высвободиться. Его движения замедлились еще больше, превратившись в ласковое поглаживание… а потом в нечто большее. Закрыв глаза, она уступила бессильным содроганиям, сотрясавшим ее тело. Ее соски превратились в напряженные, ноющие бутоны, а между ногами выступила влага. Эта реакция стала для нее настоящим шоком.

Как она может сейчас испытывать желание?

Он наклонился над ней, прижимаясь к ее спине. Его губы коснулись ее уха.

— Прости меня, Клер. Мне не следовало этого делать. Я еще никогда в жизни не ударял женщину. Мне нет оправдания. Абсолютно никакого оправдания.

— А мне не следовало тебя дразнить, — прошептала она: честность требовала, чтобы она признала свою роль в этом происшествий. — Я тут виновата не меньше тебя.

К собственному ужасу, она почувствовала, что у нее из глаза выкатилась слезинка.

— О Боже! — прошептал он. — Не плачь! Я сделал тебе больно?

— Нет.

— Тогда в чем дело?

Она не могла сказать ему причины. Как она могла бы эго сделать, когда сама едва понимала, что за эмоции переполняют ее? И она инстинктивно чувствовала, что ей лучше не пытаться в этом разобраться.

Стерев слезинку подушечкой большого пальца, он поцеловал ее влажную щеку, успокаивая и безмолвно умоляя о прощении.

Один поцелуй.

А потом еще один.

Мягкие и нежные, легкие и воздушные, словно крылышки мотылька.

Ее губы приоткрылись в трепетном вздохе, а ее тело попеременно заливали волны то жара, то холода. Он снова поцеловал ее, приникнув к ее губам с такой сладостью, что она забыла весь мир и саму себя заодно.