Анафем

— Согласны, — отвечал Арсибальт так веско, что мы и впрямь согласились.

— Он появился откуда-то. Не важно. Некоторое время двигался по полярной орбите — зачем? — сказал я.

— Проводил разведку, — ответил Лио. — Для того полярные орбиты и нужны.

— Значит, они нас изучали. Картировали Арб. Перехватывали наши разговоры.

— Учили наш язык, — вставила Тулия.

Я продолжил:

— Ороло как-то об этом узнал. Например, увидел вспышки двигателя, когда корабль выходил на полярную орбиту. Может быть, их видели и другие. Бонзы узнали про корабль и сказали иерархам: «Извещаем вас, что это сугубо мирское дело. Вас оно не касается, и не суйте в него свой нос». Иерархи послушно заперли все звездокруги.

— Инквизиторы отправились проследить за исполнением, — сказал Лио.

— Пафлагона призвали куда-то изучать эту штуку, — добавила Тулия.

— Его, — сказал Арсибальт, — и, возможно, других инаков из других концентов.

— Корабль оставался на орбите. Возможно, иногда он включал двигатели, чтобы немного изменить траекторию, но делал это, только проходя между Арбом и солнцем — чтобы скрыть следы.

— Как беглец, который идёт по ручью, чтобы не оставить следов, — вставил Барб.

— Но вчера что-то изменилось. Очевидно, произошло что-то важное.

— Весы Гардана говорят, что смена курса, которую наблюдали вы с Алой, и беспрецедентный шестикратный воко менее чем день спустя связаны, — объявил Арсибальт.

Я не смел даже смотреть на священную реликвию, но теперь надо было взять себя в руки. Ала не зря дала мне этот лист. Мы развернули его на столе и придавили по углам книгами.

— Мы не поймём, что делал корабль, пока не узнаем геометрии этой фигни! — посетовал Барб.

— Ты хочешь сказать, положение дырки и экрана в президии. Где верх. Где север, — сказал я. — Согласен. Надо провести все эти измерения.

Барб попятился кдверям, готовый проводить измерения прямо сейчас.

Однако я остался на месте. Мне не меньше его хотелось бежать в президий. Но Ороло предложил бы что-нибудь гениально простое. Такое, что я почувствовал бы себя идиотом из-за того, что пытаюсь нагородить столько сложностей. Однако ничего простого в голову не приходило.

— Давайте хотя бы угол измерим, — предложил я. — Корабль летел по одной траектории. Это его исходная орбита. Выпустив бомбы, он поменял направление. Это финальная орбита. Можно хотя бы измерить угол.

Так мы сделали. Получилась примерно четверть пи — сорок пять градусов.

— Если мы считаем, что исходная орбита была полярной, значит, орбита после манёвра промежуточная между полярной и экваториальной, — сказал Лио.

— И какой, по-твоему, в этом смысл? — спросил я, поскольку Лио знал о космических вооружениях много больше нас всех.

— Если отметить трассу такой орбиты на глобусе или на карте мира, она нигде не поднимется выше сорока пяти градусов широты. Получится синусоида, ограниченная с севера и с юга сорок пятыми параллелями.

— То есть областью, в которой живёт сорок пять процентов населения, — заметила Тулия.

— О чём пришельцы уже знают, поскольку успели закартировать каждый квадратный дюйм Арба, — напомнил Арсибальт.

— Они закончили первый этап: разведку, — подытожил Лио. — И перешли ко второму.

— К действиям, — сказал Барб.

— И бонзы об этом знают, — сказал я. — Они напуганы. У них был план чрезвычайных мер, составленный месяцы назад, — это ясно из того, что в списке значился Ороло! Значит, список составили и запечатали до анафема.

— Наверняка Варакс и Онали отдали его Стато в аперт, — сказала Тулия. — И Стато ждал сигнала, чтобы сломать печать и прочесть имена. — В её глазах появилось рассеянное выражение. — Меня тревожит, что они выбрали Алу.

— Я только в последнюю неделю понял, как вы близки, — сказал я.

Тулия отмахнулась.

— И не только это, — сказала она. — То есть да. Мне без неё ужасно. Но почему вызвали её? Пафлагон, Ороло, Джезри — понятно. Но зачем Ала? Зачем может понадобиться такой человек?

