Движение

— Странный был тип. Много лет верно служил Джеку, в последние годы действовал самостоятельно и пытался сжечь царские корабли в Ротерхите, хотя и помогал Джеку в нападении на Тауэр и захвате ковчега, — объяснил Лейбницу Даниель. — Великий был преступник, но всё равно горько видеть, что человек лежит вот так, брошенный.

Впрочем, тут он заметил приближающегося Сатурна с несколькими молодцами и пустой телегой.

Даниель, Лейбниц и Соломон Коган нагнали Петра и его свиту в Клеркенуэлл-корте, как раз когда те собирались обратно в Ротерхит. Даниель отправил с ними записку мистеру Орни, что поджигатель кораблей убит. Лейбниц поехал с царём. Соломон пообещал прибыть на верфь позже. В ближайшие несколько дней предполагалось закончить осмотр и набрать команду; дальше кораблям предстояло идти прямиком на войну со шведами в Балтийское море.

Царь и его свита уехали. Даниель, сам не зная почему, испытывал невероятный прилив энергии — такого с ним не было уже несколько недель. Может быть, это и делает царя царём: способность подтолкнуть окружающих, заставить их работать с полным напряжением сил. А может, вид мёртвого Евгения напомнил Даниелю (если тот ещё нуждался в напоминаниях), что дни его на земле не вечны. Или ему просто хотелось поскорее избавиться от Соломонова золота. Видимо, остальные работники Двора технологических искусств почувствовали что-то похожее; почти неделю они не казали туда носа из-за противостояния вигов и тори, а также безобразий, связанных с Висельным днём, а сегодня приходили один за другим, открывали заколоченные мастерские и сдёргивали с механизмов чехлы от пыли. Вернулся Сатурн, отвезя тело Евгения в русскую церковь (где уж там он сумел её отыскать), и к заходу солнца работа уже кипела вовсю. Они прокатали, разрезали и взвесили больше золота, чем когда-либо за один день. Потом Даниель рекрутировал полдюжины ничем не занятых, но относительно трезвых могавков в качестве вооружённого сопровождения, и пластины повезли по берегу Флит в Брайдуэлл.

Когда в четверг прибыла «Минерва», с неё первым делом сгрузили бумажные карты, на которые Даниель в Институте технологических искусств Колонии Массачусетского залива более десяти лет наносил таблицы для логической машины. Их ещё раньше отправили в Брайдуэлл, где теперь имелось целых шесть картонабивочных органов.

— Ничего, ничего, — говорила разбуженная Ханна Спейтс, — наши девушки так и так привыкли работать по ночам.

И вот мастерская осветилась и ожила; Ханна и пять других девушек проворными пальчиками нажимали клавиши, а несколько пар рослых потаскух сменяли друг друга на мехах, поддерживая силы пивом из бочонка, за которым Сатурн сходил в пивоварню на другую сторону Флитской канавы. Некоторые карты набили ещё до того, как прибыл живительный напиток, и много — после; впрочем, Даниель настоял, чтобы шесть набивщиц не пили. Всю партию пластин закончили к трём утра, и банкир Уильям Хам, вырванный из постели боевым отрядом могавков, взвесил карты и выбитые из них кружочки к вящему удовлетворению Соломона Когана. Еврей наблюдал за всем с пристальным любопытством, временами выказывая недовольство теми сторонами процесса, которые, на его взгляд, оставляли лазейку для воровства или мошенничества.

Теперь Даниель вручил ему мешочек из тончайшей лайковой кожи, размером не более грецкого ореха, но тяжёлый, как шарик ртути.

— Это крохотные диски, выбитые из карт органами, — объяснил Даниель.

Сатурн кивнул; он уже видел, как крупинки золота вынимают из машин и как Уильям Хам их взвешивает.

— Обычно мы отвозим их обратно и переливаем на материал для новых карт, — продолжил Даниель. — Сегодня я сделаю исключение и отдам их вам в память о вашем визите в Лондон и в знак моего уважения.

Соломон зажал мешочек ладонями и отвесил благодарственный поклон.

— Теперь, — сказал Даниель, — если вы готовы ещё некоторое время обойтись без сна, вы можете увидеть, как мы обеспечиваем сохранность карт до отправки в Санкт-Петербург.

