Страница 3 из 91
Я отвесила Джону оплеуху.
— Сейчас же убери ее оттуда, дрянной мальчишка! И никогда так больше не делай!
Он тоже подрос, но все еще был слишком маленьким, чтобы дотянуться до Игрейны, хотя огонь и не был сильным. Я оглянулась и увидела ветку, которую они еще не бросили в костер.
— Маргарита, подержи мое платье.
Та собрала в складки мои юбки и держала их в стороне от огня, а я наклонилась вперед и ухитрилась веткой выбить Игрейну из костра. Кукла покатилась вниз между хворостинок, я подхватила ее и отдала Джакетте, которая стала ее баюкать и целовать.
Маргарита схватила Лайонела за плечо и дала ему звучную пощечину. Тот попытался вырваться.
— Мы просто играли в колдунью Жанну д'Арк и герцога Джона Бедфорда, — объяснил он. — Джакетта слишком большая, чтобы играть в куклы. Я слышал, как это сказала моя мать. Джакетта скоро уедет.
— Все это не ваше дело! — ответила я.
Лайонел всегда слышал больше, чем следует.
— Как вы посмели воспользоваться именем великого герцога Джона, чтобы так жестоко поступить с Джакеттой?
Я оглянулась: та держала за руку Маргариту и шмыгала носом, уткнувшись в шляпку Игрейны.
— А теперь прочь отсюда, пока я не рассказала обо всем матери!
Мальчики повернулись на пятках и исчезли в прорехе изгороди. Уже почти стемнело.
— Госпожа Иза, — позвала со двора Мэл. — Где вы?
Я отряхнула юбки и выпрямила спину, уставшую за долгий день верховой езды.
— Иду, Мэл! Маргарита, у тебя пепел на носу.
— Что ж, а у тебя руки черные и подол, — хмыкнула она через плечо, вприпрыжку направившись через двор.
Я последовала за ней.
— Сперва умоемся или поздороваемся?
— Спроси Мэл, — ответила Маргарита, заворачивая за угол.
Мэл стояла наверху лестницы, и в свете факела, горевшего у дверей, я увидела, какая она усталая и сердитая.
— А теперь поторопитесь. Ее светлость в большом зале.
— Как она? — спросила я, переведя дыхание.
— Теперь у нее очень большой живот, и, судя по всему, она плохо спит.
Мы с Маргаритой переглянулись и заговорили в один голос:
— Сперва умоемся.
Леди, моя мать, сидела за столом в большом зале, перед ней были разбросаны бухгалтерские книги, а чиновник, господин Вутон, маячил за ее плечом.
— Нет надежды, что эти поступления из Франции вернутся… — говорила она, когда мы вошли.
Мы преклонили колени в дверном проеме. Свечи на столе мерцали из-за сквозняка. Леди грузно поднялась на ноги. Я взглянула вверх, продолжая держать голову склоненной в знак должного уважения, и увидела, что мать перестала хмуриться.
— Добро пожаловать домой, дочери.
— Мадам, я почтительно приветствую вас, — сказала я.
— И я, — произнесла Маргарита.
Моя мать шла такой тяжелой и медленной походкой, что Маргарет уже качалась от усталости, стоя на коленях, к тому времени, когда леди подошла к нам. Мы по очереди поцеловали ей руку.
— Levez-vous, mes filles, [6]— сказала она.
Когда мы повиновались, я обнаружила, что мои глаза теперь вровень с ее глазами. Леди поцеловала меня в щеку.
— Ты выросла, Иза. В Гроуби все хорошо?
— Да, мадам. Леди Феррарс почтительно приветствует вас и говорит: чтобы сделать вам приятное, сэр Эдуард и господин Грэй будут с нами в день святого Иоанна, если будет на то Божья воля, или днем позже.
Леди кивнула, а когда подошла, чтобы поднять Маргариту, та споткнулась и чуть не упала. Мать поцеловала ее.
— Ты устала, дочь. Отправляйся в постель. Иза, останься, мы поговорим. Мэл, будь добра, у тебя найдется вино, чтобы послать сюда? Господин Вутон, думаю, мы продолжим наш разговор завтра утром.
Вутон собрал книги и бумаги, водрузив на них горшочек чернил. Мэл вывела Маргариту из зала, но та успела скорчить гримасу, показывая, как господин Грэй меня целует.
— Будь добра, поставь мое кресло у очага, — сказала мать. — И поставь стул для себя.
Я была рада повиноваться, потому что второпях мы умылись холодной водой и я до сих пор дрожала.
Матушка опустилась в кресло и, не отрывая глаз от огня, махнула рукой, веля последовать ее примеру.
