Страница 5 из 5
Чтобы как-то заполнить пустоту после ухода Фареса, я замкнулась в своих мечтах. Мечтах о воде! Не о реке, а об океане… Я всегда хотела быть черепашкой, чтобы плавать под водой. Я никогда не видела моря. Цветными карандашами рисовала волны в своем маленьком блокноте, изображая их синими или зелеными.
— Они синие! — однажды поправила меня моя подруга Малак, взглянув через плечо на рисунок.
Мы с Малак были неразлучными друзьями. Я познакомилась с ней в школе, расположенной в нашем квартале, куда родители в конце концов согласились меня отдать. Во время перемены мы часто играли в шарики. Из семидесяти учениц — в нашем классе были только девочки — она была моей лучшей подругой. Я успешно отучилась первый гол в школе и совсем недавно перешла во второй класс. По утрам Малак заходила за мной перед уроками, и мы вместе шли на занятия.
— Откуда ты знаешь?
— На каникулах мы с родителями ездили в Хадейду. Там я видела море, — ответила Малак.
— Какое оно на вкус?
— Соленое!
— Песок тоже голубой?
— Нет, ты что, он желтый! И такой мягкий, ты себе не представляешь…
— А что ты видела в море?
— Корабли, рыбок, людей, которые там купались…
Малак сказала, что в Хадейде она научилась плавать. Я слушала ее с открытым ртом, потому что ни разу не была даже в бассейне. Подруга пыталась объяснить, как научиться держаться на воде, но для меня это так и осталось тайной. Помню, как в Кхарджи, стоило только подойти к реке, Ommaтут же начинала кричать:
— Осторожнее, Нуджуд, упадешь в воду — сразу утонешь!
Малак рассказывала, что мама купила ей красивый разноцветный купальник. На море она научилась строить замки из песка, с башенками и большими лестницами, которые быстро исчезали в волнах. Однажды подруга приложила к моему уху большую ракушку, привезенную из Хадейды.
— Прислушайся — и ты услышишь шум моря.
— Волны! Я слышу, как шумят волны! Невероятно! — воскликнула я.
Для меня вода — это прежде всего дождь, который в последние годы радует Йемен все реже. Но однажды в самый разгар лета пошел град. И это было так здорово! Мы с братьями и сестрами выбежали на улицу и принялись собирать маленькие льдинки в тазик. Я гордо их пересчитывала, потому что в школе научилась считать от одного до ста. После того как град растаял, мы брызгали друг на друга прохладной водой, чтобы освежиться. Мона, которая с момента переезда в Сану стала ворчливой и раздражительной, в подобных исключительных случаях даже веселилась вместе с нами. Она приехала через два месяца после нашего бегства из Кхарджи, вместе с супругом, в спешке вошедшим в ее жизнь.
Со временем к Моне стали возвращаться ее привычная улыбка, лукавый взгляд и чувство юмора, которое так часто раздражало Omma. Моя сестра выносила двух очаровательных детей, Мониру и Нассера, и буквально светилась от счастья, когда держала их на руках. Наша семья и семья ее мужа в конце концов даже сблизились. А для укрепления этого союза было решено женить Мохаммеда на одной из сестер моего деверя, в духе традиции sighar [13].
Казалось, что жизнь наладилась, но это было не так. И однажды муж Моны исчез из нашей жизни, причем одновременно с моей старшей сестрой Джамилей. Неужели они, как и Фарес, сбежали в Саудовскую Аравию, в надежде заработать много денег и привезти нам электронные игрушки? Или телевизор, который показывает цветные мультфильмы? Родители часто обсуждали между собой произошедшее, но детям было запрещено задавать какие-либо вопросы об этом. Помню, что после этого таинственного исчезновения, о причинах которого я узнаю гораздо позже, у Моны снова начались резкие перепады настроения. Большую часть времени она грустила и тосковала, а потом вдруг на нее нападало неудержимое веселье. Сестра начинала смеяться, и к ней возвращалась ее природная красота: большие темные глаза и нежные черты лица светились внутренним светом. Мона была очень симпатичной девушкой.
