Рождественский пёс

В квартире Паулы собрались все курительные свечи арабского мира, чтобы сообща раскурить биологически усвояемый мегакосяк. С дюжину ароматических… нет — целебных свечей придавали запаху медицинско-психоделическую ноту и заодно освещали помещение. Из горячих клубов дыма вышла Паула. Ее обнаженные плечи, живот и ноги, яркий макияж в контрастных тонах — все это складывалось в образ знойной индийской женщины, которой хотелось и, вероятно, можно было обладать немедленно; и то и другое было результатом мастерски инсценированного наркотически-галлюцинаторного хеппенинга. Поскольку Паула всегда стремилась к логической завершенности своих экстравагантных клише, общую композицию довершала группа «Pink Floyd», исполнявшая «Dark Side of the Moon». [22]

— Что это за цирк? — спросил Макс. — Ты что, решила проведать свою школьную юность?

— Угадал. Только не свою, а твою, — ответила Паула.

На этот раз ее губы выглядели особенно плотоядными. Или они просто показались ему такими вблизи? Входная дверь была заперта. Правда, ключ торчал в замке, как с удовлетворением отметил про себя Макс. Его угнетало уже то, что он вынужден был думать о таких вещах.

Паула взяла его, как пациента, за руку, провела в свой окуренный и охраняемый горящими светильниками медитационно-лабораторный салон, с ласковой настойчивостью усадила на паркетный пол, устланный коврами и подушками, и сама устроилась рядом.

— Что ты собираешь со мной делать? Соблазнять? — с наигранной веселостью спросил Макс.

— Нет, всего лишь целовать. Должен же ты когда-нибудь этому научиться? — ответила Паула, разминая губы, как трубач.

Макс хотел встать и уйти, но тут на стене вспыхнул квадрат света с закругленными углами: Паула включила диапроектор. Раздался щелчок, и на экране появилась «она» — во весь рост, мощная, неотвратимая, как судьба, классическая молодая соседка, которую мы видим сто раз в день и на сотый раз уже не узнаем. Симпатичная, но не очень. С честным взглядом типа «у меня сегодня критический день, но это меня не огорчает». И со свежей улыбкой типа «я варю лучшее абрикосовое варенье на свете». В сочетании с крепким носом типа «кому не нравится — его проблема!», напоминающим лыжный трамплин. Над которым навис узкий лоб типа «была охота думать, мозги ломать!» А на голове искусно мелированные, намертво схваченные гелем короткие светлые волосы, застывшие в художественном беспорядке, — то, что называется «я расческу потеряла и хожу теперь как есть». Одна рука, сжатая в кулак, упирается в бедро. Одна нога, осеняемая юбкой, выставлена вперед, словно с целью продемонстрировать незаслуженно обделенную признанием эротичность мощных икр. Женский образ — как генеральная исповедь. Это была она. Это она лишила Макса сознания одним поцелуем — Лизбет Виллингер, жирная Сиси.

— Ну как, припоминаешь? — спросила Паула.

— Смутно… — пробормотал Макс, подсознательно употребив короткое слово, однокоренное с «муторно», и прижал обе руки к груди, словно пытаясь прикрыть первые тревожные всполохи назревающей в недрах желудка грозы.

— Выглядит совсем недурно, даже хорошенькая, — сказала Паула и еще раз нажала на кнопку диапроектора.

Полномасштабное изображение Сиси сдвинулось в сторону, уступив место увеличенному фрагменту — снимку головы. Паула лазерной указкой обвела рот Сиси и сказала:

— Безупречно симметричный рот, плавные очертания, губы не вздутые, здоровые белые зубы… Послушай, неужели этот рот до сих пор вызывает у тебя отрицательные эмоции?

Макс сделал глубокий вдох и решил не тратить силы на ответ. При условии полной неподвижности этих губ на стене и его самого он мог бы продержаться еще несколько секунд.

— Так… — деловито произнесла Паула. Это прозвучало угрожающе. — Сейчас мы выполним ровно пять упражнений!

«Нет, Паула, сейчас мы не выполним ровно ни одного упражнения!» — подумал Макс. Но дальше мыслей его сопротивление не пошло.

— Если тебе станет плохо, стукнешь три раза кулаком по полу и я сразу же прерываю упражнение, — пообещала Паула.

Макс с такой силой постучал по полу кулаком, что арабская дымовая завеса поколебалась. Но Паула безжалостно продолжала упражнение.