— Ты знаешь, с какой целью сэр Эдуард и господин Грэй прибудут в Графтон? — наконец спросила она.
— Да, мадам, — ответила я.
Несмотря на усталость, я снова почувствовала легкую дрожь страха и жар.
— И ты довольна?
— Да, мадам.
— Мы здесь одни, Иза, и ты можешь говорить свободно. Ты и вправду желаешь выйти за него замуж? Дело не в… Конечно, ты довольно хорошо знакома с господином Грэем. И со временем он унаследует материнский титул. К тому же он недурен собой, хотя кое-кто мог бы пожелать ему быть повыше. Но ты уверена, что он станет для тебя хорошим мужем?
— Я так думаю. Но как я могу быть уверена, если у меня никогда раньше не было мужа, а у него не было жены?
— Это выгодный союз для обоих семейств, но мы с твоим отцом хотим, чтобы ты в придачу была счастлива. Когда я впервые вышла замуж… Его светлость Бедфорд был очень добрым, а не только великим человеком. Но становиться женой всегда нелегко.
Мне хотелось спросить: «Было ли это для вас нелегко и потом, когда вы стали женой моего отца?» Но я не осмелилась задать этот вопрос.
Их брак наверняка был не похож на брак, который они предлагали заключить мне. Однажды, когда сэр Эдуард и леди Феррарс были в отлучке, а мы сидели у огня в Гроуби, Мэл сказала, что моя мать и отец очень друг друга любили. Любовь их была так сильна, что они вынесли скандал и нужду, когда поженились тайно, не спросив разрешения короля.
— Потому что хотя его светлость и был сенешалем [7]Бедфорда в Нормандии и рыцарем — но и только, — продолжала Мэл, выхватывая из огня очередной каштан и бросая его мне. — А леди, ваша матушка, была второй леди Англии. И совсем недавно овдовела.
Я чуть не обожгла пальцы, снимая с каштана почерневшую кожуру. Плод был горячим, сладким, со слабым привкусом горелого.
— Да, мадам, я знаю, — сказала я теперь матери. — Но у меня есть вы, если мне понадобится совет. А леди Феррарс, как ни старается, с трудом находит недостатки в том, как я выполняю свои уроки и обязанности.
Мать потянулась и погладила меня по голове.
— C'est bon, ma chére fille! [8]Рада это слышать.
Я не была уверена, чем именно обрадовала ее: тем, что хорошо выполняю свою работу, или тем, что это раздражает леди Феррарс.
— Мы могли бы заказать драпировки у сестер в Линкольне, — продолжала мать. — Может быть, с изображением Мелузины [9]— в память о твоем происхождении и для удачных родов… Но, дочка, если у тебя есть хоть какие-то сомнения, если есть хоть что-то, что тебе хотелось бы уладить до подписания брачного договора, ты должна рассказать об этом отцу или мне, и мы приложим все усилия, чтобы их решить.
Я не ожидала, что она будет вот так справляться о моих желаниях. Правда, подобное поведение было долгом учтивости — моя мать выслушивала любую просьбу или жалобу даже самого ничтожного из слуг. Но советоваться о таком важнейшем семейном деле, как брак старшей дочери? Этого я не ожидала и не готова была ответить.
И все-таки — вправду ли меня не беспокоит мое будущее?
Я глядела в огонь до тех пор, пока не почувствовала, что щеки мои пылают, будто я действительно их обожгла. Но мои сомнения не относились к тем, о которых я могла бы поговорить с матерью или надиктовать их чиновнику, чтобы тот вписал их в брачный контракт.
Уна — Понедельник
Между Нарроу-стрит и рекой едва хватает места для одного здания: задняя стена моего дома нависает над водой.
Войдя, я сваливаю сумки в главной комнате. Она кажется довольно чистой, хотя пахнет арендаторами: дымом курева и обедами на дому, дешевой мебелью, которую дядя Гарет позволил нам взять из Чантри, чтобы мы могли забрать нашу собственную с собой в Сидней. И все-таки сквозь все эти запахи чувствуется запах Темзы: влажный, прохладный и слегка гнилой. Сейчас время прилива, в гостиную проникает прозрачный свет летнего солнца, серебряные солнечные зайчики танцуют по потолку — Адаму это всегда нравилось.
6
Встаньте, дочери мои (фр.).
7
Сенешаль — во Франции XIII–XVIII вв. должностное лицо, стоявшее во главе административно-судебного органа. (Прим. ред.).
8
Это хорошо, моя дорогая дочь! (фр.).
9
Мелузина — женщина-змея, речная нимфа, традиционная фигура западноевропейской геральдики; изображалась в виде обнаженной женщины с раздвоенным рыбьим хвостом. (Прим. ред.).