Седьмое небо

Если бы он остановился и подумал, то, скорее всего, никуда бы не поехал, но он просто-напросто не стал ни о чем думать. В субботу он выкурил несколько сигарет с марихуаной и сидел у себя в комнате, слушая, как за стеной у сестры играет радио, пока та собирается на свидание со своим новым придурком. Дэнни так и знал, что у Рикки не хватит духу остаться с Эйсом Маккарти: у нее, бедняжки, кишка тонка сделать что-то такое, чего от нее не ждут. Да и мать ему тоже было жалко. Она просто зациклилась на нескольких вещах. Стоило кому-то при ней ненароком упомянуть о грядущем разводе Люси и Дизи [3]как она принималась поносить Дизи, да такими словами, что Дэнни только диву давался, откуда его рафинированная матушка их знает. Она презирала автомобили и тех, кто ими торговал. Когда Дэнни по ее требованию отправился вместе с ней испробовать на ходу новый «форд фалькон», она устроила такой скандал, крича, будто продавец хочет ее надуть, что красный от стыда Дэнни силой увел мать в отдел запчастей и принялся умолять ее уняться.

Сильнее всего Дэнни раздражало не то, что отец ушел, а то, что он переложил все проблемы на плечи сына. В самую первую их воскресную поездку в «Тито» Фил дождался, когда Рикки отлучилась в уборную, и со всей серьезностью заявил сыну, что тот теперь в доме за главного. Можно подумать, Дэнни просил его об этом. Он не нанимался на эту должность и не хотел ее, а отец вел себя так, будто отрекался ради него от королевского трона. Так что, хотел Дэнни того или нет, теперь ему принадлежало исключительное право менять перегоревшие пробки и засиживаться допоздна по вечерам в пятницу, чтобы убедиться, что Рикки явилась домой. Вообще-то, когда Дэнни только узнал, что отец переезжает на Манхэттен, он даже обрадовался. Он хотел поступать в Колумбийский университет, мечтал перебраться в город и решил, что сможет сэкономить, если будет жить у отца. У него даже хватило глупости помогать тому носить в машину коробки с вещами, и, глядя, как Фил заталкивает их в багажник, Дэнни завел с отцом разговор о переезде к нему после окончания школы. Фил немедленно привел кучу доводов, почему эта идея никуда не годится: Дэнни якобы лишится всех прелестей жизни в общежитии, квартирка у него совсем маленькая, да и вообще ничего из этой затеи не выйдет, — и Дэнни понял, что отец бежит не только от брака, но и от всех них.

Вот он и жалел мать с сестрой, потому что видел их слепую веру, их убежденность в том, что они делают все правильно, но вера эта не приносила им ничего хорошего. Он смотрел, как после ужина они перемывают белые тарелки с позолоченными ободками и болтают о какой-то чепухе, о совершеннейшем вздоре, точно птички, которые хлопают крылышками и чистят перышки, и мало-помалу окончательно утратил к ним уважение. Когда Рэймонд Найлз зарезал собственного отца, все соседи как один обходили эту тему молчанием и вели себя так, как будто знать Найлзов не знали, но в душе у Дэнни что-то перевернулось, раз и навсегда. Он не мог больше находиться здесь, окружающая действительность душила его. А когда он увидел у Рикки на запястье браслет с именем Дага Линкхозера, ему захотелось сломать ей руку. Когда она ходила по улицам рядом с Эйсом, ее длинные рыжие волосы развевались на ветру, словно языки пламени. А теперь она будто уменьшилась в размерах, заключенная в кокон из своих пышных юбок и именных браслетов, и каждый раз, когда сестра шла по дорожке в обнимку с Дагом, Дэнни против воли отмечал, какой потухшей она выглядит.

За день до отъезда Дэнни подкараулил Линкхозера после уроков на ученической стоянке. Он поджидал его рядом с новеньким «корвейром», как маньяк, и даже до футболиста дошло, что он в ярости.

— Привет, Дэнни, — непринужденно поздоровался тот.

Учебники Дэнни оставил в шкафчике, зато в руке у него была бейсбольная бита.

— Ты встречаешься с моей сестрой, — сказал Дэнни.

— Э-э… ну да, — произнес Линкхозер в замешательстве. Это ни для кого не было секретом.

— И?

— И, — бестолково повторил Даг.

— И что ты намерен делать дальше?

