Отважная любовь

Брук молча развернулась и направилась к машине, с ужасом понимая, что, если он еще раз предложит ей зайти в дом, она согласится, не раздумывая. Ему хватит одной улыбки, одного слова, чтобы она забыла о здравом смысле. Рассудительная Брук Левис превратится в клубок женских инстинктов. Если не будет осторожна.

Ей нужно как следует подумать о том, что может произойти. Стоит ли допускать в их отношения интимность? Стоит ли рисковать работой ради безумно сексуального доктора Грейнджера? Но самое главное, равноценна ли возможность упасть в объятия Джеда риску разбить свое хрупкое сердце?

Джед не пошел в постель. Вместо этого он растянулся на софе и принялся размышлять о Брук. О том, какое место она занимает в его жизни.

Наверное, она права, и им действительно нужно соблюдать дистанцию. Зачем ей такой, как он? Без карьеры, без четких планов на будущее. То, что его рука заживет и он сможет вернуться к работе хирурга, пока всего лишь смутная надежда на горизонте.

И что он вообще хочет от их отношений? Характер у него не самый простой. Впрочем, как и у отца. Тот был мастером устраивать окружающим веселую жизнь. Отец и мать жили вместе, только чтобы соблюсти приличия. Насколько Джед знал, они никогда не любили друг друга. По крайней мере, ему так казалось.

Родители гордились им. Особенно когда он получил степень доктора медицины. Еще бы, их единственный ребенок стал продолжателем династии. Врачом в третьем поколении.

В последнее время Джед часто задумывался, зачем он пошел в медицину. Только ли потому, что любил хирургию и хотел исцелять людей? Или решил идти по проторенной отцом и дедом дороге? Эти мысли начали приходить к нему, потому что хирургия стала для него недоступна. Раньше он никогда не сомневался в своем выборе.

А еще он с удивлением понял, что не умеет общаться с женщинами. Все его связи были кратковременными, поскольку противоположный пол всегда был для него чем-то вторичным, не заслуживающим особого внимания по сравнению с работой, которая стояла на первом месте.

Впервые за тридцать шесть лет он встретил женщину, действительно заинтересовавшую его. И что бы ни думала Брук, благодарность и обычная похоть здесь были ни при чем.

Проблема в том, что Джед абсолютно не знал, что с этим делать.

Брук вбежала в квартиру, хватая ртом воздух. Легкие горели, каждый вздох давался с трудом. Ее затошнило, перед глазами полетели черные мухи — предвестники обморока.

Запаниковав, она схватила со стола ингалятор и дважды сделала глубокий вдох. Разведенный в легких костер не затухал. Воздуха уже не хватало. Еще один ингалятор. Вдох. И только тогда Брук полегчало. Она чувствовала на языке горький металлический привкус от лекарства. Но это была небольшая плата за возможность дышать.

Девушка почти пришла в норму. Следовало знать, что не стоило целоваться с сексуальным доктором Грейнджером.

— Брук, это ты? — донеслось из спальни.

Замечательно. Мать почти стала свидетелем ее приступа.

Она скинула рубашку и без сил упала на софу. Ее мать всю свою жизнь посвятила тому, чтобы сделать среду обитания Брук как можно стерильнее. Никакой пыли, никакой вредной еды, ничего такого, что может спровоцировать у дочери приступ аллергии или астмы. Сама Брук ненавидела такую жизнь.

Обретя наконец возможность говорить нормальным голосом, она отозвалась:

— Да, мам. Это я.

— Хорошо, дорогая. Там, в холодильнике, овощная паста. Коробку с шоколадным молоком я выкинула. Ты же знаешь, у тебя аллергия.

Брук взяла на заметку сходить за шоколадным молоком завтра утром.

— Хорошо, мам.

— Я как раз заканчиваю чистить жалюзи. Ухожу через несколько минут.

— Ладно, мам.

Она шла на уступки, позволяя матери вылизывать квартиру до блеска и контролировать еду, поскольку знала, что Джин Левис мучает чувство вины за болезнь дочери. Еженедельная уборка облегчала это чувство. Да и жизнь самой Брук становилась легче.

Брук поудобнее устроилась на софе и несколько минут сосредоточенно дышала. Ее внимание привлекло звяканье замка. Чудо из чудес: ее сестра явилась домой пораньше.

