Реконструктор

— Так… что у нас тут имеется? Физическое состояние — хорошее, выздоровление идёт нормально, даже чуть быстрее ожидаемого. Это что у нас тут? Понятно… характер полученных ранений на пригодность к дальнейшему прохождению службы не повлияет… так! Тяжелая контузия, вызванная близким разрывом авиабомбы, угу… Обрывочные воспоминания, бред… отзывается на имя Макс… Макс?

— Яволь, герр штабсарцт!

— Значит, имя ты всё-таки вспомнил? Что ещё?

— Больше ничего, герр штабсарцт!

— Потише, мы не на плацу, и я не твой ротный офицер. Что ты ещё помнишь, сынок?

— Девушек вспоминаю, герр штабсарцт. Ещё товарищей иногда, машины всякие — я их чинил…

— Ну, девушки — это понятно! Кого ж ещё вспоминать солдату? А вот твои друзья — какие они?

— Они… тоже солдаты, герр штабсарцт. Командир поручил нам что-то выкопать… и мы спорили по этому поводу… там ещё вода была, наверное, река? Окоп стало заливать водой… не помню ничего больше.

— Хм! Физически, ты вполне нормален, и в иной ситуации я бы уже через пару недель любого другого солдата направил на выписку. Но память! Как ты будешь воевать?

— Как и все, герр штабсарцт!

— Не сомневаюсь. И всё же… Лойземан! — поворачивается он к лечащему врачу. — Ваше мнение?

— Он быстро идет на поправку, герр штабсарцт. Но в подобном состоянии направить его на фронт — нецелесообразно, мы не можем предположить как он себя там поведёт. С вашего позволения, герр штабсарцт, я пригласил на консультацию оберарцта Киршбеера — он признанный специалист в подобных случаях.

— Разумно, Лойземан! Одобряю ваше решение! А… Макса, разрешаю использовать в работах по госпиталю — его физическое состояние вполне допускает небольшие нагрузки. Да и нахождение среди людей будет способствовать его психическому равновесию. Как, гренадёр, — смотрит на меня главврач, — что ты скажешь на это?

— Я чрезвычайно признателен вам, герр штабсарцт! Мои товарищи по палате, конечно, помогают мне, как могут, но, может быть, разговоры с другими камрадами действительно помогут вспомнить что-то ещё?

Штабсарцт покровительственно похлопывает меня по плечу.

— Твои раны мы вылечим, а доктор Киршбеер поможет вспомнить прошлое. Ну а во всем остальном, Макс, положимся на всевышнего — он не оставит нас своей милостью!

После ухода главврача с сопровождающими, Вилли завистливо причмокнул губами.

— Везёт же некоторым?!

— Ты о чём это? — непонимающе гляжу на него.

— Работа по госпиталю — это усиленная кормежка! Вместе с медперсоналом! Им даже настоящий кофе положен! И дополнительные сигареты!

— А-а-а… кофе — это, конечно, хорошо, но ведь я не курю…

— А мы? Или ты забудешь своих товарищей?

— О чём ты говоришь?! — возмущаюсь я.

Действительно, положенные мне сигареты я отдаю им, а они за это тоже не остаются в долгу и помогают мне как-то вспоминать те события и факты, которые по их мнению, я просто обязан знать. Да и много чего другого, в моем положении весьма полезного, они мне тщательно растолковывают и объясняют.

Слова у главврача с делом не расходятся, и уже на следующий день я топаю вместе с другими счастливчиками на станцию — встречать эшелон. Нас пятеро. Четверо солдат и санитар, который командует всей группой. Одного из своих попутчиков я уже знаю, это словоохотливый и неунывающий Ганс Циммерман, зенитчик. Его тоже контузило бомбой, аккурат в тот же самый день, что и меня. Вот только выздоровление у него идет куда быстрее, осколки бомб обошли Ганса стороной. Не за горами тот день, когда его выпишут в часть. Он старожил в нашей команде, по-дружески шутит с санитаром и чувствует себя превосходно. Ещё одного своего сокомандника приходилось встречать на перевязках. Это прямая противоположность Циммерману — крепко сбитый Франц Кегель отличается редкой молчаливостью. Рослый, на полголовы выше любого из нас, и невероятно сильный (я видел, как он в одиночку, плечом, выталкивал из лужи застрявшую легковушку) он обычно не участвует в наших разговорах, а молча сидит в сторонке. Что-то у него на душе такое есть… Его слегка побаиваются и стараются не задевать своими шутками. Даже наши записные остряки не рискуют оттачивать свои язычки на молчаливом баварце. Четвертого солдата я не знаю. Он впервые появился на построении, молча выслушал пояснения санитара и, не говоря ни слова, пристроился позади меня. Тоже, видать, молчун…