Но, независимо от настроения, ко мне сестра всегда относилась особенно ласково и даже покровительственно. Наверное, в ней говорил материнский инстинкт… Иногда Мона брала меня с собой разглядывать витрины на проспекте Хайл, известном своими роскошными магазинами одежды. Прижавшись носом к стеклу, я с завистью смотрела на расшитые блестками вечерние платья. Красные юбки, блузки из разноцветного шелка: алого, синего, фиолетового, желтого, зеленого… Я представляла, как превращаюсь в принцессу. На витрину также выставляли свадебные платья, которые были похожи на костюмы сказочных фей из заграничных фильмов. Невероятно прекрасные, они переполняли меня мечтами.
Однажды вечером, в феврале 2008 года, когда я только пришла из школы, Abaсообщил, что у него для меня есть хорошая новость.
— Нуджуд, скоро ты выйдешь замуж! — сказал он.
3. Разговор с судьей
Судья Абдо с трудом скрывает удивление:
— Ты хочешь развестись?
— Да!
— То есть… подожди, ты хочешь сказать, что ты замужем?
— Да!
У него тонкие черты лица; от белой рубашки смуглая кожа кажется более светлой. Но услышав мой ответ, судья темнеет — ему явно не верится, что я говорю правду.
— В твоем возрасте… Как ты можешь быть замужем?
— Хочу развестись! — решительно повторяю я, не обращая внимания на его вопросы.
Не знаю как, но мне удается сдержаться и не разрыдаться перед судьей. Словно весь запас слез уже закончился. Меня охватывает страшное волнение, но я твердо знаю, чего хочу. Навсегда избавиться от этого кошмара — и никаких больше страданий в тишине.
— Но ты ведь такая маленькая, такая хрупкая…
Качаю головой, не сводя глаз с судьи. Мужчина принимается нервно теребить усы. Только бы он согласился мне помочь! Ведь судья, в конце концов, обладает большой властью.
— А почему ты хочешь развестись? — Он снова начинает меня расспрашивать, на этот раз более спокойным тоном, словно пытается скрыть удивление.
Смотрю ему прямо в глаза:
— Потому что муж меня избивает!
Он дергается, будто я со всего размаху влепила ему пощечину. Лицо судьи каменеет. Он все-таки понимает: произошло нечто ужасное, и у меня нет никаких причин ему врать. Наконец собеседник напрямую задает мне чрезвычайно важный вопрос:
— Ты все еще девственница?
Я сглатываю подступивший к горлу комок. Стыдно говорить о таких вещах, это неприлично. В моей стране женщины должны держать дистанцию с незнакомыми мужчинами. А я этого судью вижу первый раз в жизни. Но в ту же секунду становится понятно: для того чтобы выбраться из ада, в который превратилась моя жизнь, нужно отбросить робость и стыд.
— Нет… у меня шла кровь…
Судья явно поражен. От меня не ускользает то, насколько его шокировали эти слова, хотя он и пытается скрыть свои чувства. Наконец мужчина глубоко вздыхает и решительно произносит:
— Я помогу тебе!
Наступает странное облегчение — хоть кому-то я смогла открыто во всем признаться. С моих плеч свалился тяжелый груз. Судья Абдо трясущейся рукой хватает телефонную трубку и обменивается парой замечаний с невидимым собеседником (наверняка со своим коллегой). В то же время его руки продолжают лихорадочно действовать. Он намерен покончить с этим кошмаром как можно скорее. Только бы все решилось в мою пользу! Если повезет, все произойдет быстро, очень быстро… и уже сегодня вечером я смогу вернуться в родительский дом, чтобы снова играть с братьями и сестрами. Через несколько часов будет оформлен развод. Развод! Ко мне вернется свобода. Никакого мужа. Никакого страха остаться ночью с ним наедине. И не нужно будет снова терпеть одну и ту же пытку…
Но я слишком рано радуюсь.
— Малышка, понимаешь, это может занять больше времени, чем ты ожидала. Дело очень щекотливое. И к сожалению, не могу гарантировать, что ты его выиграешь.
13
Sighar, или «замужество по обмену», — древний обычай, до сих пор распространенный в деревнях и среди городской бедноты; он состоит в том, что младшая сестра мужа становится супругой брата его жены вместо платы за невесту.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.