Спасти слона!

Теперь человек лихорадочно убирал изделия обратно в ящик, тщетно пытаясь заслонить их от моего взгляда. Пока я наблюдал за ним, мне вдруг на ум пришла гипотеза, для чего необходимы эти подставные лица. Возможно, братья Пун обкатывали эти новые пути в предвкушении ликвидации лазеек в августе месяце? Если они хорошо отладят дорогу через Новые территории, они смогут спокойно продолжать ею пользоваться и после августа, втайне от посторонних глаз. А если бы они сейчас ввозили тонны полуфабрикатов легально, то их вывели бы на чистую воду, когда потребуются разрешения. Если бы они только тогда начали пользоваться конспиративными квартирами — значит, им резко пришлось бы уменьшить количество легально ввозимой кости. А кто-то из чиновников непременно заметил бы, что объем продаж кости семейством Пун не уменьшился, и быстро бы вычислил, в чем дело.

Как рассказывал нам мистер Икс, члены семьи Пун были хитрыми делягами. Если моя теория оказалась бы верна, значит, в их силах обойти любой закон и продолжать отмывать контрабандную кость.

Наши результаты были еще более успешны, чем я ожидал. Киноматериал, отснятый в Гонконге, столь удачно состыковался с отснятым в Дубае, что материалы об операциях Пуна можно было бы положить в канву фильма. Жаль, конечно, что сам Пун Тат Хонг отказался позировать перед камерой, но наша главная цель была достигнута.

На следующий день Чармиэн и Клайв упаковали оборудование и документы и сели на первый же рейс до Лондона. Я смог достать билет только на вечер следующего дня, и тоже паковался, когда зазвонил телефон. Это была Шук Ва из «Азия уик».

— Сегодня я брала интервью у Пуна. Боже, как с ним трудно! Как вы насчет позавтракать? У меня есть кое-что для вас интересное.

За ленчем в ресторане на Нэтэн-роуд Шук Ва рассказала мне, как она с фотографом из «Азия уик» вошла без доклада в магазин «Тат Хинг Айвори». Она объяснила, кто они и зачем пожаловали, но через несколько минут Пун догадался, что разговор записывается на пленку.

— Он попытался позвать своего юриста! — засмеялась она. — К счастью, мне удалось успокоить его. Но в конце мне удалось его разговорить. По-видимому, он решил при моей помощи разделаться с конкурентами. Он наговорил мне массу всего о нескольких других торговцах, использующих браконьерски добытую кость. Я посвящу вас в детали. Но главное, зачем я вас сюда позвала, — чтобы рассказать кое-что интересное о КИТЕС. — Шук Ва видела, что задела мое любопытство. — Он предположил, что существуют некие разногласия в рамках самой КИТЕС.

Шук Ва дала мне расшифровку записи разговора с Пуном. Когда журналистка ушла, я перечитал запись снова. В последнем абзаце Шук Ва заметила, что перед самым уходом из магазина ее фотограф попытался снять Пуна, но тот запротестовал, таинственно сказав: «Люди не любят, когда их выставляют напоказ. Равно как и свиньи не любят, когда их кормят на убой!»

— Если ЕИА доведет дело до конца, снимки Пун Тат Хонга увидит весь мир. Самая натуральная свинья, да еще раскормленная на убой, — сказал я с облегчением и взял чемоданы, чтобы лететь домой.

Глава седьмая

Ноябрь 1988

Кения

Эллан

Статья о браконьерской охоте за слоновой костью появилась в «Азия-уик» как раз в августе 1988 года. Лишь немногим было ведомо, кто сделал опубликованные без подписи снимки косторезных фабрик Пуна в Дубае. В среде участников движения за сохранение природы было немало забавных (для нас, конечно) споров, кто же мог отважиться на такое.