Соломон ответил согласием. Сундучок с готовыми картами погрузили на телегу и покатили по улицам Лондона, совершенно пустым, если не считать золотарей. Ехали по Ладгейт, мимо собора святого Павла; Даниель рассказал, как в разгар Чумы проходил мимо старого собора, впоследствии уничтоженного Пожаром, и как обречённую церковь окружали валы недозахороненных тел. За кладбищем начался Чипсайд; дальше к востоку улица разделилась на три: Ломбард, Корнхилл и Треднидл, в начале которой и стояло здание Английского банка.

После короткого разговора с Уильямом Хамом ночной сторож пустил их внутрь и даже предложил Сатурну понести его ношу — сундучок с невероятно внушительными замками. Сатурн вежливо отказался. Уильям Хам отправил сторожа спать дальше. Все взяли по фонарю. Господа Коган, Уотерхауз, Хокстон и Хам, идя в собственном озерце света, быстро оставили позади часть здания, похожую на банк (отделанные помещения с мебелью и окнами), и спустились в подвалы.

Никакими усилиями мысли нельзя было себя убедить, что это обычный цокольный этаж. Земля под банком представляла собой пену из катакомб, частью новых, частью древних, но больше древних. Почти каждое помещение соединялось по меньшей мере с одним соседним, что позволяло двигаться сквозь пену без помощи лопат и пороха, если помнить общий план — самая задача для банкира. Мистер Хам постоянно менял направление, лишь изредка (что несколько успокаивало его спутников) замирал в нерешительности и всего один раз вынужден был повернуть назад. Всякий, хоть немного смыслящий в строительстве, с первого взгляда понял бы, что на протяжении веков тут возводили не одно здание, и не один архитектор просиживал ночи без сна, тревожась, выдержит ли пена их вес. Материальным следствием этих тревог стали различные своды, арки, балки, сваи, опоры и стены бутовой кладки, выраставшие в свете фонарей и заставлявшие мистера Хама круто поворачивать вбок, а то и в противоположную сторону. Укреплённые туннели и сводчатые коридоры, которыми вёл своих спутников Уильям, свидетельствовали, что другие архитекторы сочли древние фундаменты достаточно прочными, чтобы не упасть, если их тщательным образом не заминируют.

— Вот такие-то подземные ходы и снятся в страшным снах людям, положившим свои деньги в банк, — задумчиво произнёс Сатурн, когда они с Даниелем на несколько поворотов отстали от мистера Хама и господина Когана. Тем не менее, когда отряд вновь воссоединился, стало видно, что лицо у мистера Хама немного обиженное. Он показывал готическую арку, закрытую новой железной решёткой. Пирамидальные лучи света от фонарей, бьющие между прутьями, косо ложились на ящики, в щели которых проблескивало золото и серебро.

— Как видите, исходная сложность подвалов уступает место продуманному плану переустройства, — сказал мистер Хам. — Некоторые найденные помещения мы полностью засыпали, другие укрепили.

Дальше мистер Хам сделал большой крюк, чтобы зримыми или изустными примерами подтвердить это и прочие утверждения. Даниель уже давно потерял счёт поворотам; выйти отсюда самостоятельно для него было так же невозможно, как на пальцах подвести баланс Английского банка. Однако он чувствовал, что в целом они спускаются. Стало сырее и прохладнее, архитектура изменилась. Дерева было меньше; подгнившие деревянные конструкции заменила свежая каменная кладка. Прошли через готический слой в романский, возможно даже римский; трудно было говорить о временных рубежах, поскольку ничто не менялось тут добрых полтысячи лет после ухода римлян. Сырость ощущалась повсюду, хотя собственно стоячей воды было мало. Очевидно, строители нашли способ отвести грунтовые воды — вероятно, в Уолбрук, местную речку, знаменитую тем, что на каком-то историческом этапе после падения Рима она исчезла с лица земли.

Наконец впереди показалась окованная дверь; Уильям Хам отпер её ключом, таким большим, что им при необходимости можно было бы отбиваться от грабителей. Для подземного казнохранилища помещение выглядело слишком просторным, для приходской церкви — тесноватым. Как в церкви, имелся центральный проход, служивший одновременно сточной канавой. Ручеек грунтовой воды в два пальца толщиной змеился по трещинам между каменными плитами. По обе стороны от центрального прохода возвышались платформы, тоже вымощенные камнем; на них громоздились ящики, сундуки и мешки с деньгами. Уильям Хам провёл спутников в дальний конец, где платформы заканчивались и начиналось большое открытое пространство, а ручеек утекал через дырку в полу. По указанию банкира Сатурн поставил сундучок на край платформы, где как раз было свободное место. Соломон этого не видел, потому что осматривал помещение.