Мишель с грохотом захлопнула за собой дверь, прошла к креслу и с наслаждением утонула в нем. Сумочка осталась валяться на полу в прихожей.

Вытянув ноги, Мишель сказала:

— Настоящая пытка! — Затем прикрыла глаза и вздохнула.

— Неудачное свидание? — с трудом подавила улыбку Брук.

— Не то слово! Все, я завязываю с мужчинами, — она приложила ладонь ко лбу.

— Мишель Левис завязала с мужчинами! Не могу поверить.

Мишель открыла глаза и с раздражением посмотрела на сестру. Раздражение быстро сменилось тревогой.

— Бог мой, Брук! Ты выглядишь ужасно, краше в гроб кладут.

— Тихо! Со мной все в порядке, — Брук приложила палец к губам. — Здесь мама. Она начищает жалюзи.

— Разве она не делала это на прошлой неделе? — возвела глаза к потолку сестра.

— Да, но разве ты не знаешь, как быстро пыль проникает в дом. Она же навязчивее коммивояжера! — Брук старательно сымитировала голос матери.

Мишель прыснула в кулак.

— Как прошло твое свидание с доктором? — спросила она.

— Да так, ничего интересного.

— Давай, сестричка, выкладывай, — навострила уши Мишель.

Брук помолчала, наслаждаясь нетерпением сестры. Та, уже просто сгорая от любопытства, сжала руку в кулак и поводила им у носа Брук.

— Ну, ты скажешь? — угрожающе произнесла она.

Обе прекрасно знали, что это не всерьез. Они с детства играли в эту игру. Брук очень любила свою сестру. Мишель была высокой, гибкой, с прямыми черными волосами, падающими на плечи, и небесно-голубыми глазами. Брук искренне считала Мишель красивее себя. В детстве она часто завидовала сестре, но не ее внешности, а здоровью. А став взрослой, поняла, как трудно приходилось самой Мишель, поскольку ее часто лишали радостей, обычных для ребенка.

Мы не можем никуда поехать в отпуск, потому что у Брук обострилась астма. Мы не пойдем сегодня на пляж, потому что твоя сестра плохо себя чувствует.

Мишель никогда не жаловалась, но Брук все равно чувствовала себя виноватой. Повзрослев, они стали лучшими друзьями. Брук не скрывала от сестры ничего. Вот и сейчас она приготовилась рассказать ей все о событиях минувшего вечера.

— Сегодня произошло одно событие, — начала она.

Мишель посмотрела на сестру изучающим взглядом, а затем констатировала:

— Он тебя поцеловал.

Определенно ей стоило стать сыщиком, а не работать в больнице, подумала Брук.

— Откуда ты знаешь?

— У тебя губы горят.

Брук прикрыла рот рукой. Почему, ну почему у нее такая нежная кожа?

— Лишь бы мама не заметила, — только и смогла произнести она.

И тут же из спальни донесся голос матери:

— Мишель, это ты?

— Нет, мам, — опередила Брук сестру. — Это я разговариваю со своим воображаемым другом Свеном.

— Ой, Брук, ты такая выдумщица! — рассмеялась Джин. — Шелли, ты уже нашла себе квартиру?

— Все еще ищу, — отозвалась Мишель.

Брук бросила на нее сочувственный взгляд и похлопала по руке.

— Ты можешь оставаться здесь столько, сколько пожелаешь. Конечно, квартирка небольшая. Но все, что принадлежит мне, принадлежит также и тебе. — Она понизила голос: — Например, наша мама. Когда подыщешь жилье, можешь забрать ее с собой.

Мишель снова фыркнула от смеха, но, как только мать вошла в комнату, сразу же приняла серьезный вид. Джин с удовлетворением огляделась вокруг.

— Теперь гораздо лучше, — с одобрением произнесла она.

— Да, мам, ты права, — согласилась с ней Брук, а про себя подумала, что в комнате чисто, как в больничной палате. И так же стерильно. С тем же успехом она могла жить в больнице. Брук очень любила свою мать, но иногда ее приверженность к чистоте доводила ее до белого каления.

— Как насчет горячего чая? — спросила Джин.

— С удовольствием, — в один голос ответили ее дочери.