Гибель «Русалки»

Она была в ситцевом платье, светлые волосы и хорошенькое личико чисто вымыты.

– Пожалуйста, – ласково сказала она, – съешьте это, и вам станет лучше.

– Кто вы? – пробормотал он.

– Роза Мелтон. Разве вы меня не помните?

– Нет, – медленно проговорил он, – не помню. А где я, мисс Мелтон?

– В моей комнате, точнее, в моей кровати. Еще не вспомнили?

– Господи! – прошептал Хант. – А я не…

– Любовь моя, – рассмеялась Роза, – ты был сущим ягненком. Джентльменом до кончиков ногтей. Ты отчаянно сопротивлялся, когда я раздевала тебя и укладывала в постель. Пришлось звать на помощь маму. А потом я легла спать… в ее комнате.

– Хвала Всевышнему! – с жаром воскликнул Хант.

– Почему же? – насмешливо спросила Роза. – Разве я настолько стара и безобразна?

– Нет, ты очень красивая. Я просто радуюсь, что не был… груб с тобой. Я не хотел бы обидеть тебя…

– Ты ягненочек, – ласково сказала она, – и не смог бы быть груб, даже если б захотел… Давай-ка съешь свой завтрак, будь хорошим мальчиком.

– Мне надоело быть хорошим мальчиком! – вскипел Хант.

– Но это же глупо! Почему ты должен быть иным? Тебе это так идет – зачем же меняться только потому, что ты потерял свою девушку. На свете есть и другие девушки…

– Такие, как ты? – спросил Хант, сам удивившись собственной смелости.

– Такие, как я, – сказала Роза с нежностью. – Ты очень красивый, Хант Фолкс. Надеюсь, ты не сочтешь меня нескромной, если я признаюсь, что ты мне симпатичен. Должно быть, мужчина, который так мил даже пьяный, в трезвом виде и вовсе хорош. Увы, мне довелось знать немного истинных джентльменов…

Она говорила искреннее, чем хотела. И хотя присущий ей снобизм и все то, чему учила ее мать, заставляли Розу продолжать игру, целью которой было завлечь такого завидного жениха, как Хант, она была далеко не первой женщиной, попавшейся в расставленные ею же самой сети…

Хант лежал, потягивая обжигающе горячий кофе. Он уже уничтожил яичницу с грудинкой и теперь чувствовал себя гораздо лучше. Новые горизонты открывались перед ним…

– А что, – поинтересовался он (как и многие другие наивные молодые люди в подобных ситуациях), – делает такая замечательная девушка, как ты, в таком месте?

– Я порой и сама удивляюсь, – грустно сказала Роза. – По правде говоря, я здесь родилась. Отец умер еще до моего появления на свет, а на те небольшие деньги, что он нам оставил, мама завела таверну, чтобы как-то свести концы с концами…

На самом деле Лиз открыла свой кабачок гораздо позднее рождения дочери на деньги беспечного нью-орлеанского кутилы, которого, когда он напился, обобрала, обчистив карманы его штанов, беззаботно оставленных на ее кровати. Случилось это в Нью-Орлеане, и еще до того, как вышеназванный джентльмен проснулся, Лиз была уже на пароходе, идущем вверх по реке, в Натчез. Воспользовавшись как с неба свалившимися деньгами, она открыла питейное заведение и оставила свою самую древнюю на свете профессию. Это было своего рода проявлением материнской заботы: «Девочка растет, не хочу, чтобы она избрала тот же путь…» С тех пор ее грехопадения были редки и не носили профессионального характера, а с течением времени возраст и полнота и вовсе гарантировали ей добродетельное поведение, уничтожив все следы былых аппетитных прелестей.

– Удивительно, как ты сохранила свое очарование в таком окружении, – высокопарно заметил Хант.

– Послушай, Хант, сделай мне одолжение, – сказала Роза. – Встань-ка, оденься и сходи прогуляться. Пройди по всему городу и расспроси всех, кого встретишь, что за девушка Роза Мелтон…

Предложение это не было чревато для нее какой-либо опасностью. Если бы Хант знал, куда идти, он, возможно, отыскал бы нескольких молодых людей с отдаленных плантаций, знавших, что с Розой Мелтон можно весело провести вечерок, однако единственное, что могли сказать ему мужчины, живущие под Холмом: «Айсберг по имени Роза» – известная всем недотрога.

