Есть!

Толстенький Илья предъявил Еке тележку, забитую снедью: сверху, разумеется, лежал пакет с куриной кожей.

– Вы даже не догадываетесь, – ухмыльнулась Ека, – что будет готовить Илья из этого, скажем честно, не слишком популярного продукта.

(Была у нее в речи закниженность, как у филфаковки, – мы тогда еще не знали, что Ека именно оттуда есть пошла.)

Илья скромно улыбался, мучительно вспоминая вызубренный текст, словно студент перед зачетом:

– Это будут чипсы из куриной кожи! – выдохнул он наконец. Голос оказался неожиданно тоненьким. – То есть я хотел сказать, что приготовлю сегодня еще целую кучу всяких классных штук, но мой хит – чипсы из куриной кожи. Вредно, калорийно, но ужасно вкусно!И кривая – такая искренняя – улыбка. Ека умиленно, будто за малышом, делающим первые шаги, наблюдала, как Илья расплатился с кассиршей № 13 и ушел – прямой дорогой к пятнадцатиминутной славе.

– Ну что я говорил? – ликовал Пушкин на фоне общего гробового молчания. – Да ее можно без всяких фокус-групп давать в прямой эфир! П.Н. велел тут же отзвониться, если все будет нормально.

– Пушкин! – Я чувствовала, как Ирак дрожит со мной рядом крупнокалиберной дрожью. – Пушкин, все не будет нормально. Все уже не нормально.

– А? – выныривая из сладостных мыслей, он не сразу оторвался от экрана. – Почему это? Что плохо?

– Ты посмотри мой новый выпуск – и все поймешь.

Пока заряжали запись, на экране Ека общалась с третьим участником шоу – мужчина вихлялся, как молодой Челентано, улыбался такой же обаятельно-обезьяньей улыбкой и всеми способами эксплуатировал свое с ним сходство. Я уже не удивилась, когда «Челентано» огласил свой «оригинальный рецепт» – это была запеченная курица, фаршированная рисом, кумкватами и фундуком.

– Кумкваты… Кумкваты… Кругом одни кумкваты… – потерянно лепетал Пушкин, смотревший параллельно две программы.

Ека эффектно тряхнула волосьями, пообещала телезрителям встретиться с ними «в следующую пятницу, в то же самое время» и скрылась под водопадом титров.

– Кто это сделал? – Пушкин наконец разгневался. Шторки под глазами налились грозной темнотой. Ирак и Славочка – ни дать ни взять пара омаров на выданье рыбаку – попятились к выходу.

– Карл у Клары украл кораллы? – спрашивал Пушкин и ощупывал при этом телефон, как любимую женщину, – в поисках нужной кнопки.

Далеко, в прохладной призрачной Бретани, меж зеленых утесов и зыбучих песков, бродил единственный человек, способный уберечь нас от позора в эфире. Впрочем, нет, не единственный! Мы совершенно напрасно забыли про Аллочку.– Алла, пожалуйста, зайди к Гене и скажи Еке, что мы ее тоже ждем, – попросил у телефона Пушкин.

Ровно через три минуты, как всегда, незаметная, в чем-то сером, без украшений, Аллочка Рыбакова проскользнула в студию. Хотелось бы сказать, будто она внесла с собой глоток свежего воздуха, но это вранье – ничего она не внесла.

Пушкин готов был прикончить нас всех и непосредственно после этого наложить на себя руки, Славочка нервно доедал последний фаршированный желудок, фаршируя таким образом желудок свой собственный, ну а мы с Ирак отупело любовались, как он жует и сглатывает.

– Здравствуйте всем! – в студию влетела растрепанная Иран, а за ней – Ека. В черном жакетике, что был на ней в эфире.

Как только я увидела Еку, в животе у меня неприятно екнуло. Вот именно! Екнуло! Жили как сыры в масле, а потом – Екнуло.

Я хотела домой. Там Шарлеманя лежит на ковре, как дополнительный мягкий коврик с хвостом. Там тихо и пахнет родными вещами. Там никогда не екнет…

Пушкин тем временем почти взял себя в руки. Как все люди среднего возраста, в юности Пушкин всей душой принял советы Дейла Карнеги, популярного на заре 90-х, и в силу этого полагал, что способен справляться с любой ситуацией, оказывать влияние на людей и вообще перестать бояться и начать жить.

– Народ, – обратился к нам Пушкин, возреяв над разоренным столом, как великая идея – над умами. – Народ, мы столкнулись с очень неприятным и очень странным совпадением, которого у нас даже старики не припомнят. О горе, горе нам! Геня! Ека! Почему в ваших программах практически одинаковые рецепты?

