Восьмой ангел

Джина с девочкой тоже недолго свету радовались. К утру два хладных тельца начала заносить метель снежная. Отлетели души их, и попали они в Чистилище, аккурат, когда Джорданову душу черти в ад за руконаложение тащили. Уж и молила Джина Судей Господних, и чертям лапы целовать пыталась, отмахнулись от причитаний молодой матери небожители.

Джине в Рай дорогу указали. Отказалась любящее сердце за Джордано последовать хотело, в Аду разделить муки смертные. Посовещавшись, Судии добро дали на это ее решение, но с дочуркой расстаться было надобно. Обещали воспитать из нее ангела чистого, светлого, но с условьем, что имени отца-матери никогда не узнает новый служитель Господа.

Расстроилась Джина, расплакалась, отошла в уголок с кровинушкой своей попрощаться. Глядит, ворота Чистилища открываются, новые души на суд Всеединого поспешают. Ну, она в суматохе-то и выскочила наружу. Приземлилась в Северной части Альп, здесь и обосновалась. Стала людям советом, Эхом-насторожем помогать, дочурку воспитывать. Даже с гномами горными дружбу соседскую завела. А лет сто назад один из них весть ей принес. В Аду перемены невиданные. Выбрался Джордано из котла. Ученье проходит какое-то рабфаковское. Закончит, будет проситься на Землю, с семьей соединиться.

Кристина была очарована голосом Эха, еще больше трогательным рассказом о любви и преданности молодых и горячих сердец. Но как не надеялась, никакого раскаяния со стороны скромной обитательницы пещеры не почувствовала.

Занятна история твоя. Тяжела была доля на Земле. Не хочешь ли упокоится в Раю?

А примут ли семью мою там?

Дочурку обязательно в Небесные ясли определят, в истинном духе воспитают. А супруга твоего нет силам тьмы отныне он служит.

Дитя заберут, а мужа и вовсе не пустят? Это ли счастием упокоения называют?

Облегчат муки твои душевные. Забудешь все, что так терзало тебя в миру.

Ополоуметь и тем счастие обрести, так что ли?

Ну…, Кристина даже растерялась от такого прямолинейного подхода простодушной крестьянской девушки.

Ни в жизнь такого не захочу, ни в смерть!

Но малышка твоя, так никогда и не вырастет, небось лет двести уже в колыбели спит?

Я хоть вкусила радости материнской, некоторым же это и вовсе не светит,– Эхо сделало многозначительную паузу. – Несмотря на их светлость. Да и как посмотреть на все это. Я, поди, всех матерей на свете счастливее – я ВСЕГДА нужна буду моей дочурке. И не придет ко мне тот тягостный момент, которого все матери на свете боятся – когда отпускать, аки голубка, чадо свое придется в мир.

А возлюбленный твой, душу продавший злу?

Грех тот нам с дочкой посвящен, вместе его и отплатим.

А если дела неправедные начнет творить он по возвращении? Начнет, к примеру, людей в горах губить.

Где там правда, где нет, сам Всеединый, как видела, не всегда разберет. А иных гостей непрошенных в горах, не то что бы припугнуть, но и наказать надобно, чтоб другим неповадно было. Лезут дурни безшабашные, юнцы сумасбродные, в беду попадают, потом о помощи взывают. И людей благородных ради них в горы коварные шлют, и птиц стальных присылают, а бывает, что и гибнет кто из спасателей таких. Сколько сил, жизней чужих, монет общинных, и ради кого? Петуха тщеславного, которому на насесте не сидится, взлететь охота, чтобы крачку покрывая кукарекать: «А я вот на самой-то вершине…». Тьфу! – Звук плевка у призрака вышел довольно натурально.

Значит, никак не хочешь в райских кущах счастье обрести?

Уж склалось так, что в светлом мире разлука ждет нас, в ином мире, темном, блага обрел муж, пущай и проживем мы в этом сером мире, сколько еще нам послежизни отпущено будет.

А я ведь помочь пришла тебе…

Пошто спасати меня пришла? Я боле твоего счастья в жизни видела. И еще жду. Верю, радость будет еще с нами.

Тут Кристина поняла, что измотана. Не в состоянии продолжать спор, найти аргументы и убедить призрак взойти на Небо. Навалилась усталость Эхо даже не предложило ей присесть.

