Волшебная реликвия

– Слушай, а где Валик? – спросил Арик, размышляя над ходом и невольно разглаживая пальцами едва заметную поросль над верхней губой.

– Где! – презрительно передразнил Галик. – Известно где. В дальнем сарае. Спит на сеновале. Обычное его занятие.

– Неужто к праздничной бочке успел приложиться? – спросил Арик и с нарочитым испугом выпучил глаза.

– А то! – Галик усмехнулся.

– И ведь допустили его! Он же один полбочки вылакает.

– Попробуй не допусти. Всех раскидает. Впрочем, пивная бочка давно пуста. А Валик все-таки специалист не по пиву, а по сладкому квасу и чаю с вареньем.

– Это правда, он у нас такой, – протянул Арик, сорвал травинку, разорвал ее на три части, дунул, плюнул и выкинул. После этого он сделал тонкий ход: снял два камушка в среднем ряду.

Не ожидавший такого коварства Галик задумался. Его темные глаза застыли, изучая позицию. В первом ряду оставался один камень, во втором – два, в последнем – три. Казалось бы, просто. Всего шесть камушков. Увы! Снимать камни за один ход можно было только в одном из рядов. Какой бы ход он теперь ни предпринял, самый последний камень доставался ему. А это означало проигрыш.

– Опять колдуешь? – спросил Галик, отыскивая взглядом место, куда упала травинка.

– Да где там? – Арик вытаращил честные глаза. – Чистая работа мысли!

– Знаем, знаем, – усмехнулся Галик. – Ты у нас известный колдун!

– А ты? – Арик притворно рассердился.

– И я, – неожиданно согласился Галик. – Без этого дела нынче нельзя. Но работа мысли все же важнее.

– Вот именно. Ход-то будешь делать?

В этот момент послышался петушиный клекот и топот сапог. Галик оглянулся. Сквозь листы и колючки он увидел, что за его любимым петухом по кличке Жан-наглец бежит здоровенный солдат. Петух мчался что было сил, но солдат его настигал. Вот он уже уцепился было за яркий хвост, но в этот момент Галик мгновенно протянул из-за куста руку, схватил петуха за шею и прижал к своей груди, второй рукой зажав ему клюв. Петух дернулся и затих. Солдат в недоумении остановился, не понимая, куда исчезла птица.

– Слушай, – прошептал Арик, помогая приятелю удерживать дрожащего петуха. – По-моему, этот прохвост зарывается. Они уже взяли положенное количество кур, мародеры чертовы.

В этот момент петух дернулся, на секунду освободил клюв и возмущенно кудахтнул.

Через мгновение кто-то заслонил свет.

Ребята подняли головы.

– А! – закричал нависший над ними солдат и выхватил у Галика петуха своими огромными ручищами. Тот, размахивая пышным сине-зеленым хвостом, отчаянно сопротивлялся. Полетели перья, петух надрывался «Ко-кхо-хе!».

Галик выпрямился.

– А ну брось птицу!

– Чего? – Солдат лениво смерил хрупкого юношу взглядом.

– Я сказал, оставь петуха в покое.

– Поди, малыш, прочь, – солдат прижал петуха к груди, – пока задницу не надрали.

– Смотри, не отпустишь нашего Петю, худо будет.

– Что? – Солдат грозно сдвинул брови и поднял волосатую ручищу.

Не дожидаясь удара, Галик легко толкнул его рукой, и огромный солдат, не успев ничего понять, полетел на землю. Дело в том, что Арик во время вышеописанного диалога незаметно на коленках подполз сзади, под самые ноги солдата. Неудивительно, что бедняга потерял равновесие и шумно грохнулся от малейшего тычка. Жан-наглец вырвался, встряхнул помятыми перьями, с достоинством покачал своим роскошным изумрудно-голубым хвостом и, гордо вышагивая, пошел на задний двор к своим уцелевшим невестам.

Смущенный солдат быстро вскочил, но, оценив неравенство сил – двое против одного, – хотел ретироваться. Двое друзей испытывали похожие чувства. Они тоже собрались бежать, но в другую сторону. И все бы ничего, но как раз в этот момент на улицу вступил конвой во главе с сержантом.

