Страница 126 из 203
— Значит, их электроны тоже ведут себя неестественно, — сказал я. — В частности, дают излучение не того цвета.
— Поведение электронов — практически синоним химии, — сказал Джезри. — Для того и придумали новоматерию: игры с ядерным синтезом дали нам новые элементы и новую химию.
— А функционирование живых организмов основано на химии.
Джезри был умнее меня, но редко это показывал. Сколько бы я ни тупил, он по-прежнему верил в мою способность понять то, что понимает он. Трогательная черта — единственная на фоне множества неприятных. Сейчас он снова сменил позу — подался вперёд, словно ему и впрямь интересны мои слова. Это означало, что я на правильном пути.
— Мы не можем химически взаимодействовать с Геометрами — а равно с их вирусами и бактериями, — потому что лазер был не того цвета!
— Простейшие взаимодействия, несомненно, возможны, — сказал Джезри. — Электрон — всегда электрон. Так что наши атомы могут образовывать с их атомами простые химические связи. Но это не та сложная биохимия, которую используют микробы.
— Значит, Геометры способны производить звуки, которые мы услышим. Видят свет, отражённый от наших тел. Могут двинуть нас в морду…
— Или гвоздануть.
Я впервые услышал это выражение, но догадался, что Джезри говорит о снаряде, уничтожившем Экбу.
— Но не заразить.
— И наоборот. Конечно, со временем микроорганизмы эволюционируют и смогут взаимодействовать с обоими видами материи — свяжут экосистемы между собой. Но это произойдёт не враз, и мы успеем принять меры. Так что скоро тебя отсюда выпустят.
— Есть у них вода? Кислород?
— Водород такой же, как у нас. Кислород — похожий, так что вода есть. Можем ли мы им дышать — неизвестно. Углерод немного другой. Металлы и тому подобное отличаются ещё заметнее.
— Много вы ещё знаете про Геометров?
— Меньше, чем ты. Что Ороло делал в Орифене?
— Занимался линией расследования, которую я плохо понимаю.
— В соответствии с поликосмической интерпретацией?
— Да.
— Расскажи.
— Боюсь об этом говорить.
— Почему?
— Потому что боюсь всё переврать.
Джезри не ответил. У меня было такое чувство, что он через пластик с подозрением меня разглядывает.
На самом деле я не хотел говорить по другой причине: я боялся, что тема выведет прямиком на инкантеров. А нас почти наверняка прослушивали.
— Другой раз, — сказал я. — Когда буду лучше соображать. Может, на прогулке. Как в Эдхаре, когда мы вели теорические диалоги в винограднике Ороло.
Виноградник Ороло, расположенный на южном склоне, не просматривался из окон инспектората, так что мы ходили туда, если собирались покуролесить. Джезри понял намёк и кивнул.
— Как Ала? — спросил я.
— Отлично. Не знаю, когда ты её увидишь, потому что после воко мы с ней вступили в отношения.
Уши у меня вспыхнули огнём, из позвоночника вылезли зазубренные шипы. По крайней мере, так мне казалось. Однако, взглянув в зеркало, я понял, что выгляжу как обычно, разве что чуть более глупо. Некая более высокоразвитая, современная часть мозга — то есть возникшая позже, чем пять миллионов лет назад, — подсказывала, что разговор надо поддержать.
— Хм. Спасибо, что сказал. И что теперь?
— Зная Алу, думаю, что она примет какое-то решение. А до тех пор ни я, ни ты её не увидим.
Я ничего не ответил.
— И вообще, она очень занята, — продолжал Джезри. Видно было, что разговор его утомил, что он хочет одного — поскорее отделаться. Однако даже Джезри понимал, что нельзя так оглоушить человека и уйти, поэтому принялся рассказывать про структуру конвокса. Я почти не слушал.
Так вот почему он так скоро меня навестил! Чтобы сообщить новость, пока нас разделяет металлическая сетка. Сообразительный!
Потому что (размышлял я после его ухода) Джезри меня знает. Он понял, что я всё обдумаю и стану держать себя в руках. Если разобраться, почему им было не вступить в отношения? Я и сам, после того как Алу призвали на воко, считал себя свободным.
