Третий ангел

Мадлен направилась к раковине и неспешно налила в стакан воды. Постаравшись стать таким образом, чтобы сестра не видела ее лица.

— Он мне совсем не нравился. Не знаю, любила ли я Пола вообще когда-либо или приняла его предложение просто оттого, что пришла пора выйти замуж. Мы совершенно не подходили друг другу. Но было поздно, не могла же я бросить его во время лечения. Я не из тех, кто способен на такое. Но все стало ужасно. Много хуже, чем с мамой. Он совершенно не выносил химиотерапии; врачи даже думали, что ему не выжить. Облысел, потерял в весе тридцать фунтов. И мне пришлось остаться с ним.

Мадлен поставила стакан на стол, подошла к сестре.

— Конечно, как же иначе…

— Он становился просто неуправляемым. Терзался вопросами — почему это случилось именно с ним? С нами? И так далее. Я не могла поступить так, как поступил когда-то отец. А зимой неожиданно настало улучшение. Полу даже не понадобилась пересадка костного мозга. Откуда-то взялись силы. И в марте я сказала ему, что между нами все кончено. Господи, он чуть с ума не сошел от гнева! Незадолго до твоего приезда в апреле мы почти расстались. Мое решение было окончательным, ты могла бы догадаться об этом еще тогда, во время примерки. Я собиралась отменить все, что мы к тому времени успели заказать. Но тут снова ход болезни переломился, и для меня такой выход стал невозможным. Время для трансплантации упущено.

— Но он же поправился.

— Ты не слушаешь меня, Мэдди. Ничего он не поправился. Для него не существует даже завтрашнего дня. Сегодня после обеда его кладут в больницу. Опять. Все происходит страшно быстро. Ухудшается зрение. Плохо слушаются ноги. Поражен почти весь позвоночник.

Мадлен почти упала на стул.

— Я не знала, что эта болезнь так стремительна.

— Извини, что приходится рассказывать тебе о таких вещах. Остальным я тоже рассказала только сегодня. Раньше знали об этом только Джорджи и Ханна, больше никто. Ах да, и мама. Она уже давно знает.

— Мама знала? Ты сказала ей, а не мне?

— Я хотела защитить тебя.

— Ну как же… Я ведь такая слабая. Никому и ничем не могу помочь!

Элли взволнованно запротестовала:

— Я совсем не это имела в виду.

— Почему ты никогда не обращалась со мной как с ровней?

Мадлен вытащила из пачки сигарету и закурила. Элли промолчала. В конце концов, это та самая Мэдди, которая всегда думала только о себе. В первую очередь о себе.

Сестра сделала глубокую затяжку, потом раздавила сигарету в пепельнице.

— Прости, — произнесла она виноватым голосом. — Я веду себя как идиотка.

— Наша свадьба состоится прямо в больнице. Я так хотела, чтобы это происходило около нашего старого дома, под сикомором. Мы бы навязали бантов и колокольчиков на его ветвях. — В книжке Элли именно это и должна была сделать жена-цапля, чтобы вернуть супруга домой. — Придется еще расплатиться с поставщиками за цветы, и все такое. Но мы предусматривали такой вариант, потому-то я и не разрешала маме с отцом платить за меня.

— Так значит, отец тоже все знал? Господи, Элли, оказывается, все на свете знали, кроме меня.

— Пол просил не говорить тебе об этом.

— Именно мне? Прямо так и сказал: «Только Мэдди ничего не рассказывай»?

— Конечно не так. Он же такой упрямый. Он вообще из тех людей, кто откажется навестить старых друзей, а возьмет и пригласит одинокую пожилую даму в театр или на обед. Боялся, что его болезнь может разрушить мою жизнь. И делал все, чтобы я бросила его. Я не понимала, думала, он злится на меня за что-то. Только позже догадалась, что он хотел освободить меня от себя.

— Ты хочешь сказать, что он обречен и скоро умрет? — При этих словах Мадлен изменила голос.

Свадебный костюм болтался на Элли как на вешалке, до того сильно она похудела.

— Да, он умирает, — кивнула она.

В дверь заглянула Джорджи. Окинула их внимательным взглядом, потом вошла.

— У вас все нормально? — спросила она. Обняла Элли, бросила взгляд на Мадлен. — Ты рассказала ей?