Вскоре после этого я ушел с поста исполнительного директора «Гринпис» и всецело отдался работе в ЕИА. Это значило, что теперь мы сможем провести кампанию в защиту слонов по всем пунктам и начать планировать путешествие в Африку. Но этот континент слишком велик по размерам. Мы решили сосредоточить внимание на Восточной Африке, о которой у нас было больше всего информации. С тех пор, как Дейв вернулся из Гонконга, до нас дошли новости, что братья Пун основали новую косторезную фабрику в Кисингани, на севере Заира. Это была одна из возможных точек. Другой была Бурунди, страна, до сих пор не присоединившаяся к КИТЕС и потому могущая быть перевалочным пунктом для значительной части браконьерски добытой кости, которая шла в Дубай.

Но нашей начальной точкой должна была стать Кения. Не только потому, что она понесла особый урон от браконьеров, но и потому, что там живет немало видных борцов за охрану живой природы. Встречи с ними дали бы нам куда более ясную картину того, что же на самом деле происходит. Так уж совпало, что рабочая группа КИТЕС по африканским слонам должна была впервые собраться в Найроби как раз во время нашей поездки. Эта группа была образована в 1987 году с целью наблюдения, чем чревата торговля слоновой костью и какие в связи с ней возникают проблемы. На встречу были приглашены лишь немногие участники борьбы за охрану живой природы даже в качестве наблюдателей, но я все же надеялся, что как-нибудь пробьюсь туда.

Клайв не поехал на сей раз, потому что мы решили, что правильнее будет выступить под маской простых туристов, нежели профессиональной киногруппы. Дело в том, что съемки дикой природы находятся в большинстве африканских стран под строгим контролем, и поэтому мы взяли с собой только видеокамеру-«восьмерку», которую нам одолжила компания Ай-ти-эн, с надеждой, что она сойдет за любительскую. Мы убедили милейшую Рос Рив провести с нами каникулы, помогая нам. Рос, защитившая докторскую диссертацию по микробиологии, была превосходным фотографом и помогала ЕИА проводить фотосъемки истребления китов у Фарерских островов в 1986 году. Кроме того, она свободно говорила по-французски, что было весьма полезным в Бурунди. И снова наша неутомимая покровительница Кристина Стивенс пустила шапку по кругу, обратившись к различным американским группам за денежной помощью для нас. Именно она настояла на том, чтобы мы начали этот проект, и теперь не могла допустить, чтобы он остановился из-за недостатка средств.

Не знаю, что на меня нашло, но за несколько дней до нашего отъезда я написал завещание, оставляя свои жалкие сбережения немногим друзьям; я также написал письмо в банк с требованием перевести мой вклад на счет ЕИА «в случае чрезвычайных обстоятельств». Я передал оба документа Дженни на хранение. Уже потом мне стало известно, что и Дейв, обеспокоенный невысказанными предчувствиями, написал завещание перед отъездом.

Дейв

Найроби странным образом балансирует на грани двух культур; африканские корни переплетены в нем с европейским влиянием, привнесенным в колониальную эпоху. Нигде контраст между двумя цивилизациями так не бросается в глаза, как из окна такси по дороге к дому Йена Дугласа-Гамильтона, расположенному в найробийском районе Лангата.

По окраинам Найроби дороги забиты маленькими переполненными автобусами, которые чадят черным выхлопным газом, когда высаживают темнокожий люд в убогих кварталах. Но по мере приближения к Лангате пейзаж меняется: вы проезжаете элегантные домики, в которых шесть, а то и восемь спален; почти все они охраняются сторожами с собаками и окружены неприступными заборами. Многие из белокожих кенийцев, с которыми у нас предстояли встречи в ближайшие недели, жили в этой благополучной части города.

Когда мы въехали в пределы Лангаты, я обратил внимание, что наш шофер осматривается с любопытством.

— Не правда ли, шикарный район? — сказал я.

— Да, сэр, — согласился он, кивнув головой. — Я сюда заезжаю не так уж часто.

Дом, в котором жили Йен и его жена Ория, журналистка, был не так кичлив, как его соседи. Он был построен из дерева, а не из кирпича или камня, и не имел ограды по периметру. Хозяева оказали нам теплый прием, тем более что последний раз мы виделись с ними не далее как на встрече в Оттаве 16 месяцев назад.