Задание у нас сегодня простое. Ближе к обеду должен подойти поезд, на котором нам (то есть, госпиталю) привезут медикаменты и продовольствие. Всё это нужно перегрузить в автомашину, после чего мы можем топать восвояси. Собственно говоря, это даже не наше дело — чего-то там грузить. Но Ганс, который всегда в курсе происходящего, рассказал нам, что последнее время в прибывающем грузе постоянно чего-то не хватает. То бинтов, то нескольких упаковок с лекарствами… Не исключено, что их уворовывают где-то по дороге. Но, вполне может быть, что и на станции.

— Вагоны охраняет местная полиция, — сплевывая окурок в сторону, говорит Циммерман. — Те ещё субъекты, я их и за свиньями ходить бы не приставил. Глаза вороватые, морды угодливые… мусор!

— Так отчего же им доверяют? — искренне удивляюсь я. — Поставить наших солдат — и всё! Не станут же они красть у своих товарищей?

— Хм… Ну… это ещё как сказать… Всё равно — их нет! Людей мало, фронт загребает всех! Вот и приходится нам доверять этой сволочи…

Направляясь на станцию, мы имели все шансы опоздать к обеду. Но не слишком на этот счет переживали. Здесь была своя кухня и там наши команды обычно подкармливали. И весьма недурственно! Ещё бы — через станцию шло множество грузов, в том числе и продовольствие. Поэтому, здешняя кухня была весьма неплохой. Но, помимо этого, нам всё-таки выдали и паек, положенный по такому случаю. Не бог весть что, консервы, но и это пришлось очень кстати — их можно сменять на курево. По правде говоря, меня эта перспектива не воодушевляла, сигарет в запасе и так хватало, но… от голода я пока не страдал. А курево являлось неплохим подспорьем в любой беседе.

Вопрос с погрузкой продовольствия решили быстро. Пяток сигарет — и железнодорожники помогли нам перекидать ящики и бочки в кузов грузовика. Фыркнув на прощание дымом из выхлопной трубы, машина укатила в госпиталь. Теперь — ждать. Пока она доедет, выгрузит продовольствие — а тут уже и обед! Раньше, чем через два-три часа, она назад не придёт. И очень неплохо! Ибо медикаменты занимали в кузове гораздо меньше места, и мы вполне могли рассчитывать на то, что назад поедем как приличные люди — на машине! Так жить можно! Настроение у всех приподнялось, и даже молчаливый Кегель выдавил из себя по этому поводу пару слов.

Воодушевлённые этим, мы бодро направились к вагону с медикаментами — надо было прикинуть фронт будущих работ. Вагон этот стоял на отшибе и требовалось прикинуть — подойдёт ли туда грузовик? Или вагон надо будет перегнать поближе к погрузочной платформе? За оставшееся время эту задачу вполне можно было решить. По пути от нас откололся Циммерман с санитаром — пошли менять консервы на сигареты. Они тут почти что старожилы, Ганс служил именно здесь и знает тут каждую дыру. Оттого и все обменные операции происходят в его присутствии, так выходит гораздо быстрее и выгоднее.

Старшим в нашей тройке остался Кегель. Пройдя по путям, мы подходим к вагону. Он здесь не один, рядышком стоят ещё несколько. Неподалеку от них прохаживается какой-то местный в черном пальто и с винтовкой на плече. На руке у него белая повязка. Ага, так это, стало быть, и есть — местная полиция? Н-н-да… видок у него… прав был Ганс, такому типу — и свинарник доверить? Да ни за что!

Франц молча указывает ему рукой в сторону, и тот послушно отходит от вагонов. М-м-да… знают тут старину Кегеля! И, надо полагать, с самой серьёзной стороны.

Беглый осмотр подтверждает самые неутешительные прогнозы — машина сюда не пройдёт! А таскать груз вручную — мы всё-таки выздоравливающие, а не наказанные за проступки штрафники!