Живыми не брать!

– Про Демида худое в Слободке говорят, – снова вздохнула Настасья Васильевна.

– Дивно, что он среди старцев оказался, – задумался Кириан. – Человек он скрытный и скупой, сколь его знавал, оттого всегда при средствах. Но ума слишком скромного, чтобы такую хитрость придумать. Отваги особой в нем тоже нету. По ночи на болота сунуться, с шаманами и лихими людьми торг вести – дела не по нем…

Но мне некогда слушать размышления бывшего узника о Демиде, поэтому тихонько отзываю Лысого за собой в сени:

– Слушай, у тебя еще остались эти дымовухи из торфа?

– Полно. Может, тебе чего покрепче?

– В каком смысле?

– Ну, я гранат прихватил из контрабандного тайника, файеры, динамитные шашки…

Перед решающей битвой я тщательно протерла меч от налипших крови и грязи, полюбовалась сверкающим острым лезвием, спрятала в ножны и закинула за спину. Смотала и пристегнула к поясу моток крепкой веревки. Прихватила новенький, в смазке, автоматический пистолет, тоже позаимствованный у контрабандистов. И пошла к месту обмена, чтобы успеть задолго до Ниловны, – спрятала в дупло дерева сверток, в который добавила файер и дымовую шашку, проверила запальный шнур. Чтобы устроить фейерверк, в кармане у меня была припасена зажигалка. Дело в том, что в Слободке очень боятся пожаров, если из леса вблизи от хозяйственных построек повалит дым, я могу рассчитывать, что весь народ мигом сбежится к месту возгорания.

Я пряталась за деревьями со стороны леса и до последней секунды не верила, что Ниловна снова появится, а не пришлет вместо себя какого-нибудь здорового лба вроде старца Демида или злобного и опасного зверя.

Но под кроной дуба меня ждало мирное, уютное зрелище: женщина подошла к нему со скамеечкой и прялкой в руках, удобно устроилась и принялась вытягивать из пучка шерсти нитку, тихо и протяжно напевая. Ровно в полдень я вышла из своей засады и встала прямо перед нею так, чтобы солнце светило мне в спину. Но она даже не посмотрела на меня и продолжала без остановки сматывать серебристую нитку на веретено, только спросила ровным, бесцветным голосом:

– Принесла? Что-то руки у тебя пусты…

– Череп уже здесь. Только сначала покажите мне их – обоих!

– Там они – смотри! – Не выпуская веретена, Ниловна указал мне в глубь леса.

Действительно, я увидела, что к дереву в некотором отдалении от нас привязаны два человека: прислонены спинами к стволу, их головы печально опущены, так что подбородок утыкается в грудь, они совсем не шевелятся. У одного волосы светлые, у другого – темные. Лиц мне отсюда не разглядеть.

– Они как вообще – живые? – вырвалось у меня.

– Окликни, – разрешила Ниловна, не отрываясь от своей работы. Веретено кружится, кружится – моя голова тоже начинает кружиться, а мысли путаются. Я больно прикусила губу, чтобы прогнать наваждение, и крикнула:

– Никита! – Дан вяло повернул голову в мою сторону, прядка темных волос перечеркнула лоб, он выглядит нереально красивым. Я крикнула еще раз, уже гораздо громче: – Никита! Ник, посмотри на меня!

Мой вопль переполошил лесных обитателей. Из-под корней дерева выскочила и метнулась мимо меня мышь-полевка, вспорхнули напуганные пичуги, а в небе над нами завис ястреб. Хищная птица летает кругами и опускается все ниже.

В голове у меня пронесся тихий, чужой шепот:

…у шамана Меркита сто лиц… он принимает любую личину… если тебе заступят путь – стреляй в любого… сразу стреляй…

Вдруг это только какая-то галлюцинация или оптическая иллюзия? Почему Дан откликнулся на имя Никиты? Я вытащила из-за пояса пистолет, сняла с предохранителя и прицелилась в Никиту, крикнула еще раз:

– Ник! Отвечай мне сейчас же! Или буду стрелять!

Ниловна наконец-то отвлекалась от своего рукоделия и тоже посмотрела на ребят. Никита вяло качнулся – длинная светлая челка сползла на лицо, солнце светит ему прямо в глаза, но он не моргает. Замечаю, как по его лицу проскальзывает темная тень – это ястреб спускается все ниже, еще немного – и он спикирует мне на голову, вцепится в волосы и выклюет глаза. Я буду метаться по поляне, глотать собственную кровь и выть от боли и бессилия! Мгновенно вскидываю пистолет и трижды стреляю прямо в синее небо – ястреб сложил крылья и упал вниз.

Безжизненный комок перьев свалился в траву ровно между нами.

– Ах ты, тварь! Тварь поганая!

Ниловна с неожиданной для такого грузного тела ловкостью вскочила на ноги, сорвала с головы платок, а с ним и лет десять возраста: волосы у нее оказались темными, блестящими и очень густыми – собранными в одну косу длиною почти до колен. Она ловко перехватила собственную косу одной рукой чуть выше плеча и стала раскручивать, как хлыст. Я так опешила, что не успела отпрыгнуть достаточно далеко, коса больно хлестнула меня по руке, ее кончик обвился вокруг пистолета. Ниловна изогнулась назад, подтянула косу к себе – и вырвала у меня оружие!

