Седьмое небо

— Так бы и свернула ему шею, — процедила та, когда им принесли бифштексы, — Отец называется.

— Мама, — попросила ее Рикки, — Не начинай.

Глаза у девушки были заплаканные. Недавно она порвала с Дагом Линкхозером, хотя сама не могла бы объяснить почему. Все говорили, что он хочет на ней жениться и уже присматривает кольца, но когда он в последний раз попытался поцеловать Рикки, ее охватила паника. Она перестала подходить к телефону, когда он звонил, и в конце концов отправила ему его именной браслет по почте, это был трусливый поступок, зато она получила свободу. По ночам она иногда подходила к окну, смотрела на дом Маккарти и пыталась внушить Эйсу мысль прийти. Это ей ни разу не удалось, впрочем, она и не рассчитывала. Однажды в ясную ночь она распахнула окно и раздумывала, не выбраться ли на улицу, как вдруг увидела Эйса. Он шел по двору, возвращаясь от Норы Силк. Рикки высунулась из окна, и первые весенние светлячки запутались у нее в волосах, так что потом ей пришлось вычесывать их. Она так яростно драла волосы щеткой, что кожа на голове у нее саднила потом до самого утра.

Дэнни в синем костюме с белой сорочкой и новом шелковом галстуке сидел за столом напротив сестры с матерью. Когда он закончил свою речь, кое-кто из родителей и учителей подошел его поздравить, он вежливо поблагодарил, но, откровенно говоря, не помнил даже, о чем была его речь. Наверное, о надежде. И о вере в будущее. Он покосился на мать, которая подозвала официанта и заказала джин с тоником, и понял, что вести машину домой придется ему. Летом он собирался трудиться в лаборатории, чтобы заработать денег на то, что не покроет его стипендия в Корнелле. Он уже записался на два углубленных курса по математике, хотя математика больше его не волновала. Пожалуй, его теперь не волновало вообще ничто. Разве что возможность уехать куда-нибудь далеко-далеко, где зеленеют поля, а зимой выпадают снега такой глубины, что обрывается всякая связь с внешним миром.

— Эйс так и не пришел, — объявила Рикки, оглядев зал.

— А что ему тут делать? — пожала плечами Глория. — Его дотянули до выпуска, чтобы наконец выпихнуть из школы.

Дэнни обвел глазами ресторан.

— Да, — согласился он, — Затащить его сюда им не удалось.

Он улыбнулся и взглянул на сестру, пока мать перемешивала лед в своем бокале. Какая же она идиотка, что послушалась его совета, впрочем, она всегда была такой. Ему вдруг захотелось, чтобы кто-нибудь надавал ей пощечин, растормошил ее.

— Скучаешь по нему? — коварно поинтересовался Дэнни у сестры.

Рикки подцепила вилкой колечко лука, посмотрела на брата и вдруг поняла, что они вовсе не такие разные, как она всегда полагала. Кондиционер в ресторане работал на полную мощность, и от холода у нее посинели кончики пальцев.

— Не так сильно, как ты, — парировала она и мгновенно пожалела о своих словах, увидев, что попала в точку.

Как Мэри ни умоляла сына, Эйс отказался идти в ресторан. Вместо этого он отправился к Норе, прямо в костюме с галстуком, и ему было плевать, кто его увидит. Он не таясь подошел к парадному входу, хотя Линн Вайнман у себя во дворе подстригала кусты.

— Ты не должен здесь находиться, — сказала Нора, открыв дверь, и это было так верно, не только сейчас, но и вообще, с самого начала, что оба рассмеялись.

Нора провела его в кухню, на столе лежал подарок, который она не успела упаковать. Это были карманные часы ее деда. Эйс взял их, повертел в руке.

— Я не могу их принять, — сказал он, — Они золотые.

— Позолоченные, — поправила Нора и сомкнула его пальцы на часах.

Много недель подряд она вязала ему свитер, пока не поняла, что хочет подарить совершенно другое. Дедовы часы она отыскала на дне шкатулки с украшениями и узнала в них тот самый подарок, как только увидела, что они спешат на десять минут и всегда будут спешить.

В кухню вошел Билли и присвистнул при виде Эйса.

— Ты же должен быть у Тито. Твоя мама заказала столик на прошлой неделе.

— Угу. Мне что-то не хочется есть.

