Реконструктор

РАПОРТ

Начальнику… отделения полиции

Подполковнику полиции тов. Нефедову А.П.

Докладываю Вам, что сегодня, 12 октября 2016 года, при проведении киносъемок в районе дер. Гайтолово, произошел подрыв неустановленного взрывного устройства большой мощности.

Прибывшими на место специалистами МЧС, установлено, что взрыв имитационного пиротехнического заряда привел к срабатыванию штатного боеприпаса времен ВОВ. Проведёнными поисками обнаружено ещё несколько таких боеприпасов — артиллерийских снарядов и авиабомб, расположенных на поле перед рекой. Найдены остатки минно-взрывной цепи, соединявшей обнаруженные заряды. Со слов специалистов МЧС, минно-взрывная сеть имеет многочисленные повреждения, в результате которых, взорвался только один боеприпас, в непосредственной близости от которого был установлен пиротехниками Ленфильма имитационный заряд.

Съёмки мною были остановлены, люди эвакуированы в безопасное место. Специалисты приступили к поиску и обезвреживанию боеприпасов.

Место огорожено, выставлено оцепление.

В результате взрыва пропал без вести гр. Красовский Максим Андреевич, 1984 г.р. Проведенными поисками его тело обнаружено не было.

Участковый уполномоченный… отдела полиции

Лейтенант полиции Миклованов В. Ю.

Дым…

И что-то хрустит в голове.

Отчего меня так шатает? Я иду… нет… меня несут. Куда?

Ничего не понимаю…

— Was ist damit, Heinrich?

— Bombardierung. Verwundet, Schrapnellwunden an beiden beinen und der linken schulter. Gluck noch…

— Bringt ihn in die zweite kammer.

Ага, во вторую палату. Попал под бомбежку, ранения — это обо мне? Контужен, тоже я?

А кто я?

Что-то скачет в голове. Отрывками и какими-то кусочками. Вижу человека в форме. Погоны — офицер? Да, обер-лейтенант. Откуда я это помню? Рука, передергивающая затвор — это карабин «Кар 98». Значит, я помню такие подробности?

«…Руку неправильно держишь! Не в сторону затвор тяни, а ладонь к цевью прижимай! Пусть она у тебя вдоль винтовки скользит, тогда увод от цели минимальный будет. И стволом не маши, это не коса…»

А это откуда?

Не помню…

Перед глазами что-то белое. Несколько минут тупо пялюсь туда и только потом соображаю — потолок! Стало быть, если повернуть голову, то увижу стену? Попробуем…

Да, стена тут имеется. И потолок не очень-то высокий. А из стены торчат какие-то деревяшки. Это… черт, не помню, как это называется.

— Oh! Erholt?

— Nicht wirklich… — срывается у меня с языка. Да, я пришел (приполз?) в себя. Хотя и не уверен в этом окончательно.

В поле зрения появляется мужик в белом халате. Лет сорок. На носу очки в круглой оправе.

— Ihnen sagen?

Могу ли я говорить? Ну… отвечал же только что?

— Ja… was ist passiert?

Хорошо бы узнать, что же стряслось, наконец?

— Ihr Kolo

Ага, под бомбы мы попали. Мы — это кто? Легко отделался? Ну, это ещё как сказать — ног и рук не чувствую совсем. Пробую пошевелить пальцами правой руки — есть! Левой… опа, в плечо отдаётся! Стало быть, туда прилетело. Ноги — тут хуже, болят обе. Не ходок…

— Nicht zu Grenadier ubersturzen! Da der Allmachtige dein leben verlassen hat, ist es eindeutig nicht fur sie sturzte und fiel aus dem bett!

Нет, спешить я не собираюсь, тут дядька прав. И падать с кровати тоже не хочу. Вполне разделяю оптимизм собеседника, относительно всевышнего и не собираюсь его разочаровывать. Кого? Да их обоих! И господа Бога, и своего собеседника.

— Gut! Hinlegen und an starke gewi

Ладно, лежать — так лежать. Последую совету и стану набираться сил. А там и главный врач удостоит меня своим визитом…

Но сей уважаемый дядя, судя по всему, был занят и навестить меня не спешил. Вместо этого, в палату подселили ещё двоих пациентов, благо, в сознание я пришел, и полного покоя более не требовалось. Комнатка оказалась небольшой, а то впихнули бы и четвертого.