Следующий раз она пыталась хлестнуть меня по глазам – но я уже была готова и успела отскочить и выхватить из ножен меч. Сегодня мой главный враг – это коса: шелковистая, длинная, ловкая и безжалостная, как змея!

Я слежу за ее движениями и притворяюсь напуганной, позволяю стегануть себя еще раз, чтобы подпустить врага поближе, делаю обманный выпад – меч свистнул в воздухе, острая сталь отсекла косу, она упала на землю рядом с мертвым ястребом.

Но торжествовать победу мне не приходится – Ниловна продолжает тянуть ко мне руки и пытается схватить за одежду. В ее ладони сверкнул стилет – нож тонкий и острый, как игла. Если он пропитан отравой из крови осьминога, ей будет достаточно уколоть или оцарапать меня! Становится сложно удерживать женщину на расстоянии – она размахивает длинными просторными рукавами, меч путается в них, мне приходится приближаться, чтобы выдернуть его. Ткань рвется с громким хрустом, барабанные перепонки у меня готовы лопнуть, от каждого звука голова наполняется пульсирующей болью, я успела вымотаться, а моя соперница остается свежей и бодрой.

Значит, пришло время позвать на помощь. Исхитрившись, бросаю зажигалку прямо в дупло – только бы получилось, только бы загорелось! Сейчас я жалею, что уговорила Лысого прицепить к дымовой шашке длинный фитиль. Но ведь я не знала, что все пойдет не так, как я планировала! Все пошло наперекосяк, когда я увидела прялку. Оглядываюсь на пустую низенькую скамеечку – прялка продолжает стоять рядом, а веретено крутится в воздухе как заводное – само по себе.

Надо покончить с этим мороком!

Делаю выпад в сторону пустоты – меч легко рассекает серебристую нить. Веретено на миг замерло в воздухе и упало на землю. Из дупла наконец-то вылетел пучок искр, а следом столбом повалил черный дым. Над полянкой раздался оглушительный вопль. Правая рука Ниловны обвисла, как плеть, левой она ухватилась за рассеченную до кости щеку. Женщина рухнула на колени, заливаясь слезами боли и отчаяния…

Не рискую приблизиться к ней сразу – сворачиваю из веревки петлю, набрасываю на ее плечи, затягиваю. Ногой отбрасываю подальше подвернувшийся стилет и бросаюсь к дереву. У ствола действительно корчатся двое привязанных ребят – Лёшка и Фрол! Рты у них заткнуты тряпками, у Фрола глаз подбит, зато одну руку он уже успел вытащить из-под толстенной веревки. Взмах меча – они снова свободны. Лёшка выплевывает тряпку:

– Кхы… – тычет рукой в сторону дуба. – Аня! Быстрее, сбежит…

Поражаюсь, как ловко Ниловна притворяется неповоротливой квашней, сейчас же успела мигом подхватиться с земли, добралась до дуба, и уже шарит палкой в дупле. Оттуда сыплются искры, а клубы дыма становятся гуще и выше, она в испуге отпрянула в сторону и получила от меня такой толчок в плечо, что сразу же свалилась на землю. Скручиваю ей руки за спиной, а она пытается укусить меня!

Я сжала пальцы в кулак и ударила ее в скулу:

– Сука! Говори, где Данила?

– Ищи… – всхлипнула Ниловна, заваливаясь на бок. – Ищи! Мне братьев своих единокровных долгонько искать пришлось. Еще старец Илия, родитель Феодосия, так рассудил, что не жильцы они, раз двойней родились. Отнес их на болота и отдал Черному шаману – чтобы науку его наследовали, если выживут. Шаман, тот своих родных деток завести не сумел, в награду за такое подношение указал старцу Илие пути-дороги через болота к холодному морю. Говорили, чтобы различить их, рисунок на руке одному из них сделал. Ходила я по молодости, искала братьев – на нави, по лесам, всюду, – звала, заговоры на быструю воду и буйный ветер читала, чтобы только узнать где они, пока не нашлась живая душа, указала, что остались они за болотами, куда только старцы дорогу ведают. Феодосий же, как овдовел и не думал меня, женину меньшую сестру, как полагается исстари, в жены брать. Сам преклонных годов, глазами слеп, а туда же – подавай ему тонкую да звонкую! Вся семейка у них паскудная, а Фролка всех хуже. Еще сопли рукавом утирает, а уже руку тянет за дедовским посохом. Ничем его кровь медвежью не извести, сколько раз пробовала. По нашей вере заведено, что одни мужи старцами становятся, а баба, хоть она взглядом дикого зверя свалит, воду среди лета в лед заговорит или луну на небе остановит, не сможет посоха получить. Вот и пришлось Демида, дурака-дураком, в старцы выводить, чтобы дорогу через болота прознать да с братьями свидеться…