Упражнение первое: поцелуй с закрытыми глазами. Губы Паулы обрушились на его рот тяжелым тропическим дождем. Он постучал по полу. Паула сверкнула на него свирепым индейским взглядом и невозмутимо продолжила упражнение. Макс почувствовал ее язык у себя во рту, острый, грубый и, к счастью, относительно сухой. Он хотел думать о Катрин, но ему было стыдно. Ему вспомнилась стонущая Натали в своем влажно-ликующем любовном экстазе. А за ней его уже подстерегала жирная Сиси. Выскочив вперед, она стиснула его щеки пальцами-сосисками и вдохнула ему в нос свой уникальный фирменный аромат «Первый поцелуй». Макс трижды стукнул по полу.

— Пять секунд, — сообщила Паула, заплечных дел мастерица. — Нет, это не результат!

Упражнение второе: поцелуй с открытыми глазами. Начало его было многообещающим. Огромные зрачки Паулы светились, как капли росы среди зеленого мха. Ее лицо, напряженно-просветленное, напоминало лицо помешанной на спорте южноамериканской преподавательницы физкультуры, отдающейся своему любимому ученику, неумелому и неопытному европейцу. Макс почувствовал, как в нижней части его туловища просыпаются некие силы. Но тут он вспомнил про Самуэля, ее друга. Что бы он, интересно, сделал, если бы застал их за этим занятием? Что было бы, если бы он сейчас вошел в комнату? От этой мысли его желудок устремился вверх, и он в ту же секунду увидел свиной пятак жирной Сиси. Она провела языком по верхней губе и пожелала ему приятного аппетита. Макс постучал по полу.

— Одиннадцать секунд, — подытожила Паула. — Значит, с открытыми глазами тебе целоваться легче, чем с закрытыми, мой милый.

— Это с тобой! — уточнил Макс, решив, что она заслужила комплимент, и сделал несколько глубоких вдохов и выдохов.

— А сейчас переходим к самому приятному упражнению! — объявила Паула. — Теперь ты можешь помогать себе руками.

Макс улыбнулся, изображая радость предвкушения.

— Но только до сих пор, — прибавила она и жестом исполнительницы танца живота коснулась рукой пупа.

На этот раз Макс добился внушительного результата: двадцать секунд. Столько времени ему понадобилось на решение вопроса, как воспользоваться руками, чтобы не оскорбить красоту Паулы, не разрушить дружбу, не злоупотребить свободой, предоставленной ему в рамках учебно-экзаменационного мероприятия, ради своих корыстных, развратных интересов и избежать чувства, что он вместе с ней предает Самуэля. Мысли о Катрин оказались недостижимой целью. Она ждала где-то за пределами Солнечной системы. И наверное, уже даже не его, а кого-нибудь другого.

Конечно же, ему хотелось положить руки Пауле на грудь и держать их там как можно дольше. А кому на его месте не захотелось бы этого? Он, по-видимому, был единственным совершеннолетним мужчиной западного мира, который получил право трогать ее груди и не реализовал его. А между тем это было не так-то просто, найти в верхней части ее тела место, совершенно изолированное от бюста и никак не связанное с ним тематически. Макс понимал, что упускает шанс века. Но он, в конце концов, пришел сюда не для забавы.

Во время подобных рефлексий, сопровождаемых учащенным пульсом, секунды летели со скоростью света, и Макс совершенно забыл о двух языках, в спортивно-боевом задоре сцепившихся друг с другом. Ему наконец удалось отыскать место для своих рук. На спине, вблизи лопаток, на уровне груди, имелись упруго-эластичные мышечные утолщения, которые он мог массировать с чистой совестью.

Но теперь, когда наступил относительный чувственный покой, жирная Сиси вновь проникла в его сознание и послала ему воздушный поцелуй со вкусом рыбьего жира. Макс трижды стукнул в пол. Паула была разочарована. Она ожидала полного успеха.

Теперь ему никуда было не деться от упражнения четвертого: поцелуй при одновременном визуальном контакте с изображением Лизбет Виллингер во весь рост. Ему потребовалось всего семь секунд, чтобы перенестись от миловидной Лизбет к ее жирному прототипу. После этого он вынужден был энергично постучать по полу и попросить продолжительного перерыва при открытых окнах.

22

«Обратная сторона Луны» (англ.).