Сержант Подорога обычно, оглядывая новобранцев, любил иронически прищуривать правый глаз. Огромным карим зрачком левого глазом он при этом свирепо вращал. Со временем левый глаз сержанта стал казаться большим и страшным, в то время как правый сделался маленьким, полузакрытым, подернутым туманной пленкой непрошеной слезы. Если сержант впервые замечал новобранца широко открытым левым глазом, что случалось часто, он начинал относиться к нему со всей суровостью. Ничего хорошего на первых порах ждать бедному новичку не приходилось. «Лечь! Встать! Лечь! Встать! Бегом марш! Что за дохляк! Ну, ты у меня живо поймешь, где зимуют белые раки! Лечь! Встать! Кру-у-гом! Скатку на пле-е-чо! Фузею на другое плечо! Бегом марш!» Левый глаз сержанта бешено вращался, наблюдая за новобранцем, пока бедняга не падал без сил на одном из поворотов. Тогда глаз сержанта стекленел. Подорога поворачивался в поисках ближайших солдат и давал команду: «Отнести эту падаль в палатку!»

Если же Подорога впивался в новичка вдруг открывшимся ни с того ни с сего правым глазом, что случалось, как вы понимаете, нечасто, то к такому рекруту он начинал относиться с истинно отеческим теплом. Он трепал его по плечу и, меняя хриплый бас на нежный баритон, умильно говорил: «Ну что, малыш, послужить батюшке-королю надумал?» Если новобранец оказывался не дурак, если он вскидывал руку, выкатывал грудь колесом и бодро орал «Служу королевскому величеству!», то крупная слеза целиком закрывала правый глаз сержанта. И на долгое время такому новичку были обеспечены теплая палатка и место поближе к котлу.

Арику и Галику, судя по всему, ни место у котла с кашей, ни теплая палатка не грозили. А вот холодная палатка с протекающей крышей и жестким лежаком – это пожалуйста.

– Всем стоять! – рявкнул сержант.

Арик и Галик застыли. Солдат отдал честь.

– Ты что здесь делаешь? – Сержант сделал шаг к недавно поверженному солдату.

– Собираю провиант, господин сержант, – выпалил тот, незаметно отряхивая мундир от земли и листьев. – Согласно приказу.

– Кто приказал?

– Как кто? – Круглые глаза солдата изобразили крайнюю степень удивления. – Вы и приказали, господин сержант.

– Что-то я не припомню такого приказа, – буркнул сержант и перевел взор на двух друзей. – А это кто такие?

Один из парней был повыше и шире в плечах. Темно-русые волосы волною падали на лоб, однако не закрывали живых синих глаз. Второй паренек выглядел стройнее и тоньше, черные волосы были коротко подстрижены, а карие глаза смотрели словно бы с оттенком печали.

Сержант поначалу экономил силы, и на его лице играло лишь подобие приближающейся грозной улыбки. Левый глаз при этом был, разумеется, открыт, маленький же правый старательно сощурен.

– Я спрашиваю, кто такие? – повторил сержант набирающим силу хриплым басом.

Арик и Галик растерянно молчали. Тогда вперед вновь выдвинулся солдат.

– Не могу знать, господин сержант, – бодро отрапортовал он, – Думаю, местные мальчишки. Пытались помешать мне исполнить ваш приказ.

– Мальчишки? – Сержант изобразил недоверие, тогда как зрачок его левого глаза потихоньку пришел в движение. – Вздор! Это не мальчишки!

– А кто же? – глупо улыбаясь, спросил солдат.

– Это доблестные защитники родины и его величества короля. Или я не прав? – И вот тут карий зрачок начал описывать страшные круги.

Солдат притих. Оба паренька – и темно-русый, и черноволосый – по-прежнему безмолвствовали.

– Вы, безусловно, правы, дорогой сержант! – Из-за поворота показался невысокий военный с тщательно подстриженными усами. – Правы, как никогда.

– О да, господин капрал, конечно же, я прав. Тогда почему, черт их дери, – сержант гневно оглянулся на каптенармуса, который, как обычно, шествовал за ним следом, – они в каком-то штатском рванье, а не в наших славных мундирах? Где их шпаги? Фузеи? И где их жалованье?

В руках у каптенармуса, худого малого в мешковатом мундире и с печалью во взоре, как по волшебству оказались два маленьких кожаных мешочка. Он ловко кинул их обеими руками, так, словно швырнул гранаты. От неожиданности Арик схватил один мешочек, а Галик поймал второй.