— Чтобы организовать большое количество людей, — без колебаний ответил Арсибальт.

— Вот это, — сказал Тулия, — меня и беспокоит.

Бога ради, подними глаза.

Упоминание инквизиторов напомнило мне про разговор с Вараксом в Десятую ночь. Спор с суурой Трестаной и епитимья вытеснили его у меня из головы. Однако я помнил, что Варакс смотрел на звездокруг. А может быть, чуть выше, в космос. И кстати, стоял тогда лицом к северу. Решаются куда более серьёзные вещи, чем то, что юный фраа в затерянной обители решил поупражняться в искводо на местных бандюках… думай шире… как твой друг, когда вступил в бой с четырьмя более сильными противниками.

Что, прах побери, он имел в виду? Что инопланетный корабль опасен? Что скоро нам придётся вступить с ним в бой, несмотря на неравенство сил? Или я слишком много домысливаю? И почему после экскурсии Варакс пытал меня насчёт моего отношения к Гилеину теорическому миру? С чего бы такому человеку в такое время переживать из-за метатеорики?

А может, я и впрямь слишком много домыслил, а Варакс — просто из тех, кто думает вслух.

Впрочем, указание «подними глаза» представлялось вполне чётким.

Меня не надо было подталкивать к работе. После анафема Ороло я не сошёл с ума только потому, что занимался фотомнемонической табулой. Расставание с Алой было не столь чудовищным — по крайней мере её не отбросили, — но полностью неожиданным. Мне по-прежнему стыдно было вспоминать, что я стоял, как оглушённый зверь, пока она уходила из моей жизни. Потерять её, как раз когда у нас что-то начиналось… в общем, довольно сказать, что я серьёзно нуждался в работе.

Наша команда нагрянула в будку над звонницей со всеми измерительными инструментами, какие мы смогли наскрести. Арсибальт нашёл архитектурные планы собора, составленные в четвёртом веке. Мы рассчитали геометрию камеры-обскуры тремя разными способами и добились, чтобы результаты сошлись. Теперь можно было уточнить грубое измерение, сделанное во владении Шуфа: новая орбита корабля была наклонена к экватору под углом примерно пятьдесят один градус, так что охватывала практически все населённые области. Когда в столетия после Ужасных событий климат стал жарким и засушливым, люди начали мигрировать к полюсу. В последнее время содержание углекислого газа в атмосфере уменьшилось, климат несколько смягчился, и пошёл обратный отток к экватору, от солнечной радиации у полюсов. Теперь, чтобы держать под наблюдением большую часть жителей Арба, не надо было подниматься до пятьдесят первой параллели.

Мы ломали голову над загадкой, пока Арсибальт не заметил, что если взглянуть на главные мировые конценты — с миллениумными часами и сотнями либо тысячами инаков, — то самый дальний от экватора окажется на пятьдесят одном градусе трёх минутах северной широты.

И это была как раз наша «затерянная обитель» — концент светителя Эдхара.

Слухи просочились наружу. Через месяц после большого воко все в деценарском матике знали про корабль то же, что и мы. Иерархи ничего не могли поделать, однако звездокруг не открывали. Меня стали зазывать вечерами в калькории. Мы изучали чертёж, который Лио нашёл в книге, разрабатывали теорику того, как такой корабль может функционировать и насколько больше он должен быть для межзвёздных перелётов. Праксические расчёты касательно амортизаторов оказались довольно просты. Зато чрезвычайные сложности возникли при попытке предсказать, как плазма будет взаимодействовать с буферной плитой. Для меня это вообще были сплошные дебри. Кажется, мы доказали неправоту лоритов: один инак, чуть старше меня, получил уравнения, которые, насколько мы знали, никто раньше не выводил — по крайней мере на Арбе.

— Невольно задумываешься про Гилеин теорический мир, — сказал Арсибальт как-то летним вечером, примерно через восемь недель после большого воко. Он притворялся, что занимается пчёлами, а я — что выпалываю сорняки. К тому времени сарфянская конница уже вторглась далеко на Франийскую равнину и вгоняла клин между четвёртым и тридцать третьим легионами Оксаса. Поэтому неудивительно, что мы с Арсибальтом наткнулись друг на друга. На нашей широте дни в это время года длинные, так что до темноты ещё оставалось время, хотя ужин закончился давным-давно.