Мисс Благоразумие

Молли не сдержалась и хихикнула.

— Ты что, смеешься надо мной? — вскинулся Флинн.

— Еще бы не смеяться! В роли отца ты просто прелесть. Клянусь, ты единственный, кто этого не видит.

— Уэстон, если еще хоть раз сегодня назовешь меня прелестью, клянусь, я за себя не отвечаю. Никто и никогда не называл меня так.

— Ты только что остановил машину, чтобы подать малышу игрушку, — мягко заметила она.

— Ну и что? Мне пришлось это сделать. Иначе он бы расплакался.

— Вот-вот. И это, конечно же, классический образец мерзкого, бессердечного типа, лишенного всякого отцовского инстинкта.

— Может, хватит твоих шуточек? Я пытаюсь поговорить с тобой серьезно. С появлением этого малыша ты яснее ясного дала мне понять, что я в твоих глазах упал до самого низкого уровня…

— Брось, я же сказала, что не хочу становиться в позу судьи…

— Дело в том, что… я с тобой согласен. Но если у тебя есть какие-то чудодейственные ответы на вопрос о том, как я должен поступить в данной ситуации, то у меня их определенно нет. Этот ребенок заслуживает будущего — наилучшего из возможных для него. И я некоторым образом получил право голоса в определении того, каким оно может быть. Отец я ему или нет, надежда на лучшее для него будущее, может быть, во многом связана со мной.

После небольшого колебания Молли быстро сказала:

— Поезжай прямо.

Впереди уже показалась подъездная дорожка к их офису. Молли не любила быстрых, импульсивных решений: те немногие, которые ей случилось принять, оказались неудачными. Но на этот раз у нее, похоже, не было выбора.

Флинн слегка растерялся от такой неожиданной перемены темы разговора.

— Прости, не понял?

— Не сворачивай к офису. Поезжай прямо ко мне. Это всего в нескольких кварталах отсюда, через три перекрестка поворот налево.

— Не понимаю…

— Знаю. Но я слышала, как ты пришел к этим заключениям о собственной годности на роль отца — на основании одного крошечного пятнышка опрелости. Полагаю, не очень-то здорово говорить боссу, что он годится сейчас разве что в мусорную корзину. Я хочу накормить вас обоих обедом. А поскольку такое предложение от меня поступает крайне редко, то я на твоем месте крепко бы подумала, прежде чем не принять его.

Снова сочувствие. Флинн прекрасно понимал, что это приглашение на обед объясняете тем, что она почувствовала к нему жалость. Ему уже давно хотелось узнать, где и как он живет, поэтому он сразу же согласился на визит. Одного взгляда на ее гостиную оказалось достаточно — им с Диланом тут не место.

— Вот это да! Мы не можем войти. Ничего не выйдет, Мол. Дилан и белая мебель… Нет, ни в коем случае. Это будет полная катастрофа. Я не преувеличиваю.

Она засмеялась и закрыла дверь.

— Да, мне такое тоже приходило в голову. Но твой ангелочек окажет мне добрую услугу, если сломает вон тот кремовый диван. Глупейшая вещь, какую мне довелось купить. В магазине она смотрелась просто потрясающе, но здесь достает меня своей непрактичностью. Так что не бери в голову.

Она опустила на пол пакет с подгузниками, сняла пальто и поманила к себе Дилана. Малыш мгновенно, по-каскадерски, взлетел к ней на руки.

— А ты, дружочек, весьма увесистый. Не пойти ли нам с тобой похлопотать насчет обеда и Дать папе отдохнуть? Флинн, это приглашение получилось экспромтом, так что выбор напитков у меня невелик. Могу предложить только красное вино.

— Мне ничего не надо. Просто скажи, чем я могу помочь тебе в приготовлении обеда.

Но она выпроводила его из кухни, сунув ему в руку бокал красного вина и уже явно не заботясь о том, хочет он его пить или нет. Ему было слышно, как она гремит кастрюлями и воркует с Диланом, в то время как он пребывает в полном одиночестве, получив начальственное распоряжение расслабиться.

Флинн знал, что расслабляться-то как раз и не следует, да и в одиночестве он оставался недолго. Едва успев проглотить вино, он увидел, как к нему на полной скорости несется малыш.

Флинну уже было хорошо знакомо это выражение его мордашки. Ничто не доставляло Дилану такого удовольствия, как миссия «найти и уничтожить».

