Спасти слона!

Йен и Ория посвятили свою жизнь изучению африканского слона и за последние 15 лет написали много книг и участвовали в съемках многих фильмов о дикой природе. Недавно они выступили с публичным осуждением торговли слоновой костью, приводящей к исчезновению сломов, за что были подвергнуты остракизму рядом других экспертов, которые более симпатизировали торговцам. За бокалом холодного лимонада мы поведали чете Дуглас-Гамильтон о ваших открытиях в Дубае и Гонконге. Супруги Дуглас-Гамильтон слушали нас с большим интересом.

— Так с какой целью вы приехали в Кению? — спросил Йен, когда сюжет о семье Пун был в основном исчерпан.

— Мы решили, что настало время больше узнать о торговле костью в самой Африке, — ответил Эллан, — мы хотели пойти по следам, о которых мы знаем.

— И хорошо бы поснимать слонов — и живых и мертвых, — вставил я. — Мы хотим добыть достаточно документального материала, который вывел бы на чистую воду браконьерскую охоту за слоновой костью.

Видно было, что Йен засомневался.

— Вы знаете, что вам не разрешат снимать в национальных парках Кении? Правительство сейчас очень блюдет этот запрет. Оно не допускает туда киногруппы, — с иронией улыбнулся он, — могут запросто вытурить туристов из парка, если застукают. Но в любом случае вам не разрешат удаляться от дороги и въезжать в заросли, где и происходит больше всего случаев браконьерства.

Подытожив полученную информацию, мы решили первым делом завести связи в Найроби. Один из тех, с кем мы беседовали, был гид, чей заработок зависел от того, будут ли туристы приезжать смотреть дикую природу и в особенности слонов.

— Теперь хоть плачь, — пожаловался он. — Два месяца назад я был в лагере, и ранним утром мы увидели из нашего лагеря стадо слонов. В половине седьмого я услышал от сорока до пятидесяти выстрелов. Когда рассвело, мы увидели четырех убитых слонов, лежащих в ряд. Бивни у всех были вырублены.

— Как часто вы сталкиваетесь с подобными картинами? — спросила Рос.

— Очень часто. Постоянно только об этом и слышишь. Теперь на вооружении у браконьеров автоматическое оружие — автоматы «АК-47». Они не дают себе труда даже прицелиться, чтобы застрелить животное. Они просто поливают слонов градом свинца и ждут, пока те свалятся. Они не упустят случай.

— А как насчет местного населения? Хотят ли они охранять слонов?

— Некоторые — да. Дикая природа — часть их традиций. Но традиции меняются со временем. Недавно я встретил семнадцатилетнего воина из племени масаи. Мы сидели у костра и разглядывали мой новый кожаный «дипломат»; на нем были картинки пяти крупных диких животных. Он сказал мне, как их называют сами масаи. Но вот носорога он узнать не мог. Боюсь, что они скоро забудут, как выглядят слоны.

Теория ВВФ, что африканцы не хотят запрета на торговлю костью, начала трещать по швам. Здесь, в Кении, где браконьерство ставило под удар благосостояние местного населения, мы слышали очень мало слов в защиту торговли костью. Похоже, даже официальная точка зрения была в пользу запрета. Ричард Лики, известный антрополог и председатель Общества по защите природы Восточной Африки (ЕАВС) недавно обвинил министра природы и туризма в медлительности в борьбе с браконьерами. Директор ЕАВС Неэмия Арап Ротич занимал ту же позицию, что и председатель. «Я лично считаю, что следует ввести мировой запрет на торговлю костью по крайней мере лет на двадцать», — сказал он в частной беседе с нами.

Другая группа — Группа защиты природы при Африканском национальном географическом обществе — также поддерживала эту точку зрения. Ее руководитель Симон Мучиро сказал нам, что их ученый комитет, представленный 37 странами, предложил международный запрет на торговлю костью, пока популяция слонов не будет восстановлена. Похоже, что африканцы стоят-таки за запрет, хотя ВВФ утверждает обратное, Это не первый на нашей памяти случай, когда выводы ВВФ вызывающе не соответствовали действительности.