Та кивнула.

— Нельзя больше ждать, давайте отошлем портного, — предложила Джорджи.

— Нет, черт возьми. Я должна быть уверена, что все сделано как надо.

Когда она вышла в гостиную проверить, все ли в порядке с нарядами девушек, Мадлен обернулась к Джорджи:

— В какой он больнице?

— В больнице Святого Варфоломея. Там же, где он лежал осенью. Мы с Ханной по очереди дежурили у него, когда у Элли иссякали последние силы.

— Я понятия не имела об этом, — медленно выговорила Мадлен.

— А ты спрашивала?

— Только не надо говорить так, будто это я виновата. Элли никогда бы не приняла моей помощи.

— Ну, не знаю. Во всяком случае, ваша мать помогала ей всю весну и лето. И помощь ее была очень важна.

Мадлен была задета, но еще больше озадачена.

— Удивлена, что он не рассказал тебе это сам. — Джорджи произнесла эти слова очень многозначительным тоном, и Мадлен стала понятна причина ее недоброжелательности. — Думаешь, я не догадалась о том, что между вами произошло, когда увидела вас тогда в такси? Прекрасно все поняла по вашему виноватому виду. Будем только надеяться, что Элли ни о чем не узнает.

Мадлен спаслась бегством в гостиную и поскорей нырнула в голубое платье. Присутствующие молчали, словно набрав в рот воды. Только портной и его помощница болтали без умолку. Ее платье вовсе не нуждалось в переделке, сидело по-прежнему прекрасно. Портной так и сказал:

— Превосходно.

— Ты потрясающе выглядишь, — подтвердила и Элли. — За платья уже заплачено, и, если не требуется переделок, вы можете забрать их. Каждая из вас сможет надевать их по другим поводам.

Портной и помощница принялись собирать пакетики с иголками и булавками.

— Хочешь, я останусь с тобой? — обратилась Мадлен к сестре. Но в ответе не сомневалась.

— Я вызову тебя, если мне понадобится твоя помощь.

Обеим было ясно, что этого никогда не произойдет.

Мадлен на такси добралась до своего отеля, оставила платье у портье и, вернувшись к ожидавшей ее машине, попросила отвезти в больницу Святого Варфоломея. Автомобильный поток был очень плотным, и когда она наконец добралась туда, время приближалось к обеду. Лечебное заведение оказалось подлинным лабиринтом, по его запутанным коридорам сновали многочисленные посетители. Мадлен всей душой ненавидела больницы. Не добившись ни от кого из служащих толку, она с трудом, но сумела самостоятельно отыскать палату Пола. В дверях ее остановила медицинская сестра и заставила надеть голубую марлевую повязку. Когда Мадлен наконец оказалась в палате, глаза ее заметались и первым она заметила сидевшего на постели, едва переводившего дыхание старика. Слезы подступили у нее к глазам.

На соседней кровати лежал Пол. Погруженный в полудрему, с лицом пепельного цвета, он вполне выглядел на четвертую стадию этой болезни.

— Элли, это ты? — спросил он неуверенно.

У него были поражены зрительные нервы, и он был в состоянии различать лишь тени предметов. Мадлен могла бы догадаться об этом еще при прошлой встрече, но она была слишком занята собственными мыслями и своею ненавистью к нему, чтобы разглядеть то, что происходит в реальности. А этот человек был безнадежно болен.

— Нет. Это я.

— А, младшая сестренка, — усмехнулся Пол. Теперь он отнюдь не выглядел моложаво, от прежней юношеской красоты не осталось и следа. — Не забыла принести цветы и конфеты, чтобы навестить больного как положено?

— Поверить не могу, что ты такой скрытный. — Мадлен присела на один из жестких стульев, что стояли в палате. Взяла его руку в свои и почувствовала, какой холодной и влажной она была. — Тебе следовало рассказать мне.

— Рассказать тебе? О чем? О том, как катастрофически я обделался? О том, что безнадежен в глазах Господа и всех его ангелов? О том, что я разрушил свою жизнь и погубил жизнь Элли? Я места себе не находил от злости на нее.

Его обед стыл рядом, на подносе, совершенно нетронутый. Суп, стакан выдохшейся содовой воды, ломтик хлеба с тонким слоем масла. Сухие губы Пола были покрыты болячками.