— A-а, — протянул Линкхозер и прислонился к боку машины, чтобы обдумать этот вопрос. Он собирался поступать в местный колледж в Фармингдейле, поэтому мог жить дома, и ничто не мешало ему и дальше встречаться с Рикки. — Ну, наверное, когда я закончу школу, то сделаю ей предложение.

Он взглянул на Дэнни и улыбнулся, полагая, что ответил правильно. Его отцу принадлежала сеть магазинов, где продавали ковры, и он никогда не задумывался о своем будущем, поскольку всегда знал, что тоже будет торговать коврами. Теперь у него было такое чувство, будто его подвергли испытанию и он с блеском его выдержал. В конце концов, есть в мире вещи и пострашнее, нежели женитьба на Рикки Шапиро.

— Бог ты мой, — скривился Дэнни.

— А что? — встревожился Даг.

— Может, ты захочешь стать автогонщиком?

Даг Линкхозер вытаращился на него во все глаза.

— Может, ты захочешь служить на военной базе за границей, а Рикки откажется ехать в Сирию или Италию, такая возможность никогда тебе в голову не приходила, а, Линкхозер?

— По-моему, ты ненормальный.

Дэнни прислонился к боку «корвейра».

— Может, и так.

Он стоял рядом с Дагом Линкхозером и молча смотрел на голубое небо и окна спортивного зала. И вдруг всю левую сторону тела прострелила острая боль, отдававшая в плечо и руку. Ему страстно захотелось опять стать двенадцатилетним, чтобы можно было играть с Эйсом Маккарти в бейсбол, хотелось просто отключить все чувства, но это было невозможно.

На следующее утро по пути в школу он зашел в отделение «Кемикл бэнк» в супермаркете и снял со счета все свои сбережения. Он даже не стал заходить домой за вещами.

Как только автобус выехал за пределы Нью-Джерси, небо стало ярче и с каждой милей становилось еще светлее и шире. В Вашингтоне уже зацветали азалии. Дэнни роскошествовал на двух местах сразу, пока рядом с ним не плюхнулся какой-то парень лет под тридцать, севший в Ричмонде. Он закурил и вытащил из кармана колоду карт.

— В покер умеешь играть? — поинтересовался он у Дэнни, а когда тот покачал головой, спросил: — А в двадцать одно?

— Я не играю в карты.

— Да? — изумился парень. У него был такой сильный акцент, что Дэнни с трудом его понимал. — А во что ты играешь?

— В бейсбол.

— Ха. В бейсбол только малолетки играют.

— Только не там, куда я еду.

— И куда же ты едешь? — спросил парень и положил сигарету в пепельницу между креслами, так что дым пошел прямо Дэнни в лицо.

— На весенние сборы. В лагерь «Янки».

— Без балды? И ты едешь туда на автобусе?

— Ну да. Заодно и страну посмотрю.

В настоящий момент из окна можно было разглядеть лишь темное шоссе и вереницу убогих домишек за железным забором.

Парня звали Вили, он ехал во Флориду, в Клируотер, навестить мать, которую не видел лет семь.

— Она меня не узнает, — твердил он Дэнни, — Я уехал совсем сопляком. Младше тебя был.

Они подремали и утром вместе вышли позавтракать, когда автобус сделал остановку южнее Гринсборо. Небо было таким бескрайним, что голова у Дэнни закружилась от счастья. В своем родном городке он чуть было не задохнулся совсем, а теперь его ждал целый мир — не какой-нибудь тихий и сонный пригород и даже не безопасный студенческий городок вроде Корнелла, куда он намеревался пойти, если его не примут в Колумбийский университет. Как только он доберется до Сент-Питерсберга, то купит себе новую одежду, а может, даже ковбойские сапоги, вроде тех, что на Вилли. Но сейчас ему больше всего хотелось плотно позавтракать оладьями и яичницей и запить все это двумя стаканами апельсинового сока.

— Нам с тобой лучше сперва помыться, — заметил Вилли, — А не то от нас все официантки разбегутся.

Дэнни рассмеялся и, хотя все остальные пассажиры двинулись прямиком в ресторан, направился в отдельно стоящую уборную.

— Эй, не туда, — окликнул его Вилли и, нагнав, потянул обратно, — Видать, ты и впрямь из янки. Это сортир для ниггеров.

3

Люсиль Болл и Дизи Арназ — актеры, снимавшиеся в известном телесериале «Я люблю Люси»; развелись в 1960 году после 20 лет брака.