Не то чтобы эти мысли меня сильно утешили!
Я съел ломоть хлеба. В вагончик вошли трое инаков, все в костюмах-аэростатах. Двое отсосали из меня очередную порцию крови. После того как кровососы ушли, третий — вернее, третья — отвинтила от костюма голову и бросила на пол, потом запустила пятерню себе в волосы и пощупала кожу.
— Жарко тут, — объяснила она, поймав мой взгляд. — Суура Мароа. Центенарий. Пятые булкианцы. Я из крохотного матика, о котором ты не слыхал. Не угостишь ли меня хлебом?
— Заразиться не боишься?
Она взглянула на свой шлем, потом снова на меня.
Суура Мароа показалась мне очень хорошенькой, но она была лет на пятнадцать меня старше, да и вообще я в ту минуту не слишком себе доверял: может, меня потянуло бы к любой женщине, которая не видит во мне разносчика инопланетной заразы! Я вручил ей кусок хлеба.
— Ну и место! — заметила она, оглядываясь. — Так эксы живут?
— По большей части да.
— Скоро тебя отсюда выпустят. — Суура Мароа глубоко вдохнула через нос. (По выражению лица было видно, что она анализирует запахи.) Потом раздраженно мотнула головой и пробормотала: — Слишком много синтетических материалов.
— О чём ты? — спросил я. — Чем занимаются Пятые булкианцы? Прости, мне следовало бы знать.
— Спасибо. — Забирая хлеб, она случайно коснулась моей руки. Откусила от ломтя и принялась жевать, глядя в пространство.
Последователи булкианского канона начали дробиться и ссориться сразу после Реконструкции. Было множество свар из-за того, кто вправе именоваться булкианцами, реформированными булкианцами, новыми булкианцами и так далее. Со временем сговорились на нумерации. Сейчас число булкианских орденов перевалило за двадцать, так что пятый был вполне древним.
— Не думаю, что в данном случае важна разница между пятыми, четвертыми и шестыми, — сказала наконец Мароа и повернулась ко мне. — Я просто хочу знать, как они пахли.
— Серьезно?
— Да. Если бы тебе дали подержать большой старый парашют с арбского военного склада, ты бы почувствовал запах. Например, затхлости, если он долго пробыл в чехле.
— Ах, если бы тогда мне хватило хладнокровия ещё и принюхаться! — сказал я.
— Ничего страшного, — ответила суура Мароа. Как всякий теор, она привыкла к неудачам. — Тебе действительно было не до того. И вообще, вы молодцы.
— Спасибо.
— Когда та смелая девушка…
— Корд.
— Да. Когда она включила уравнительный клапан, воздух двинулся…
— В капсулу, — сказал я.
— То есть ты не обонял их атмосферу до того, как она смешалась с нашей?
— Да.
— Плохо.
— Может быть, нам стоило подождать, — сказал я.
Она взглянула на меня пристально.
— Не советую повторять здесь эти слова!
Я опешил. Она взяла себя в руки и заговорила спокойнее:
— У нас здесь мировая столица всезнаек. Все умирают от зависти. Каждый жалеет, что не оказался там вместо тебя и чокнутых преемственников. Уж он-то наверняка справился бы лучше!
— Ладно, хорошо, — сказал я. — Мы торопились, потому что знали: военные напортят ещё больше.
— Вот так уже лучше, — сказала она. — Теперь вернемся к обонянию: кто-нибудь из вас вообще что-нибудь нюхал?
— Да! Мы об этом говорили!
— Но только не когда ита снимал вас на спилекаптор.
— Это было до того, как появился Самманн. Аппарат только-только сел. Ороло нюхал выбросы из двигателей. Хотел знать, не ядовитые ли они…
— Разумно, — заметила суура Мароа. — Горючее может быть ещё каким токсичным!
— Но мы ничего не почувствовали. Решили, что это пар. Кислород-водород.
— Результат все равно отрицательный.
— Но потом, в капсуле, определённо чем-то пахло, — сказал я. — Теперь я вспомнил. Чем-то, связанным с телом. Я предположил, что это какая-то телесная жидкость.
— Предположил, потому что не узнал запах? — спросила суура Мароа после того, как основательно обдумала мои слова.