Флинн торопливо поставил бокал и заметался по комнате. В мгновение ока подхватил вазу, рамку от картины и какую-то принадлежность чайного сервиза и поставил на каминную полку… Потом кинулся через комнату, отодвинул подальше пару настольных ламп, установил повыше ужасно хрупкую на вид фарфоровую безделушку… К тому времени малыш подтянулся в стоячее положение у кофейного столика, с интересом изучая его поверхность и то, что на ней находилось.

— Знаю-знаю, тебе нравится в новых местах, верно? — заискивающе произнес Флинн. Черт, он заметил лежавшие на кофейном столике журналы, когда было уже поздно! Дилан смял обложку «Ньюсуика» и без всякого уважения запихнул в рот фотографию президента. — Нет-нет, мы ведь с тобой уже говорили, что есть бумагу нельзя.

Малыш радостно фыркнул и встал на четвереньки, когда понял, что Флинн готов пуститься в погоню.

— Эй, куда же запропастился мой помощник? — спросила Молли, остановившись в дверях.

— Гм, у нас тут небольшая проблема с твоим журналом, — позевывая, пояснил Флинн. — Похоже, малыш уже определился в плане политической ориентации: нынешнего президента он жует и выплевывает.

— Велика важность. У меня самой иной раз возникает такое желание, когда смотрю новости. — Молли усмехнулась, но он видел выражение ее глаз. Будь он проклят, если хоть что-нибудь понимает. Он почти совсем приуныл: ему так хотелось сделать что-нибудь правильное в глазах Молли, а визит к детскому врачу почему-то превратился в дурацкую комедию, где каждый его поступок оказывался шагом «не в ту степь». Сплошной черный юмор. Однако по какой-то непонятной причине ее обращенный к нему взгляд был полон нежности. — Опять зеваешь, Флинн? Когда начнешь спать по-человечески?

— Ничего я не зевал. Тебе просто показалось. И я вовсе не устал.

— Ну да. Отчего же ты готов рычать даже на безобидного мотылька? Просто так? На этот раз я забираю малыша и закрываю кухонную Дверь. А ты садись и положи повыше ноги, а не то мне придется показать, какая я вредная.

— Когда я принял тебя на работу, что-то не замечал этот начальственный тон.

Она подняла брови.

— Ты принял на работу ужасно робкую личность у которой начинал болеть живот, если ей приходилось повышать голос. Ты сам меня испортил, так что теперь не жалуйся. Меню у нас весьма изысканное: гороховый суп с гренками, протертая свекла, сыр и мороженое. Вообще-то я могла бы приготовить что-нибудь более существенное для взрослых, но для годовичков нашлось только это.

— Это подойдет и мне. Подойдет все, за исключением свеклы.

Она снова засмеялась, подхватила малыша и вернулась на кухню, предварительно приказав Флинну:

— А ты отдыхай!

Черт возьми, как она разговаривает с ним! Как с собакой! Едва она успела скрыться за дверью, как Флинн плюхнулся на ее диван… на одну минуточку. Он откинулся на спинку и, чувствуя неподдельный интерес к комнате, в которой оказался, осмотрелся по сторонам.

Кремовые и бледно-желтые тона ей подходили. Как и все в этом доме. Чистые, мягкие цвета. Картины, развешанные так, как нужно. Ни пыли, ни грязи, ни беспорядка. В дальнем углу стоял древний шестиногий письменный стол, казавшийся таким шатким, словно готов был развалиться, если на него слегка дунуть. Простенок между окнами украшал двухместный диванчик с грудой подушек абрикосового, кремового и лимонного цвета. С кружевной отделкой. Тут и там стояло несколько безделушек — на вид ужасающе хрупких.

Когда он осознал очевидное, его охватило чувство облегчения. Все это было ему чуждым. Впервые после того проклятого объятия Флинн ощутил, как напряжение в мышцах начинает наконец отпускать. До этого он чувствовал какую-то связь с Молли, некую потребность, которая до сих пор еще раскаленным углем жгла ему нервы.

Значит, это не более чем просто химия. Гормоны. Одного взгляда вокруг оказалось достаточно, чтобы понять: у него с Молли нет ничего общего. Она аккуратистка. А он входит в дом в мокрых ботинках. Ей удобно среди антикварных вещей, а его, непритязательного к быту, ни капельки не коробит баскетбольное кольцо над дверью в офисе.