Страница 14 из 24
Она немножко поплакала, прежде чем уснуть, не испытывая, однако, сожаления о произнесенных словах.
ИЮНЬ 1607 ГОДА
На следующий день, не успела Элизабет поворошить уголья в камине и поставить на огонь утреннюю овсянку, раздался стук в дверь и вошел посыльный графа.
— Его светлость желает видеть вас в Лондоне, — коротко объявил он.
Прибывший слуга снял перед хозяйкой шляпу, однако смотрел на Джона. Элизабет тоже взглянула на молодого мужа, втайне надеясь, что тот откажется. Но Традескант уже сидел в кресле у камина и натягивал сапоги для верховой езды.
— В доках, — добавил посыльный. — Вы встречаетесь с его светлостью в Грейвсенде.
Еще один короткий поклон — и он исчез. Слуги Сесила не задерживались и не сплетничали. По общему мнению, у графа повсюду имелись уши, и нескромный человек долго у него не работал.
Элизабет вынула из шкафа переложенный лавандой дорожный плащ Джона. Когда она убирала его, то думала, что плащ провисит долгие месяцы, и хотела уберечь его от моли.
— Когда ты вернешься? — спокойно поинтересовалась она.
— Пока не знаю, — поспешно отозвался Джон.
Холодность его тона покоробила Элизабет.
— Мне навестить тебя в Хэтфилде? Или в Теобальдсе? — спросила она.
Он посмотрел на жену, увидел в ее руках плащ и вежливо ответил:
— Спасибо. Я дам тебе знать. Мне неизвестно, что происходит. Не представляю, что Сесилу нужно, но у него сейчас опасные времена. Я должен ехать немедленно.
Элизабет чувствовала, как ее взгляд на мир, основанный на деревенском опыте, рушится под тяжестью великих событий, которые теперь будут влиять и на ее жизнь.
— Не думала, что сейчас особенно опасные времена. Чем же они опасны?
Традескант бросил на жену быстрый взгляд, словно ее невежество его удивило.
— Для людей с большой властью любые времена опасны, — пояснил он. — Мой хозяин — самый главный человек в стране. Он ежедневно сталкивается с той или иной опасностью. Если он посылает за мной, я отправляюсь в путь без лишних вопросов и не строю никаких личных планов.
Как могла Элизабет оспаривать долг слуги перед господином? Она кивнула и пообещала:
— Я буду ждать от тебя известий.
Джон поцеловал жену в лоб тем бесстрастным безразличным поцелуем, с которого началась их помолвка и который все еще властвовал над их отношениями. Элизабет подавила порыв поднять лицо и поцеловать супруга в губы. Пусть он не хочет целовать ее, не желает спать с ней, но хорошая жена не должна жаловаться. Придется ждать. Она обязана выполнять свой долг по отношению к мужу, как он выполняет долг по отношению к своему господину.
— Спасибо, — небрежно бросил Джон, как если бы она оказала ему мелкую незначительную услугу.
Затем он вышел на задний двор, оседлал коня и выехал на деревенскую улицу. Элизабет стояла в дверях с высоко поднятой головой. Никто из деревенских сплетников не узнает, что муж оставил ее такой же девственной, какой она была в день свадьбы. Джон, чувствуя в окнах соседних домов глаза наблюдающих, приподнял шляпу в прощальном жесте. Он не нагнулся поцеловать жену, не произнес ни единого слова поддержки или утешения. Сидя верхом на коне, он смотрел с высокого седла на бледное лицо Элизабет, которую покидал, так и не сделав женщиной. Традескант и сам прекрасно понимал, что ведет себя неподобающе, что его долг перед графом стал в то же время и поводом для разлуки с супругой.
— Прощай, — коротко промолвил он, повернул коня и пустил его быстрой рысью.
Всю дорогу на север к Грейвсенду его терзала мысль: он был недобр к Элизабет. Даже если не принимать во внимание, что все произошло в первую брачную ночь, что перед этим злосчастным вторжением она лежала в чем мать родила, такая теплая и приятная на ощупь. Она сказала не более того, что имела полное право сказать.