Одним из подселённых оказался говорливый башенный стрелок-танкист Вилли Баум. Он так представился сразу, стоило санитарам затащить его носилки в палату.

— Hallo Kameraden! Ich bin PechWilli!

— Warum Ma

— Im zwei Jahre Dienst bin ich ins Krankenhaus zu dritten mal?

Хм, надо же — «невезучий Вилли»! За два года загреметь в госпиталь трижды — тут кто угодно станет в затылке чесать… понимаю этого парня.

Первый раз его придавило танком при погрузке — лопнул трос и тяжелая машина качнулась вбок. Итог — месяц на больничной койке.

Второй раз повезло совсем уж невероятно — снаряд пробил броню и отправил на тот свет почти весь экипаж. Посчастливилось только Бауму — получил ранение в ногу.

И в этот раз он отделался от костлявой просто чудом — успел выбраться из горящего танка, оставив за спиной троих покойников. Слегка обгорел — ноги, малость оглох, но жизнерадостности не утратил.

Беседуя с ним, я всё время пытался вспомнить хоть что-нибудь о себе. Безрезультатно. Окружающие говорили, что в моей речи слышен баварский диалект. Я не спорил — им виднее, они-то памяти не теряли. Первое время я говорил мало, с трудом подбирая слова, потом освоился, голова заработала лучше. Так что больше не приходилось напрягать голову, подыскивая нужные слова.

По моей просьбе, санитар принес форму, в которой меня нашли. Точнее — её остатки. Брюки превратились в рваные тряпки ещё при перевязке. Оставался китель и шинель. Принесли китель. Перебирая в руках зажигалку, складной саперный резак (отчего-то я знал, что это именно он) и прочие немудрящие предметы, я силился натолкнуть себя на воспоминания. Окружающие были уверены в том, что я солдат, точнее гренадер. Что это значило в моем положении, неизвестно. Осторожно расспрашивая санитаров, я узнал, что меня, вместе с двумя десятками таких же пострадавших, привезли с какой-то железнодорожной станции. На неё совершили налет бомбардировщики красных и перемешали там с землей около батальона пехоты и с десяток танков. Меня обнаружили около воронки и поначалу собирались оттащить к похоронной команде. Однако вовремя оживший «покойник» что-то прохрипел и унтер-офицер, командовавший спасательными работами, распорядился отнести ожившего к медикам.

И теперь я лежу на узкой больничной койке и ломаю голову над своим прошлым.

Третий обитатель нашей палаты появился в ней на второй день, к вечеру. Уже немолодой, в годах, дядька, он был ранен в ногу во время обстрела колонны какими-то бандитами из кустов. Гюнтер Шульц (так звали нашего третьего обитателя палаты) прошел уже три войны и ранен был впервые. Услышав об этом, Баум совсем расстроился.

— Везёт же людям! — он с досадой отвернулся к стене.

— Не переживай! — успокаиваю я его. — Наоборот, ты у нас везучий — кто сказал обратное? Тебя ранило уже трижды — и каждый раз незначительно! Посуди сам! Много ли шансов уцелеть под сорвавшимся танком? А взрыв снаряда внутри машины — это ли не чудо? Ты же уцелел, в то время как все прочие погибли? Так ведь?

Речь моя стала уже вполне связной, и окружающим больше не приходиться напрягать голову, пытаясь меня понять.

— Ты так думаешь, Макс?

— Да ты спроси кого угодно!

Меня уже зовут Максом, это имя — пока единственное, что всплыло из глубин моей уснувшей памяти…

Впрочем, и на нашей улице случился праздник — так долго ожидаемый главврач наконец-то снизошел до посещения нашей палаты.

Штабсарцт Магнус Фогель оказался худощавым пожилым человеком, с неприязненным выражением на холеном лице. Хотя, если верить рассказам санитаров, специалистом он был превосходным. Что называется — от Бога! Но глядя на него, в эти рассказы не очень-то верилось…

Покровительственно похлопав по плечу старину Шульца (которого он сам и оперировал), штабсарцт мимоходом осмотрел Баума и остановился перед моей кроватью. Не оборачиваясь, он протянул назад руку и взял у сопровождавшего врача историю моей болезни.