– И не подумаю! – фыркнул Хант, являя собой картину оскорбленного мужского достоинства. – Зачем мне спрашивать у людей подобные вещи?

Роза ласково коснулась его руки.

– Потому что этого хочу я, Хант, – прошептала она. – Я… никогда раньше не встречала такого мужчину, как ты… Не знаю, как тебе и сказать, я так стесняюсь, но…

– Но что же, Роза?

– Боюсь, что я… что я влюбилась в тебя!

И тогда он почувствовал, как в глубине его сердца зреет новое для него чувство – чувство мужской гордости.

– Спасибо, Роза, – сказал он. – Ты даже себе не представляешь, как мне это приятно слышать.

Он оставался в Натчезе еще три недели, живя на половине Розы. Шуточки лодочников, замечания типа «Похоже, кому-то наконец удалось растопить айсберг!» убедили его в ее целомудрии. Но, несмотря ни на что, боль, причиненная ему Трилби, проходила очень медленно. Он был деликатен и робок, пока Роза наконец не решилась разыграть свою козырную карту. И однажды, во время прогулки под луной, посеребрившей реку, отдалась ему полностью, до конца. По крайней мере, так ему показалось. Хант не обладал достаточным опытом, чтобы понять, насколько умело все это было подстроено.

Потом она лежала в его объятиях, тихо плача. Слезы были настоящими, к величайшему изумлению самой Розы. Недаром же Хантер Фолкс был сыном своего отца: она никогда раньше не встречала такого мужчину – чистого, красивого, безгранично нежного. Она не знала, в какой момент происходящее с ней перестало быть представлением, превратилось в соучастие, а затем вылилось в подлинное исступление. Однако случилось именно так. И про себя она сетовала: «Он для меня теперь потерян, он решит, что я падшая женщина, о, какая я дура! Но он так мил!»

Однако, когда Роза заговорила, ее уста не исторгли ничего, кроме лжи.

– Я никому не позволяла этого раньше! – рыдала она. – Я погибла навсегда, Хант! Ни один порядочный мужчина теперь не возьмет меня замуж!

Впрочем, как она догадалась, Хант не смог уловить разницу между девственностью и ее отсутствием, и авантюра имела полный успех, даже больший, чем она рассчитывала. Хантер Фолкс получил хорошее образование, но в школе познания женщин он едва ли закончил первый класс.

– Я возьму тебя замуж, Роза, – торжественно сказал он. – Я женюсь на тебе, когда ты этого захочешь…

И тогда Роза сделала свою единственную ошибку. Она была вполне естественной, если принять во внимание ту гордость и безудержное честолюбие, что привила ей мать; вместо того, чтобы хватать беднягу Ханта (а его опыт общения с женщинами ограничивался парой дней, проведенных в лондонской квартире Ланса с двумя хористками из мюзик-холла, которых этот предприимчивый молодой человек раздобыл для них обоих) и бежать с ним к ближайшему мировому судье, она потупила глаза и молвила:

– Спасибо тебе, Хант, дорогой. Я очень польщена. Давай поженимся через три недели, если ты не возражаешь. Мама всегда обещала мне настоящую свадьбу в церкви, ведь девушка только раз в жизни выходит замуж…

Ошибка оказалась фатальной: в ту же ночь Гай Фолкс вернулся в Фэроукс. Этому статному седовласому старику, которому его шестьдесят шесть лет мешали не больше, чем накинутый на плечи плащ, трех недель хватило бы, чтобы передвинуть горную гряду. Для того чтобы избавиться от таких сравнительно незначительных помех, как Уилкокс Тернер и Роза Мелтон, ему хватило бы и дня, но еще день и ночь отняла бы у него дорога из Фэроукса в Натчез.

Домой он приехал в очень хорошем настроении. Было темно, и Джо Энн стояла спиной к свече, поэтому он не видел ее лица. Нежно поцеловав ее, он тут же приступил к рассказу:

– Хорошие новости, Джо! Я наконец-то получил согласие Хентона привезти сюда Ланса на следующий год. Мальчишка болтается без дела. Он, конечно, не станет приходским священником, как многие вторые сыновья в Англии. Попробовал себя на военной службе, но у него нелады с дисциплиной. Юриста из него тоже не выйдет. Только в имении он чувствует себя в своей тарелке. А поскольку наследник – Банастр, его старший брат, я подумал… Боже правый, Джо, да ты плачешь!