Страница 20 из 23
Гаррет повернулся и с громким стуком поставил свою кружку на стойку.
— Полагаю, решение данной проблемы достаточно простое.
— Прошу прощения?
— Все что тебе нужно — это выйти замуж до тридцати, верно? Рид тебе не подходит, но ведь он не единственный мужчина на свете. К тому же ты подцепила меня, прежде чем дать ему отставку.
— Извини? — снова повторила она, на этот раз тише.
— Я сам женюсь на тебе, Эмма. Если ты хочешь эти деньги, они твои. Проще простого.
Его голос был холодным как лед. Когда она сразу не ответила — в тот момент она просто не могла заставить себя вымолвить ни слова, — он продолжил:
— В отношении денег я не идеалист. Нет ничего приятного или романтичного в том, чтобы быть бедным. Нет причин стыдиться того, что хочется жить хорошо. Никто не выбрасывает на ветер состояние, Эмма, это глупо. Надо быть сумасшедшей, чтобы отказаться от независимости, от уверенности в будущем.
На мгновение Эмме показалось, что она состарилась на полвека, потому что, когда встала, ноги едва держали ее.
— Я не просила тебя жениться на мне, — тихо напомнила она.
— Знаю, но это наиболее разумное решение твоей проблемы. Видит бог, нам хорошо в постели. Мы всегда нравились друг другу… — Его телефон зазвонил. Он шагнул по направлению к нему, но прежде сказал ей: — Не вижу причины, почему мы не можем пожениться до твоего очередного дня рождения.
Гаррет снял трубку, и целых шестьдесят секунд Эмма пыталась успокоиться. У нее было такое чувство, словно ее сбили с ног, и она никак не могла прийти в себя.
Хотелось даже рассмеяться. Впервые в жизни она по-настоящему жаждала получить предложение руки и сердца. От Гаррета.
Но не в такой форме.
Не потому, что она вот-вот может лишиться огромного состояния. Гаррет наверняка решил, что она выйдет за него ради денег.
Самым печальным было то, что Эмма надеялась, будто Гаррет дорожит ею, даже любит ее. Что он узнал настоящую Эмму. И что именно с этой женщиной он занимался любовью. И, может, даже полюбил. По крайней мере, он говорил, что полюбил.
Но из его слов получалось, что им хорошо вместе только в постели. По сути, Гаррет предложил ей брак по расчету. Очередную сделку, обычную для Иствика и его жителей.
Разочарование захлестнуло Эмму с головой.
Он все еще разговаривал по телефону. Поднявшись со стула, словно сомнамбула, она босиком направилась к двери, прямо в его рубашке, непричесанная.
Эмма не помнила, когда делала нечто настолько неподобающее на людях, но сейчас ей было все равно, что подумают другие. Она вышла на тротуар и в таком виде направилась к своей галерее. Ей нужно было поскорее уйти от Гаррета, скрыться от выражения отчужденности на его таком любимом лице. Эмма не хотела, чтобы он или кто-то другой видел ее отчаяние.
Эмме хотелось заползти в какую-нибудь нору и зализать раны в полном одиночестве, но это было невозможно. Она не могла подвести детей, да и галерея требовала ее постоянного присутствия. Поэтому, взяв себя в руки, Эмма приступила к своим обычным делам, изо всех сил пытаясь не думать о Гаррете.
Во второй половине дня к ней заглянула Мэри Дюваль, ее бывшая одноклассница, талантливая художница, которая недавно вернулась в Иствик. Она принесла несколько своих работ для намечающейся в июле выставки. Они поболтали немного. Эмма была рада приходу подруги, потому что та помогла ей отвлечься от грустных мыслей. Она не знала, известно ли Мэри о ее неприятностях, но, очевидно, что-то в выражении лица выдало ее, потому что голос подруги неожиданно смягчился.
— Я понимаю, что сегодня не слишком удачный день для визита, но поэтому я и пришла, Эм. Все в городе обсуждают вашу внезапно расторгнутую помолвку, и, похоже, основная часть этих сплетен ложится на тебя одну. Не знаю, то ли Рид прячется у себя на ранчо, то ли исчез куда-то на время, но поговаривают, что его нигде не видно. К несчастью, это обстоятельство подстегивает сплетников еще больше.
