Страница 10 из 54
— Ты еще не положил трубку?
Я хотел бы целиком раствориться в этой минуте.
— От этой песни у меня мурашки по коже бегают! — Я дрожал. Хмель еще не выветрился. — Знаешь, иногда я представляю себе, какой, наверное, это был ад для Пита, птицы из тропиков, оказаться здесь, да еще присутствовать…
— При самоубийстве в мотеле?
Я задышал в трубку:
— Извини… мне не следовало этого говорить.
Голос Лойс стал отрывистым:
— Что сделано, то сделано.
— Да? Послушай, я рад, что мы знакомы, Лойс. И просто хочу сказать тебе это. Ты куда лучше, как человек, чем моя жена. Я серьезно.
— Звучит, как никудышный секс по телефону. Это что, так и есть? Предпочтешь перенести на другой раз?
— Не принимай на личный счет.
— А на какой еще счет прикажешь принять?
Выпитое переставало действовать, а потому я достал виски и забрал стакан и бутылку с собой в душ, чего давно не делал. Вообще-то я специально нарастил телефонный провод, и аппарат теперь ждал в ванной на случай, если шеф захочет узнать, как все прошло.
Я оставался под душем очень долго, даже кончики пальцев сморщились. Горячая вода примешивалась к виски. Кубики льда трескались. Мне было трудно стоять.
Я таращился на аппарат, призывая его зазвонить, но из этого ничего не вышло.
Выбравшись из-под душа, я пошел на кухню. Макс принялся лизать мои ступни, щекоча кожу шершавым языком. Я включил местную радиостанцию — просто так, шума ради.
Разговор шел о Кайле Джонсоне, о матче вечером в пятницу. В голосе каждого звонившего на станцию звучал оптимизм. Передача велась из какого-то бара. Меня вдруг поразила мысль, что из-за всего случившегося я беседовал с Кайлом накануне самого ответственного матча в его жизни. Не удивительно, что ему было страшно выйти на игру, имея на совести убитого ребенка.
Я подумал, что желание признаться могло быть его подсознательной попыткой очистить совесть, чтобы выйти на поле во всеоружии. Ну конечно, так оно и есть.
Ночью мне снова снилась девочка — спящий среди листьев ангелочек. Я видел, как Кайл Джонсон мчится прямо на меня в своем пикапе. Я кричал, чтобы он остановился, но было поздно. Тогда я выбежал на дорогу, упал на девочку, скорчился над ней, ощутил внезапный тупой удар пикапа и испустил вопль. Но это всего лишь Макс вспрыгнул на кровать.
Глава 7
Я ждал мэра в приемной. Всюду ощущалось лихорадочное возбуждение. Вечером предстоял четвертьфинальный матч. Бетти оделась в цвета школы — кошмарная комбинация юбки в оборках, двухцветных туфель и коротких носочков.
Она посмотрела на меня и сказала:
— Как вы себя чувствуете, Лоренс?
Я только пожал плечами — нормально.
Мэр наконец вышел из своего кабинета, облаченный в свитер на манер тех, в которых ребята пятидесятых годов ходили в кафе-мороженое. Меня просто оглоушило. Мэр разговаривал с молодым репортером, приехавшим в город на матч. Он объяснял ему, что наша река Сент-Джозеф течет на север в противоположном от других рек направлении и впадает в озеро Мичиган.
— Тут прячется метафора. — Мэр положил руку на плечо репортера и подмигнул.
Когда мэр заметил меня, его лицо расплылось в улыбке.
— Лоренс, как приятно! — И перебил меня прежде, чем я успел открыть рот: — Мы ждали этого дня всю свою жизнь, верно?
Я ответил:
— Это наш решающий момент.
Я, собственно, не знал, что эта фраза означает, но она смахивала на обычные изречения политиков.
Мэр сказал:
— Процитируйте его. «Это наш решающий момент!» Мне нравится… Фил, разрешите познакомить вас со сверкающей звездой сил закона и порядка в этом городе.
Репортер спросил:
— Как вы пишите свою фамилию?
