Страница 40 из 53
— Не знаю. Тебе решать.
— Вчера я заходил к твоим, занес коробку вещей для Мелани. Он понятия не имеет, как одевать девочек. На ней были старые джинсы кого-то из мальчишек.
— О нет, — произнесла Донна.
— И высокие кроссовки на два размера больше.
Донна расплакалась, Хеннесси смотрел на нее и не чувствовал ровным счетом ничего.
— Вот так, черт побери, — сказал он, — А ты чего ожидала?
— Ну ты и скотина, — бросила Донна.
— Угу, — согласился Хеннесси.
Оба, как по команде, отставили свои чашки.
— Так ты хочешь с ними повидаться или нет?
Донна Дерджин взглянула ему прямо в глаза, и он вынужден был отвести взгляд.
— Больше всего на свете, — произнесла она.
К тому моменту, когда Хеннесси расплатился по счету, они договорились встретиться в следующее воскресенье на Полицейском лугу — большой, продуваемый всеми ветрами площадке на окраине города, где играют в бейсбол. Рядом с огороженным полем находилась детская площадка, Джо пообещал, что будет ждать ее там с детьми. Донна сказала, что одолжит у какой-нибудь из подруг машину и будет смотреть с улицы. Ни один из них не понимал толком, почему Хеннесси решил не выдавать ее. А он просто не решился бы это сделать.
До сестры Эллен он в тот вечер так и не доехал. Соорудив себе сэндвич, Джо посмотрел по телевизору бейсбольный матч, а потом пошел в ванную, заперся там и разрыдался. Когда слезы иссякли, он вышел к машине, взял пакет с эмблемой «Лорд и Тейлор» и положил его жене под подушку.
Донна жила в однокомнатной квартирке в Хемпстеде, и, хотя в ней не было почти никакой мебели и даже ковра, на каждом окне у нее висел горшок с хлорофитумом, а на полке у раковины разросся колеус. Она не взяла из своего прошлого никаких вещей, а одежду, в которой ушла из дома, отправила на помойку. Из мебели у нее имелись раскладной диван, кофейный столик, который она нашла на свалке и собственноручно выкрасила белой краской, и шкаф, битком набитый хорошей одеждой. Каждый вечер она ужинала тунцом без майонеза и салатом из листовой зелени и нарезанных ломтиками помидоров, хотя теперь у нее не было ни грамма лишнего веса.
Собираясь к детям, Донна надела облегающие черные брюки, толстый шерстяной свитер и элегантный плащ. Машину она взяла у своей подруги Айлин, а перед выездом надела темные очки и повязала голову шифоновой косынкой. Ей казалось, что она даже не слишком волнуется, но, подъезжая к Полицейскому лугу, она испугалась, что у нее сейчас случится сердечный приступ. Не то чтобы за время своего отсутствия она не думала о детях, скорее делала вид, будто они с ней. Нередко она в обеденный перерыв наведывалась в детский отдел и разглядывала блейзеры и бархатные платья, прикидывая, что бы купить. Рассаживая по горшкам комнатные растения, она воображала, как будут гореть глаза ее детей, когда они увидят кухню, украшенную пестрыми цветами, тянущими головки к солнцу.
Свернув к обочине, Донна остановилась напротив детской площадки. Когда она опустила стекло, в лицо ей ударил терпкий мартовский воздух. Хеннесси сидел на краю песочницы. Детей он заполучил без малейшего труда: Роберт с благодарностью ухватился за возможность передохнуть. Малышка Мелани лепила куличики. На ней были голубая фуфайка, которую Донна никогда не видела, и розовые вельветовые брючки, раньше принадлежавшие Сюзанне Хеннесси. Мальчики карабкались по игровым снарядам, без свитеров, в одних джинсах и мятых футболках с длинными рукавами, футболки то и дело норовили задраться, открывая голые спины.
Донна немедленно пожалела, что приехала. Она ожидала, что дети выглядят точь-в-точь как в день их разлуки и останутся такими же до тех пор, пока она не сможет забрать их к себе. Но они уже успели измениться, за то время, что ее не было, они подросли. И все же она не могла оторвать от них глаз. Она даже не заметила, что Хеннесси больше нет на площадке, пока он не подошел к ее машине.
— У тебя замечательные дети, — сказал он.
Донна кивнула.
— Иди к ним.
— Что? — не поняла Донна.
— Я тут подумал… Ты можешь добиться права посещать их. Разведись с Робертом, если хочешь, но право видеться с детьми у тебя все равно никто не отберет.
— Много ты знаешь про разводы.
Хеннесси открыл дверцу, Донна посмотрела на него, потом вышла из машины. Глядя ей в спину, Джо подумал, что в ней не осталось ничего от прошлой Донны Дерджин, если не считать голоса. Но, к его изумлению, дети узнали ее в ту же секунду — они бросились к ней и повисли на шее, едва не свалив с ног.