Традескант встретился со своим господином в Грейвсенде, в доках Ост-Индской компании. Воздух был полон запахами корицы и специй; отовсюду долетала ругань докеров.
На борту корабля у сходней их встречал купец.
— Идите за мной, — пригласил он и повел их в каюту капитана между парусными мастерами и поставщиками канатов.
— Вина? — предложил купец.
Граф и его садовник кивнули.
— Я привез кое-какие любопытные корешки, — сообщил купец, когда гости осушили бокалы. — Заплатил за них золотом по их весу, поскольку был уверен, что такой человек, как вы, ваша светлость, заплатит за них гораздо больше.
— А что там? — осведомился граф.
Купец открыл деревянный ларец.
— Я старался, чтобы они не высохли и не потеряли свежесть. Прятал их от света, как советовал господин Традескант.
Он протянул горсть древесных изогнутых коричневых корешков, на них еще остались пыльные комочки земли. Граф осторожно взял их и передал садовнику.
— Корешки цветов необычайной красоты, — затараторил купец, уставившись на беспристрастное лицо Сесила. — Конечно, ваша светлость, корешки никогда не выглядят привлекательно. Но благодаря рукам вашего садовника превратятся в роскошные растения…
— А что напоминают сами цветы? — перебил Джон.
— Герань, но гораздо лучше, совершенно невероятные цветы, — нахваливал купец. — Листья пахнут, как у герани.
Сесил приподнял одну бровь и посмотрел на Джона. Тот еле заметно пожал плечами. Корешки действительно походили на корешки герани, но без листьев и цветов трудно было принять решение. Вопрос был в том, верить или нет продавцу.
— Что-нибудь еще? — поинтересовался граф.
— Вот это.
Купец вытащил со дна ларца небольшой джутовый мешочек и открыл его. Внутри находились толстенькие зеленые шары величиной с небольшое куриное яйцо, утыканные маленькими острыми колючками.
— Новый каштан, — заявил купец.
Очень осторожно он раскрыл одну из скорлупок и выдавил прямо в сложенные ковшиком ладони Джона маслянистый круглый красивый орех, покрытый светлыми и темными коричневыми разводами, как чалая лошадь в яблоках.
На верхушке ореха был более бледный серовато-коричневый круг. Джон поласкал пальцами влажную внутреннюю оболочку скорлупы и повернул сам каштан к свету, любуясь его глянцевой поверхностью. Блестел орех ярче, чем обычный каштан. Намного ярче, словно был из красного дерева. Восхитительный орех, потрясающая драгоценность среди орехов, коричневая теплая жемчужина.
— Где вы их взяли? — воскликнул Джон, не в силах удержать дрожь волнения в голосе.
— В Турции. — Купец улыбнулся. — Я видел дерево, на котором растут такие плоды.
— Их можно есть? — вмешался Сесил.
Продавец замялся на ту самую долю секунды, которая выдает ложь.
— Конечно, — кивнул он. — В конце концов, это всего лишь каштаны. И они очень сильное лекарство. Тот, кто мне их продал, говорил, что эти каштаны применяются для оздоровления запаленных лошадей. Они лечат у лошадей легкие, может, и у людей тоже.
— А листья такие же, как у наших каштанов? — допытывался Традескант.
— Больше, — заверил купец. — И более растопыренные. Деревья могучие, с круглыми стволами, и плоды более правильной формы по сравнению с нашими, как крупные шары на палке. Весной они покрываются белыми гроздьями из цветов размером с два ваших кулака. Белые цветки и их язычки усеяны розовыми пятнышками. — Продавец замолк на мгновение, ведь от его описания зависела цена, и быстро продолжил: — Как яблоневый цвет. Бело-розовые цветки, как на яблоне, но собранные в удивительной форме конуса.
Джон старался сохранять спокойствие.
— А деревья большие? Какой высоты?
Купец взмахнул рукой.
— Не такие громадные, как ель, но с раскидистыми кронами и высокие, как взрослый дуб.
— А древесина? — снова встрял Сесил, вспомнив о постоянной потребности нации в древесине для кораблестроения.
— Превосходная древесина, — тут же отозвался купец.
«Слишком быстро для правдивого ответа», — подумал граф.