Страница 3 из 11
— Ой, Паламед, ты выпачкался!
— Где?
— А вот тут! — «Забота» о госте позволила Одиссею вытереть руку о все ту же белоснежную тунику. Она на большом участке перестала быть белоснежной.
Паламед рассмеялся:
— Влез в навоз! Отец предупреждал меня, чтобы осторожно шел мимо этой кучи. Теперь придется возвращаться на корабль и переодеваться. Подождешь?
— Пойдем, провожу. — Одиссей был раздосадован, что Паламед не расплакался, не разозлился, кажется, даже не расстроился, только посмеялся над своей неловкостью. — Побежали!
Одиссей понесся так быстро, как только мог, сверкали голые пятки, по округе разносилось его сопение. Он слышал, что Паламед бежит следом, причем не отставая и даже не пыхтя. Конечно, Одиссей рассчитывал намного опередить гостя, ведь он знал на тропе, ведущей к бухте, каждый камень, ноги сами перепрыгивали, можно даже вниз не смотреть, кроме того, он был босой. Паламед успевал за Одиссеем и в сандалиях, причем прибежал не запыхавшись и вовсе не отстав.
Два дня нежданные гости были на Итаке, два дня разумный, чистенький Паламед существовал откровенным укором встрепанному Одиссею. Во всем он оказывался лучше: был успешней, чище, а уж знал куда больше! Паламед не только читал, он даже писал, умел быстро считать, чертил какие-то знаки, называя их цифрами, помнил всех героев и все подвиги Геракла, знал родословные богов и царей Эллады, его невозможно застать врасплох никаким вопросом.
Глядя, как корабль Навплия наконец скрывается за Караксой — «Мысом ворона», Одиссей вдруг шмыгнул носом:
— Встречу в море — утоплю!
Лаэрт расхохотался:
— А ведь это будущий родственник! Навплий договорился позже приплыть за твоей сестрой, чтобы стала женой Паламеда.
Мальчику стало совсем горько:
— А если я не буду таким, как Паламед, вы не будете меня любить?
Рука отца легла на плечо:
— Ты наш единственный и любимый сын, с которым никогда не сравнится никакой Паламед. Но учиться все же пора, Навплий прав. В Аттике и на Пелопоннесе мальчики уже ходят в специальные дома — гимнасии, где их учат читать, учат истории и устройству мира.
— А еще чему учат в гимнасии?
Одиссея заворожило само слово. Вот где небось набрался всяких знаний противный Паламед!
— А еще занимаются борьбой, стрельбой из лука, учатся владеть мечом… изучают разные виды боя, битвы…
Больше всего на свете Одиссею захотелось не лазить с Эвриклеей по горам, не бегать с Аргусом, не слушать байки Евмея, а учиться в гимнасии. Он так и сказал.
Антиклея взвыла:
— Не пущу!
— Куда?
— В гимнасию в Аттику.
Лаэрт снова расхохотался:
— Да его никто и не везет! На Итаке найдем, кому учить. У меня вон Полифрон умный и толковый. А чтобы не скучно было, позови с собой приятеля.
— Ментора! — выпалил Одиссей.
— А хоть бы и Ментора.
Началась учеба. К радости мальчишек, Полифрон и впрямь оказался «Многоумным» и хорошим педагогом, он не стал заставлять вихрастых друзей докучливо повторять что-то или просто заучивать, наоборот, старался вызвать интерес. Не запоминание сложных взаимоотношений богов или царей, а игра; если подсчет — то деревьев, лодок, стрел, добычи; если чтение — то записок, нацарапанных друг дружке в качестве тайных посланий…
И рассказы, рассказы, рассказы. А потом просьба повторить, пересказать по-своему, придумать продолжение… Полифрон учил быть пытливыми и сообразительными. Рыжику это удавалось лучше, чем Ментору.
Торговцы на кораблях прибывали не всегда одинаковые, бывали такие, у кого и товар не увидишь, с чем пришли — непонятно, а отец принимал их как самых дорогих гостей, только беседовал почти тайно, с глазу на глаз. Одиссей пробовал расспросить у Полифрона, тот тихонько посоветовал не лезть не в свое дело:
— Придет и твое время, Одиссей, знаться с этими, а пока расти.
— Откуда они?
— Из Баб-Или.
— Что это?
— Это огромный город, Одиссей, такой большой, что вся наша Итака, пожалуй, поместится.
Одиссей пытался представить себе улицы, заполнившие Итаку, и не мог.