Толпа американцев, увешанных фотоаппаратами и видеокамерами, стояла кругом, боясь сделать шаг. Городской люд, перенесенный за одну ночь в стихию дикой африканской природы, никак не гармонировал с ней. Глядя на них, мы поняли, какими странными мы, должно быть, выглядели в глазах коренных жителей Кении. В двадцати футах от нас два слоненка и два черных носорожка резвились в лучах вечернего солнца.

Все мы были гостями знаменитого питомника Дафны Шелдрик для осиротевших слонят в национальном парке Найроби. Дафна и ее дочь Джилл посвятили себя выхаживанию детенышей слонов и носорогов, которых пощадили браконьерские пули только потому, что у них еще нет ни бивней, ни рогов. Впрочем, как нам объяснила женщина-гид, легко сказать — «пощадили»…

— В дикой природе осиротевший слоненок живет не больше двадцати четырех часов без матери, — объяснила она, — если он сразу не попадает в когти львов, то гибнет от солнечных ожогов без материнской тени.

Дафна показала себя блестящим пропагандистом. Видя, что сердца туристов умиляются при виде молодняка, она рассказывала им о быстром сокращении поголовья слонов из-за браконьерства и демонстрировала фотоснимки, свидетельствующие, в каком шоковом состоянии порой находились осиротевшие слонята, когда их обнаруживали; их подбирали, лишь убедившись в том, что все взрослые члены семьи перебиты. Ведь в слоновом обществе каждый более слабый его член — будь он юным или старым — получает поддержку и защиту более сильных. Некоторые из слушающих приходили в ужас от услышанного. Видно, они и понятия не имели о браконьерстве. Если бы мы смогли вызвать ту же реакцию, но в мировом масштабе, наша цель была бы достигнута.

Мы спросили, можно ли переговорить с Дафной с глазу на глаз, и она пригласила нас к себе, когда экскурсия была окончена. Дафна, седовласая пышная женщина, самый облик которой излучал готовность к заботе о ближнем, встретила нас с улыбкой. У задней двери играл со служителем крошечный слоненок.

— Это Файона, — гордо сказала Дафна, — она у вас только неделю. Она — самый маленький детеныш, которого мне удалось спасти, потому что только недавно мы разработали рецепт питательной смеси, вполне заменяющей молоко слонихи.

Мы рассказали Дафне, что представляет собой ЕИА, и объяснили, что хотим снять фильм, направленный против торговли костью.

— Нам надо сохранить цель нашего визита в тайне, если вы не возражаете, — попросил я.

— Прекрасная мысль, — ответила Дафна, — я расскажу вам, что делается в Кении. Но сначала вы расскажите, что вам самим ведомо о торговле костью.

Дафне не привыкать работать с прессой. Непосвященные киношники ходили за ней табунами, чтобы — заметьте, за дешевую плату — заснять слонят в ее питомнике. Первоначально ей и в голову не приходило, что у нас совсем другие цели. Но когда мы рассказали ей, что уже побывали в Гонконге и Дубае и разрабатываем масштабную кампанию за всемирный запрет торговли костью, в ее холодных голубых глазах вспыхнуло оживление, и она стала говорить с нами более серьезно.

— Пойдемте-ка на веранду, выпьем пива, — предложила она.

Мы пошли за хозяйкой через весь дом на открытую веранду, выходившую на пруд. Семейство бородавочников носилось по саду в лучах вечернего света, подняв хвосты трубой. Дафна внесла поднос с бокалами пива, и к нам присоединились ее дочь Джилл и бойфрэнд этой последней, по имени Жан-Франсуа.

— Так. Вы хотите знать, что творится в Кении, — сказала Дафна. — Знайте, что ситуация очень серьезная. Я регистрирую каждый обнаруженный случай браконьерства в национальном парке Цаво. Только за этот год убито более тысячи слонов. Теперь в парке осталось, по-видимому, не более десяти тысяч. Организованное преступление — двух мнений быть не может.

— Дело рук местных? — спросил я.

Дафна пожала плечами.

— Иногда да. Подозреваю, что замешан кто-то из егерей. Но чаще всего — дело рук «шифты»: бандитов из Сомали. Они прекрасно вооружены и ходят на дело бандами. Как видите, у нас нет эффективной силы, чтобы противостоять им. К сожалению, министерство природы и туризма не может заработать достаточно денег для защиты природы.