Всего хорошего, Эхо. Надеюсь, счастье твое близко!

Да уж, не за горами! Прощай, ангел!

Кристина дошла до входа. Обернулась, прощаясь вежливым поклоном, и вылетела из расщелины.

Вслед ей из пещерной стены вышла прозрачная девушка, одетая в крестьянское платье прошлого века, с запелененным младенцем на руках. Малышка крепко спала, сладко посапывая на руках. Несмотря на ледяную стужу, на ее полупрозрачных щечках красовался розовый румянец здоровья. Призрак проводил Кристину взглядом, пока черная точка лыжницы не скрылась за соседней вершиной.

Обойдемся мы и без ангельской помощи, ласточка моя! Вот только папку дождемся и заживем, как положено. Спи, моя зоренька!

Белая пытка

Холод и свет. Промозглый обжигающий холод и абсолютный всепроникающий белый свет. Совершенство – венец мира – смерть.

Похоже на Рай на агитпостерах в учебниках. Цвет сливается со светом. Холодным и безжизненным. Одиночество. Мертвое белое бесконечное.

Жив или мертв? – интересный вопрос для нежити.

«Пациент скорее мертв, чем жив…», вспомнилась какая-то дурацкая земная сказка. Только со сказками Демьян попрощался лет этак много назад. И вот она реальность ослепительный великолепный умиротворяющий и умертвляющий холод. И цвет конца света.

Демьян с детства ненавидел белый цвет. Цвет, пожирающий все остальные цвета спектра. Цвет – убийца всех красок жизни. Кто решил, что белое – совершенно. Глупость, фатальная ошибка. Белый – пуст до бесцветия. Гол. Мертв. Опять он о смерти.

Есть ли жизнь после смерти? Есть, и он тому доказательство. Черт, возьми, весь Ад в свидетелях. А есть ли что-то после ПОСЛЕ? Насколько правдивы все мифы о Косуле?

Никто еще не разведал.

Снег – обманчиво мягкий, укутывающий прилегшего путника. Если еще представить, что это песок… Песок хитер – зыбучие дюны, песчаные бури. Но снег коварен предательски. Никогда песок не прикроет яму-ловушку – он слишком деятелен и пока не просочится, не заполнит собою пустоту, не успокоится. Снег же опытный убийца. Он умеет ждать. Припорошенная снегом пропасть незаметна людскому глазу. В нее легко упасть. И пропасть. Погибнуть от холода и голода. И лишь безграничные запасы кристаллической воды будут окружать смертника. Окружать и усыплять. А затем Время просыплет снег как прах на голову жертвы. И навсегда вычеркнет из списка жаждущих жизни. Или послежизни.

Как же он не заметил ловушку? Сам Рогатый глаза замутил. Ни песком, не снегом пропасть была припорошена. Его собственной глупостью. И мальчишеством. Совесть не позволила заключить контракт? Да нет такого понятия в обществе Андеграунда. Да и не совесть это, гордость. Что, впрочем, еще смешнее. Ха-ха-ха.

Снег продолжает манить. Уснуть. Навсегда. Это будет так прекрасно. Наверное, прекрасно. Легко, по крайней мере, точно.

Демьян попробовал пошевелиться. Нелегко. Бесполезно. Зато «легко» - это определение его постсуществования. Беззаботная жизнь дьявола-аристократа, дракона, отпрыска богатых родителей, наследника влиятельного клана.

Он даже не осознавал, насколько был счастлив в Нижнем мире. Так везет единицам из миллиардов, прошедших через ворота Ада. А он так позорно все пустил на хвост Рогатому с Горбатым

Значит, заслужил он эту Белую пытку.

А еще эта абсолютная, режущая слух тишина. Тоже мертвая.

Демон вспомнил вечно бурлящий, гудящий, взрывающийся и клокочущий Андеграунд. Тишина – это застой. Звук знаменует прогресс. От стимуляции мыслительно-речевого аппарата до победы техногенной революции. В тишине появляются мысли о суициде. В споре рождается желание быть во что бы то ни стало. И это для Демьяна истина, к сожалению, поздно открытая. Тишина побеждает. Здравствуй, немота мысли.

А, все таки, безумно красиво! Вокруг бесконечная равнодушная красота. Красота с большой буквы, особая, вызывающая жестокость. Жестокость равнодушия. Ему ли не знать, что это означает?