Однако же это не помешало ему умять две порции макаронной запеканки с сыром, которую сделала Нора, и закусить ее двумя кексами и мороженым на десерт.

— Ну и как ощущения? — поинтересовался Билли, пока Нора складывала тарелки в мойку.

— Как будто свинца наелся, — пошутил Эйс, и Нора, обернувшись, притворно насупилась.

— Полная свобода, — вздохнул Билли, — Подумать только. Тебе больше никогда в жизни не нужно ходить в школу.

Подошел Джеймс и забрался к Эйсу на колени, и тот машинально принялся подбрасывать малыша, как будто катал на лошадке.

— Ощущения не совсем такие, как я думал раньше, — признался он наконец.

Нора присела за стол.

— Твоя мама испекла торт.

Эйс сердито посмотрел на нее, на щеках у него дернулись желваки.

— Да? — осведомился он, — Почему все вокруг всё про меня знают?

— Ванильно-карамельный.

Эйс против воли усмехнулся.

— В самом деле?

— Послушай, иди домой, — сказала Нора — Она вчера весь день провела на кухне. При включенной духовке, хотя на улице было тридцать пять градусов.

Эйс спустил малыша на пол и вскинул глаза на Нору.

— Ты меня выгоняешь?

— А что, придется? — поинтересовалась Нора.

— Придется? — спросил Эйс у Билли.

Тот взглянул на мать и попытался подслушать, о чем она думает. Джеймс гремел кастрюлями и сковородками, на заднем дворе лаял Руди, но больше, как Билли ни напрягался, он ничего уловить не смог. Лицо матери казалось спокойным, как стекло, она держала в руках стакан с холодным лимонадом и смотрела на Эйса.

— Она тебя не прогонит, — сказал Билли, надеясь, что это так.

— А вот и не угадал, — сказала Нора сыну.

Ей вспомнилась общественная прачечная на Восьмой авеню и дикие лилии со двора дедова дома, которые отказались расти у нее на подоконнике. Перед глазами промелькнули дети, спящие в своих постелях звездными ночами, и она вдруг поняла, что больше не слышит гул Южного шоссе, в ее сознании он превратился в шум реки, равномерный, неумолчный и заунывный. Эйс поднялся со стула, и она закрыла глаза, а после того, как он сделал несколько шагов в сторону выхода, она перестала слышать даже его.

Уже стемнело, но жара все не спадала. Эйс заметил машину сразу же, как только сошел с Нориного крыльца, и застыл, гадая, что она делает на подъезде к их дому. Потом он увидел отца, прислонившегося к решетке радиатора. В темноте огонек его сигареты походил на светлячка. Автомобиль был голубой «форд» с белобокими покрышками. Эйс ослабил узел галстука. Часы, подарок Норы, он спрятал в карман, и они вдруг показались ему тяжелыми, точно камень. Эйс зашагал по лужайке, к подошвам его ботинок липли травинки.

— Мать ждет, — сказал Святой, когда Эйс вышел на дорожку, — Она испекла торт.

— Я слышал.

Он подошел к водительской дверце и погладил крыло.

— Четырехступенчатая коробка, рычаг на полу, — заметил Святой между затяжками.

Эйс кивнул и заглянул в открытое окно с водительской стороны.

— Восемь цилиндров. Я его откапиталил.

Рядом с этой машиной Святой казался каким-то маленьким и зажатым, как будто все мышцы под кожей у него были напряжены.

— Бать, — выдавил Эйс.

— Знаю, ты хотел «шеви», но поверь мне, эта прослужит дольше.

Эйсу очень хотелось обнять отца, но вместо этого он встал рядом и тоже прислонился к радиаторной решетке. В доме горел свет, абажуры торшера в гостиной казались тремя идеально круглыми белыми лунами.

— Я всегда думал, что ты будешь работать со мной, я этого хотел, но не вышло, — сказал Святой.

Голос у него был сдавленный.

— Послушай, бать. Я копил на машину. У меня есть деньги.

Святой бросил окурок на землю и растоптал его.

— Это единственное, что я могу тебе дать!

— Ну ладно, — ответил Эйс, замирая от страха.

— Господи! — воскликнул Святой и, обернувшись к сыну, посмотрел на него таким пронзительным взглядом, что Эйс даже отступил на шаг, — Черт возьми, — простонал он, — Ну почему нельзя просто принять эту несчастную машину?