Я поперхнулась воздухом. Он хочет сказать, что я – я, Геня Гималаева, звезда канала «Есть!», стащила рецепты у только что принятой на работу девицы?

– Пушкин, ты пошутил! – догадалась я. – Неужели ты серьезно думаешь, что я могла украсть у… у Еки? Да зачем мне это? Ты же знаешь, я каждый день сочиняю по сто новых рецептов!

– Минуточку, Евгения, – бесшумно, как хороший компьютер, включилась Аллочка (она единственная называет меня Евгенией, и только ей я это с большим усилием прощаю). – Давайте разберемся. Кто записывался первым?

– Я, – быстро ответила Ека и почти так же быстро исправилась: – Мы.

(Это очень важно, что она сказала «мы». В телевидении никаких «я» не существует, оно – коллективная секта.)

Аллочка милостиво кивнула. Сейчас начнет вещать.

И точно:

– Видите ли, Екатерина, у нас на канале естественным образом сложилась атмосфера редкого доверия, практически не свойственная другим телевизионным структурам. Павел Николаевич доверяет нам, а мы доверяем своим коллегам. И, знаете, я почему-то не думаю, что вы с Евгенией могли бы в один день сочинить три одинаковых рецепта… Екатерина, я хочу знать, когда вы придумали эти три блюда для «Сириус-шоу».

Аллочка изящно скрестила худые руки на груди и вонзила в Еку взгляд – как шампур.

Серые устричные глаза Еки подернулись перламутром, голос задрожал – ни дать ни взять моллюск в раковине.

– Я… я еще неделю назад решила, что мои гости будут готовить именно эти блюда, и я… я не знала, что мы так совпадем с «Гениальной кухней».

– Совпадете? – Пушкин возмущенно тряхнул волосами. – Да это не совпадение, а полный съем!

Ека молча подняла глаза на обидчика – из них синхронно, как гимнастки из-под купола цирка, двумя ровными дорожками стекали крупные многокаратные слезы. Девочки, которые вовремя научились красиво плакать, никогда не упустят возможности продемонстрировать этот навык публично – ведь зрители непременно откликнутся аплодисментами! Вот и Пушкин наш вздохнул и обернулся беспомощно к Аллочке, она же по-прежнему держала руки скрещенными на груди, словно удерживая себя от неосторожных поступков. «Аллочку – как Москву – слезами не размочишь», – подумала я и мысленно проводила было Еку на свалку телевизионной истории.

Вдруг раздался голос… нет, не голос – земляничное мороженое!

– Мы вообще никуда не выходили, – сказала Иран, отважно глядя в лицо Аллочке и стараясь при этом скосить взгляд в сторону Пушкина, чтобы охватить как можно больше собеседников. – Если что – я бы знала, правда…

Ека вытерла слезы и слегка откинула голову назад – будто заметила на противоположной стенке интереснейшую картину и теперь старалась запечатлеть ее в памяти. Заговорила она глухо, ни на кого не глядя – прямо как древняя старуха, обиженная на всех своих отпрысков разом.

– Я сама придумала эти рецепты. И я не ожидала, что они окажутся настолько банальными и что их скопируют даже… в другой программе. Обещаю, это не повторится.

Тут звонкой песней взорвался Аллочкин мобильник – неожиданно оптимистической мелодией с подвываниями и совсем уж несуразными «Йей-йей-йей». Воистину эта женщина – воплощенная загадка.

– Да, Павел Николаевич, – сказала Аллочка в трубку, по очереди метнув быстрый взгляд и в меня, и в Еку. – Да, у нас все нормально. Да, никаких проблем. Да, отличный прогон, через секунду отправлю вам копию. Да, у мамаши Пуляр раньше готовили отличный омлет. И не забудьте сапоги, если пойдете за устрицами. Всем передам. Все скажу. Отдыхайте спокойно. До встречи!

Отсалютовав трубкой невидимому П.Н., который, судя по всему, бродил в окрестностях Мон-Сен-Мишель, Аллочка неторопливо убрала мобильник в карман пиджачка и шлепнула ладошками по столу:

– В интересах канала, и, я думаю, вы все со мной согласитесь… Так вот, в интересах канала мы зарежем сегодня, Геня, твой выпуск. Видимо, это и вправду совпадение – удивительное совпадение. Но я вас обеих предупреждаю – чтобы больше таких чудес не было! У нас тут не церковь и не цирк, мне фокусы не нужны, ясно? Геня, тебе ничего не стоит быстренько переписать выпуск, вот давай сегодня после «Звездного меню» мы с тобой встретимся у меня в кабинете, и ты представишь мне новые рецепты. О’кей?