— А где же тогда скот пасти, где пшеницу выращивать, где охотиться, если одни дома?
— В Баб-Или не выращивают хлеб и не пасут скот, это делают вокруг города.
— А что делают в Баб-Или?
— Там ремесленники, торговцы, правители и просто горожане, которые бреют и готовят пищу, содержат таверны для приезжих, содержат бани… Да мало ли что понадобится многим людям, собравшимся вместе!
— Но чем же торговать, если они ничего не выращивают и не пасут скот?
— Это и есть искусство торговли — сходить с караваном или на судах далеко, там купить или обменять, или…
Мальчик понял заминку наставника:
— Захватить?
— Захватить. Привезти в большой город и продать на рынке.
Одиссей задумался, у такого города и рынок должен быть велик…
— Ты бывал в Баб-Или?
— Да.
— А папа?
— Лаэрт нет, Баб-Или далеко от моря, а твой отец не может без морской качки.
— Отец говорит, что ахейцы без моря никто. И остальные тоже.
— Он прав, те, кто живет по берегам Великой Зелени, не могут не спускать на воду корабли. Живущие в долинах Эллады глупы, если думают, что мир совсем маленький и ограничен только цепочкой из гор. Чтобы убедиться в этом, достаточно однажды взойти на корабль и пересечь Великую Зелень. Никто не знает пределов Земли, которая простирается за землями Кеми или хеттов, она тянется на многие месяцы пути, там есть и пустыни, и горы, и реки, и леса, и везде живут люди.
— Я хочу путешествовать!
— Только ахейцу лучше делать это по морю! — Отец подошел, как всегда, неслышно, зато сам явно слышал часть их разговора.
Одиссей вскинул на Лаэрта глаза:
— А почему ты перестал ходить в море, отец?
— Ты у меня один, Одиссей. Если со мной что-то случится, тебя, как щенка, сбросят с «Утеса ворона». Скоро взойдешь на корабль ты, у тебя родятся дети, и пока ты будешь заглядывать во все уголки Великой Зелени, я буду воспитывать внуков.
— Я побываю всюду!
— Только в Баб-Или не стремись.
— Почему?
— Это слишком далеко по земле от Великой Зелени, можно потеряться навсегда.
Лаэрт сделал вид, что не заметил ворчания Полифрона:
— Будто на море нельзя.
У Полифрона были основания так ворчать, его самого именно так и привезли на Итаку — захватив вместе с кораблем на море. Стал Полифрон рабом, а ведь был царского рода. Откуда? Он молчал, хотя Лаэрт прекрасно понимал, что Баб-Или не было дальней землей для Полифрона. Не спрашивал он и о том, почему наставник Одиссея старался не попадаться на глаза торговцам из Баб-Или, которые изредка бывали на Итаке, а вот советы о том, как себя с ними вести, давал очень толковые.
Это хорошо, пусть и Одиссея заранее приучит к хитростям и повадкам жителей богатейшего и огромнейшего города, пригодится. Ахеец, особенно на островах, сам себе и скотовод, и землепашец, и воин, и торговец. Конечно, не Лаэрт пас скот, не он пахал, теперь не он даже кораблями командовал, но все делалось по его воле, ради того, чтобы было что передать сыну и что дать дочерям, когда тех будут сватать.
«Многоумный» учитель мальчика был прав, пришло и его время знаться с купцами из Баб-Или — «Врат Бога», который позже назовут Вавилоном.
Но в отличие от отца Одиссей никогда не станет настоящим торговцем, для этого у Рыжего слишком беспокойная натура. Мог ли вообще кто-то тогда подозревать, сколь необычной будет судьба Одиссея, какие приключения его ждут, какая слава останется в веках?..
Но до славы далеко, а пока они с Ментором, приятелем по детским играм, учились натягивать тетиву луков, твердо держать лук на вытянутой руке, тренировали глазомер, бегали, прыгали, ныряли, слушали занимательные рассказы Полифрона о том, как устроен мир, кто и какие подвиги совершил или не совершил.
Год за годом Оры, богини смены времен года, приводили на Итаку весну после зимы, а потом сменяли летом и осенью, чтобы снова напустить холода… Солнце-Гелиос, послушный воле Зевса, выезжал на своей колеснице на небо и прятался вечером за склонами Аретусы… Овцы приносили приплод, созревали оливы, приплывали купцы, также привычно жалуясь на жизнь и дороговизну товаров за морем…