Движение

Сквозь людской поток пробивалась телега, нагруженная пивными бочками. Двигалась она со стороны Восточного Лондона; очевидно, пивовар хотел пораньше добраться до Тайберн-кросс. Исполнению этого превосходного плана мешали многочисленные охотники промочить горло, которые атаковали телегу со всех сторон, словно чайки — рыбачью лодку. Однако пивовар продвигался довольно быстро и без потерь благодаря авангарду крепких ребят с дубинками и арьергарду псов. Путь его пролегал мимо пятерых всадников; рядом с ними он и остановился. Несколько бродяг ринулись к телеге; их оттеснили не только ребята с дубинками и псы, но и четверо верховых молодцов, которые, не сговариваясь, поспешили на подмогу.

Пивовар и его помощники — видимо, сыновья — сняли с задка телеги широкую доску и, установив её наклонно, скатили на землю большую бочку. Ворочали они её без труда, но с большой осторожностью, как если бы внутри было что-то лёгкое и хрупкое. Пока один из парней убирал доску, пивовар поставил бочку стоймя и трижды ласково похлопал рукой. Когда он вернулся к телеге, то обнаружил на козлах золотую гинею.

— Спасибо, сэр, — обратился пивовар к старику на сером коне, — но я её не возьму.

Он бросил монету обратно. Близорукий старик не сумел различить летящую в тумане гинею, однако поймал её и прижал ладонью уже на седле, куда она упала, отскочив от его груди.

— За кого другого я взял бы, — объяснил пивовар, — но этот — за счёт заведения.

— Вы делаете честь своей профессии, и без того достойной всяческих похвал, — отвечал старик. — Когда следующий раз буду в Тауэре, я угощу всех посетителей вашего питейного дома… нет, весь гарнизон.

В тумане даже большие предметы исчезают быстро; исчезла и телега. Минуту-две молодые всадники отгоняли любознательных бродяг, затем вернулись к бочке. Пока могавки несли караул, просто одетые молодцы осторожно вскрыли её топориками и уложили на бок. Один держал бочку, другой, нагнувшись, засунул в неё руки и вытащил содержимое. Это был человек — возможно, покойник. Коли так, скончался он недавно, потому что тело ещё оставалось мягким. Впрочем, через минуту человек зашевелился. Через три минуты он сидел на бочке, пил бренди, поглядывал на могавков и беседовал со своими освободителями. Он называл их по имени, они обращались к нему «сержант».

— Сержант Шафто, — сказал старик. — Не завидую Костлявой, когда та решит прийти за вами всерьёз. Она получит такую трёпку, что возьмёт двухнедельный отпуск.

— И кто об этом пожалеет? — отвечал сержант Шафто. Голос его был сорван, на запястьях браслетами чернели воспалённые струпья.

— Вспомните про страховые пожизненные ренты! Представляете, какая паника воцарится в кофейне Ллойда!

Сержант Шафто дал понять, что не в восторге от шутки. Выдержав неловкую для собеседника паузу, он сказал:

— Вы, должно быть, Комсток.

— Я подъехал бы и пожал вам руку…

— Ничего, у меня всё равно руки не работают…

— …но не уверен, что справлюсь с конём.

Шафто подавил улыбку.

— Не поладили?

— О, в качестве подушки он меня вполне устраивает, а вот ехать на нём куда-нибудь, не дай бог.

— Как я понимаю, свободой я обязан вам, — проговорил Шафто.

— По тому, что вы здесь и живы, я заключаю, что всё прошло, как задумано?

— По пути из тюрьмы в бочку были кое-какие приключения, в остальном дело оказалось не сложнее, чем вывести конский навоз. Полк под новым, не слишком толковым командованием.

— А что курьеры королевы?

— Толпятся у ковчега день и ночь, больше ничего.

— Вы говорите много, но почти ничего по существу. У вас бы хорошо получилось выступать в парламенте.

Шафто пожал плечами.

— Я стар. Люди, которых вы наняли, чтобы освободить меня из Тауэра, молоды и впечатлительны. Спросите их и услышите более занимательный рассказ.

— И более приукрашенный, полагаю, — сказал Комсток.

— Что теперь, сэр? — спросил Шафто, предпринимая попытку встать. Она удалась, хоть и сопровождалась чередой щелчков и похрустываний в суставах.

— Сержант Шафто, глупо было бы добывать вам свободу, чтобы тут же отнять её указаниями, что вам делать.