Вечером, в самом начале двенадцатого, когда все они уже улеглись, в дверь дома забарабанили. Хеннесси, впрочем, не спал, он ждал, глядя из окна на небо.
Эллен уселась в постели и потянулась за одеялом, чтобы прикрыться.
— Это еще кто? — спросила она.
— Не открывай.
Жена обернулась и взглянула на него в свете луны. Стук повторился, на этот раз громче и решительней.
— Джо? — с испугом произнесла она.
— Он сейчас уйдет, — сказал Хеннесси, надеясь, что не ошибается.
— Кто? — не поняла Эллен.
Хеннесси прислушался к стуку.
— Роберт Дерджин.
Эллен взглянула на мужа, выбралась из постели и накинула халат. Ее муж остался лежать, какое-то время он слушал крики Роберта и негромкий, успокаивающий голос Эллен, потом встал и натянул на себя первое, что попалось под руку. На миг он задумался, не прихватить ли пистолет, но отбросил эту мысль.
— Ах ты, сволочь паршивая! — процедил Роберт Дерджин, когда Хеннесси вышел в гостиную.
— Почему бы нам не обсудить все завтра утром?
— С детьми все в порядке? — спросила Эллен.
Роберт молча отпихнул ее, она негромко ахнула и воззрилась на него с изумлением.
— Успокойся, — велел Хеннесси.
— Сволочь паршивая, мерзавец, — прорычал Роберт.
Из спальни, прижимая к себе куклу, выглянула Сюзанна.
— Мама? — пискнула она.
— Я пойду уложу ее, — сказала Эллен, но сдвинулась с места лишь после того, как муж кивнул.
— Ты знаешь, где она, — заявил Роберт, как только Эллен скрылась, — Мелани проснулась в слезах и сказала, что плачет, поскольку врать нехорошо, но мистер Хеннесси и ее собственная мать сказали ей, что лучше не говорить правды. А я-то думал, что ты на моей стороне!
— Я вообще ни на чьей стороне.
— Тогда скажи мне, где она.
— Не могу.
— Скажи хотя бы, почему она ушла?
— Я не знаю, — ответил Хеннесси, потому что сказать Роберту правду у него не хватило бы духу. — Я мог бы возить их повидаться с ней раз в две недели по воскресеньям, пока ты не подашь на развод.
— Вот черт, — выругался Дерджин.
— Можешь обвинить ее в чем угодно. Она не будет возражать, если ей дадут право видеться с детьми.
Брошенный муж упал на диван.
— Ради твоего же блага, Роберт, — посоветовал Хеннесси, — отпусти ее.
Эллен смотрела на них из коридора. Она успела переодеться и привести в порядок волосы.
— Давай я сделаю тебе кофе, — предложила она гостю, войдя в комнату и присев рядом с ним на диван, — С сэндвичами.
Роберт кивнул, и они втроем выпили кофе с сэндвичами с сыром и ветчиной, сидя за кофейным столиком у окна, откуда виден был дом, где спали дети Дерджинов. После того как сосед ушел, Эллен молча вымыла посуду, однако когда они вернулись в спальню, она обернулась к Хеннесси и спросила с обидой в голосе:
— Почему ты, а не я? Почему Донна позвонила не мне?
— Она мне не звонила. Я ее выследил.
— Но она могла бы позвонить мне, — уже сквозь слезы произнесла Эллен. — Мы ведь дружили.
Джо посмотрел на плачущую жену, потом присел рядом с ней на край кровати.
— Я даже не подозревала, что у них непорядок, — всхлипнула Эллен и вскинула на мужа глаза. — А теперь, — сказала она ему, — я это знаю точно.
8 ХОРОШИЕ МАЛЬЧИКИ
В конце марта Фил Шапиро погрузил свои вещи в «кадиллак» и уехал на Манхэттен, к счастью, у него хотя бы хватило совести сделать это глубоко за полночь, чтобы не видел никто из соседей. Он нашел себе новую работу в «Бест и компани» и снял квартиру неподалеку от Лексингтон-стрит, все, что было ему дорого в жизни, уместилось в двенадцать картонных коробок. Детям сказали, что родители хотят попробовать пожить отдельно, но всем было совершенно ясно, что это конец, потому что Глория Шапиро немедленно принялась готовить как одержимая. Она пекла шоколадно-ореховые пирожные с коньяком, делала цыпленка в апельсиновом соусе и даже отправилась к Норе Силк и купила у нее полный набор пластиковых судков. Свою стряпню Глория раскладывала по судкам и запихивала в морозилку, пока не забила ее до отказа. Детям она недвусмысленно объяснила, чтобы не вздумали ни с кем обсуждать разлад в семье, на вопросы им надлежало отвечать, будто отец уехал в командировку, что в некотором смысле было правдой, а мать, которая так и не научилась водить машину, ходит в супермаркет и обратно с тележкой не потому, что теперь ее некому туда возить, а потому, что ей нужно больше двигаться.