За этот краткий миг мэр проскользнул мимо меня, на ходу бросив Бетти:
— Я буду в школе, если понадоблюсь кому-нибудь.
Я вышел за ним в коридор и сказал:
— В пикапе с Кайлом были еще трое.
Мэр остановился и подождал — из отдела регистрации документов вышел тип в белой рубашке и галстуке-бабочке — точно бармен, если не считать броских очков в черной оправе.
Тут мэр обнял меня за плечи и зашептал:
— Судьба влечет нас вперед. Ты это чувствуешь, Лоренс? Готов ли ты ехать на запятках судьбы? — Прежде чем я успел ответить, он оставил меня стоять и ушел.
В отсутствие мэра на лестнице материализовался шеф, держа огромную пенопластовую руку с указующим перстом и надписью: «Мы — № 1». Он встретился взглядом со мной.
— Ты уже приготовил докладную?
— Работаю над ней, — сказал я.
Я прошел мимо кабинета Лойс. Она говорила по телефону. И тоже преобразилась в стареющую дебютантку кафе-мороженых благодаря круглому отложному воротничку и нитке искусственного жемчуга. Волосы она стянула в «конский хвост». Лойс меня заметила, но отвернулась и продолжала говорить в трубку.
Дописал я докладную только на исходе дня. Здание совсем опустело. Лойс ко мне так и не заглянула. Я позвонил ей по внутреннему номеру, но трубку никто не взял. Я сунул нос в ее кабинет, но она уже ушла до понедельника. В воздухе витал сосновый запах недавно очиненных карандашей. Вымытая кофейная чашка стояла дном вверх на бумажной салфетке.
Я прошел по длинному центральному коридору, затем по винтовой деревянной лестнице поднялся под сводчатые потолки верхнего этажа. Некоторое время стоял, созерцая историю района в картинках на панелях потолка, и наблюдал, как на протяжении тысячелетий при отступлении ледников образовывались Великие озера и как в божественном медовом свете первопоселенцы расчищают места для своих хижин и налаживают счастливую жизнь.
На другом изображении обмотанный шкурами индеец в деревянной часовенке принимал причастие из рук французского миссионера.
Стилизованный свиток содержал безыскусную декларацию того, что мы сделали с исконным населением, — нечто под названием «Укор краснокожего»:
На третьем этаже не было никого. Я постоял в пустой приемной Бетти, глядя, как матовое стекло в двери кабинета мэра искажает дневной свет снаружи. Снизу просачивались звуки. Просигналил автомобиль, кто-то засмеялся — завершение Великого Исхода на матч в этот вечер.
Шипели старые радиаторы, выдавая сухой бредовый жар. На столе Бетти пишущая машинка главенствовала над диктофоном с педальным управлением, коробкой бумажных салфеток и большим тюбиком крема для рук. Не знаю, почему я почувствовал себя обязанным проверить содержимое ее мусорной корзинки, но я это сделал, увидел комки салфеток, увидел так много безответных смятых поцелуйных следов губной помады.
И внезапно прикинул, не знает ли и она, что сейчас развертывается? Есть ли у мэра какие-нибудь секреты от нее?
Я все еще не определил окончательно собственную судьбу — только ушел, заглянув в приемную шефа и оставив докладную на его столе. Докладную, подтверждавшую отсутствие на пикапе Кайла следов дорожного происшествия, а также говорящую о том, что в ответ на вопросы Кайл Джонсон заявил, что в ту ночь он ничего не видел и не слышал. По моим наблюдениям, писал я, поведение Кайла во время допроса подтверждало его непричастность. Он был потрясен, но на все вопросы отвечал откровенно и искренне. В его голосе не было ни тени колебаний.
Я заключил докладную вот такой строчкой: «Полный тупик».
Матч проводился в соседнем колледже, поскольку их стадион имел искусственное освещение и был способен вместить всех болельщиков. Мне не требовалось патрулировать окрестности стадиона во время игры: колледж имел собственную охрану, а моя юрисдикция на его территорию не распространялась.