— Виноват. Я привык быть в подчинении.

— Тогда, возможно, вам приятно будет узнать, что ваш старый командир, полковник Барнс, сейчас гостит у меня. О нет, не в Лондоне! В моём поместье, Равенскаре, на Северо-Йоркширских пустошах, у моря.

Шафто взглянул на двух драгун, вытащивших его из бочки. Те кивками подтвердили слова Комстока.

— Следует ли понимать, что полковник Барнс там не один? — спросил Шафто.

— Осмелюсь сказать, что добрая половина вашего полка пьёт сейчас вино из моих подвалов.

Один из драгун вполголоса добавил что-то вроде: «три роты». Сержант Шафто был из тех, кто внешне ничему не изумляется, тем не менее он не скроил презрительную мину — ощутимая победа Роджера Комстока.

— Я знаю про вашу Ассоциацию вигов. — Успешно встав, Шафто теперь осваивал ходьбу; во всяком случае, ему удалось сделать несколько шагов в сторону Комстока. — Говорят, что дельцы из Сити жертвуют вам немалые деньги. Что до армии, которую вы вербуете из солдат её величества, я их сам первый завербовал и обучил, так что не думайте, будто хоть один ускользнул от моего внимания.

— Я и не думаю, сержант Шафто.

— Я не застал гражданскую войну, но мальчишкой слышал рассказы тех, кто в ней выжил. И я видел те улучшения, которые война принесла Ирландии, Бельгии и другим странам. Менее всего я хотел бы участвовать в таком на английской земле.

— Не участвуйте.

— Простите?

— Не участвуйте ни в чём таком, сержант Шафто. О, поезжайте в Равенскар… — С этим словами Комсток приступил к операции по слезанию с лошади, столь очевидно опасной и для неё, и для седока, что сержант шагнул ближе, чтобы вмешаться. — Берите этого коня… да… вот… о нет! Простите… благодарю… как неудачно… чувствительно вам признателен… позвольте назад мои зубы… спасибо! Оп-ля! Так вот, сержант Шафто, берите моего коня, которому везти вас и не везти меня — в равной степени везенье… ха!… Эти два драгуна, с которыми вы, если не ошибаюсь, хорошо знакомы, сопроводят вас в Равенскар. Отравляйтесь туда, выпейте за здоровье полковника Барнса. Отдыхайте, восстанавливайте силы, ловите рыбу, — короче, делайте, что вам угодно. Новой гражданской войны не будет, если моё слово что-нибудь да значит. А оно значит, сержант Шафто.

— А если вы ошибаетесь?

— Тогда вы вольны уйти в отставку.

— И какой от этого прок вам?

— Очень важный вопрос, который всегда следует задавать в первую очередь. Сейчас я веду своего рода дуэль с виконтом Болингброком — тем самым, которому вы обязаны недавними мытарствами в Тауэре. На дуэли положено иметь секундантов. Сами они, как правило, ничего не делают. Можете считать армию вигов моим секундантом. У Болингброка есть курьеры королевы, а теперь и ваш полк. Остальные полки страшатся против него выступить. Очень важно, чтоб не страшился я. Армия в Равенскаре греет мне душу.

— А к чему всё идёт? Мистер Чарльз Уайт задавал мне много странных вопросов касательно ковчега, Монетного двора и моего бывшего братца. Он что-то готовит.

— О, подготовил он всё много лет назад, а сейчас действует. Теперь кое-что готовлю я.

— Войну?

— Хуже. Парламентское расследование. Сегодня я дал Болингброку по носу, подстроив исчезновение из Тауэра его любимого свидетеля — вас. Завтра в Вестминстере я огрею его по голове кузнечным молотом. Он всерьёз на меня осерчает. Я буду меньше страшиться его гнева, если мы оба будем знать, что вы и такие, как вы, заняты муштрой на Северо-Йоркширских пустошах.

И Равенскар насильно вложил поводья в распухшие, негнущиеся пальцы Шафто.

— Что вы намерены с ним сделать? — спросил Шафто.

— Скажем, так: я посоветовал друзьям продавать акции Компании Южных морей на срок без покрытия.

— И что это значит? Я ни слова не понял.

— Это значит, что Компании предстоят чёрные дни. Если я стану объяснять, мы простоим тут весь день. Торопитесь! Процессия висельников недолго будет вам защитой. В седло!