Когда Эмма не ответила, Мэри продолжила:
— Не хочу показаться назойливой, просто я подумала, что тебе может понадобиться рядом кто-то, кто не будет задавать лишних вопросов. Конечно, прошло много лет с тех пор, как я жила в Иствике, но я не забыла, что такое здешние сплетники… О, не надо, Эм, только не плачь.
Эмма никогда не плакала на людях. В обществе она всегда вела себя идеально. Никто никогда не догадывался о тех трудностях, которые ей приходилось порой переживать. Еще в юном возрасте она научилась не показывать свою уязвимость.
Сейчас все это казалось неважным. Ей было наплевать на сплетни и Иствик. Работа в галерее, отмена свадьбы, трения с родителями — все казалось ненужным, бесполезным. Ее даже не интересовало, что будет с ней после потери трастового фонда, на который она так рассчитывала.
— Ох, Эмма, — Мэри бросилась к ней и попыталась обнять. — Я понимаю. Тебе сейчас больно. Не важно, кто виноват в разрыве. Разрыв — это всегда ужасно. То, что произошло между тобой и Ридом…
— Рид ни в чем не виноват, — выдавила Эмма.
— Ну да, как же. Ты хочешь сказать, что твое сердце не разбито?
О боже, ну и неразбериха. Ее сердце разбито, это точно. Но только не из-за Рида.
Из-за Гаррета.
Ее ждут колоссальные перемены в работе и образе жизни. Как бы тяжело ни пришлось, не было ничего, с чем она бы не смогла справиться. Но как пережить разочарование в любимом человеке? Она никогда раньше не влюблялась. Никогда не испытывала такой всепоглощающей любви, которую чувствовала к Гаррету.
И после всего, что между ними было, он предложил ей выйти за него замуж ради наследства.
Как он мог так плохо думать о ней?
Глава одиннадцатая
Гаррет стоял на бетонированной площадке частного аэродрома в Иствике, ожидая, когда самолет, принадлежащий его компании, замедлит свое скольжение до полной остановки и дверь откроется.
Небо было затянуто серыми тучами, дождь шел не переставая, что полностью соответствовало его угрюмому настроению.
Когда единственный пассажир спустился по металлическим сходням с самолета, Гаррет поспешил ему навстречу. Муж его сестры — крепко сбитый блондин с красноватой от загара кожей — был одет в тропическую куртку цвета хаки и помятые брюки.
— Гриф. — Гаррет первым протянул руку. Оба были людьми замкнутыми и слишком волевыми, чтобы быть близкими друзьями, но сейчас Гаррету требовались от мужа сестры поддержка и сотрудничество.
На лице Грифа, казалось, отражались те же чувства.
— Я рад, что ты прислал за мной свой самолет. Я не понимаю, что происходит. Твои родители не сказали мне ничего, кроме того, что Каро в больнице.
— Давай спрячемся от дождя. Потом поговорим.
— Я не спал тридцать часов, но я все равно хочу услышать…
— Услышишь. — Гаррет вывел машину со стоянки и направился по дороге в сторону города. Надвигалась гроза. Об этом свидетельствовали вспышки молний на горизонте. Когда Гаррет проехал поворот к особняку Китингов, Гриф заговорил:
— Ты пропустил поворот.
— Нет. Думаю, нам лучше поговорить до того, как ты увидишься с моей сестрой.
В живописных окрестностях Иствика располагались лошадиные фермы и конюшни, где можно было припарковаться на обочине и постоять незамеченным в тени деревьев.
Гаррет положил голову на подголовник и сразу приступил к делу.
— Она пыталась совершить самоубийство. И ей едва это не удалось.
— Что?Твои родители сказали, она отравилась каким-то лекарством. Я не мог понять, как такое могло произойти, когда единственное лекарство, которое она принимает, это противозачаточные таблетки, да время от времени аспирин.
Гаррет жестом попросил его замолчать и повернулся лицом к зятю.
— Она не идеальна, Гриф. Она напугана и нуждается в помощи, а не в критике и упреках.
— Думаешь, я этого не понимаю? Я бы ни за что не уехал из дома, если б знал, что у нее депрессия. Но это ведь не все?