Если ты полюбишь…

— Оскорблять? Чего ради я буду это делать?

— И вообще ты не станешь огорчать меня какими-нибудь глупостями. Не правда ли?

— Ладно. Не стану.

Энн благодарно взглянула на отца и выехала за дверь. Спустившись на лифте в холл, она застала Гейбриела за перелистыванием старых журналов. Не говоря ни слова, Энн взяла его за руку и коротко сказала:

— Он нас ждет.

Гейбриел крепко сжал ее руку и улыбнулся:

— Поехали.

Он занял свое место за спинкой коляски и быстро довез Энн до нужной палаты.

Дэниел встретил их стоя и первым протянул Гейбриелу руку. Тот крепко пожал ее.

— Рад познакомиться с вами, мистер Розетта.

— Я тоже рад.

Черные глаза Дэниела, казалось, просвечивали Гейбриела насквозь, подобно рентгеновским лучам. И это первое испытание Хантер благополучно выдержал. Мистер Розетта обвел террасу строгим взглядом и скомандовал дочери:

— Изволь-ка распорядиться, чтобы сюда принесли хотя бы два стула. Сидя легче разговаривать.

Не прошло и двух минут, как стулья принесли. Дэниел и Гейбриел уселись друг против друга, а Энн отъехала в своей коляске подальше. Девушка очень волновалась. Еще час назад ей и в голову не могло прийти, что эти два столь непохожих человека будут мирно беседовать. Но вот они сидят и увлеченно разговаривают. А она молила бога только об одном: чтобы Дэниел Розетти и Гейбриел Хантер понравились друг другу. И кажется, это у них получалось.

Гейбриел мягко, с юмором, объяснил Дэниелу, как он невольно стал причиной происшедшего с Энн несчастья. И она видела, что отец ему поверил. Затем Дэниел принялся с пристрастием расспрашивать Хантера о миссис Фидерстоун и ее наследстве. Гейбриел насколько мог подробно рассказал ему о своей тетушке и ее завещании. И опять старый Розетти удовлетворенно кивнул. Постепенно первое напряжение спало, и разговор перешел на другие темы. Дэниел оживился, и на его лице появилась добрая улыбка. Наконец Хантер произнес что-то смешное, отчего старик громко рассмеялся. Энн облегченно вздохнула: это означало, что сердце отца растаяло.

Она почувствовала, что в ее душе начинает расти невольная гордость за Гейбриела. Энн помнила, как насмешливо и пренебрежительно отец относился в свое время к Дэвиду Симмонсу. Он тогда не только не скрывал своего презрения к нему, но даже старался его подчеркнуть. Сейчас он говорил с Хантером как с равным. Улыбался ему. Пару раз даже похлопал по плечу. Значит, Дэниел принял Гейбриела. А если Гейб понравился такому строгому в суждениях человеку, как ее отец, значит, он выдержал тяжелое испытание.

Под конец Дэниел, ласково назвав Гейбриела сынком, обернулся к Энн и удовлетворенно заключил:

— Ну что, моя маленькая обезьянка, ты, кажется, нашла себе наконец здравомыслящего парня.

— Боюсь, что ты ошибаешься, папа, — поддразнила отца Энн. — Просто он во всем с тобой соглашался.

— Неправда! — горячо запротестовал Гейбриел.

— Нет, правда! Вы подлизывались к моему отцу. Стыдно!

— Да нет же, черт побери! — отрезал Дэниел. — Нисколько он не подлизывался! А ты думаешь, я не старался всячески задобрить и умаслить твою маму, прежде чем жениться на ней? Еще как старался! И это естественно. То же бывает, когда хочешь сдружиться с человеком. Тогда стараешься раскрыться перед ним с самой лучшей стороны. И при этом не скрываешь, что хочешь стать другом. Правда, Гейб? Вижу, что согласен! Вот и все.

Хантер поспешил вмешаться в спор, грозивший затянуться:

— Извините, мистер Розетти, я хотел задать вам еще один вопрос. Можно?

— Слушаю тебя, сынок.

— Почему вы называете свою дочь «маленькой обезьянкой»?

— А потому, что она похожа на обезьянку. Тонкие ручки, тоненькие ножки. И ни секунды не может усидеть на месте. И все время что-то лопочет. Разве не похожа?

Гейбриел чуть не свалился со стула от хохота. А Энн, состроив свирепую гримасу, нарочито злобно зашипела на отца:

— Ну спасибо, папа! Удружил!..

В лифте Энн сказала:

— Вы очень понравились моему отцу, Гейбриел. Это совершенно поразительно!

— И он мне тоже. Хотя я знал, что так будет.

— Почему?

— Потому, что еще до встречи с ним мне очень понравилась его дочь.

Гейбриел склонился над девушкой и прильнул к ее губам. Энн закрыла глаза и отдалась ощущению блаженства. Кружилась голова. Пьянили теплота его губ и прерывистое дыхание. Влажный кончик его языка коснулся ее языка. Хотелось, чтобы блаженство длилось вечно… Не кончалось… И чтобы потом было продолжение, сладкое и безумное… Хотелось получить все… Все до конца.

Наконец он оторвался от ее губ. Энн посмотрела в глаза Гейбриелу. Они горели страстным желанием.

— Теперь я знаю, — прошептал он, — что вы самое удивительное, самое прекрасное создание на этой земле…

Она обеими руками поднесла к губам его ладонь и крепко прижалась к ней.

— Интересно, о чем вы думаете во сне?

Голос Хантера, прозвучавший над самым ухом Энн, заставил девушку подпрыгнуть от неожиданности. Боже, опять она заснула в дороге! Энн растерянно осмотрелась по сторонам.

— Где мы?

— Мы? Примерно в пяти милях от дома. Я тешу себя надеждой, что во сне вы думаете обо мне. Потому и не хотите просыпаться.

— Еще раз прошу прощения, Гейб! Вы убедились, как скучно со мной путешествовать? Меня все время клонит ко сну!

— Не преувеличивайте, Энн! Со времени нашего отъезда из санатория вы почти все время бодрствовали. И даже не без интереса смотрели в окно. Правда, при этом не произносили ни слова. Опять думали?

Энн откинула голову на спинку сиденья и уставилась в обитый серой материей потолок салона машины. Действительно, о чем она думала все это время? Конечно, не во сне, а когда сидела и невидящим взором смотрела на набегавшую на машину дорогу. Наверное, о том, что произошло в последние дни, даже уже не дни, а часы… Гейбриел Хантер, как огненный метеор, ворвался в ее спокойную жизнь и все перевернул вверх дном. И теперь она не могла без ужаса представить свою жизнь без этого человека. Как же сложится их будущее?

Энн закрыла глаза и постаралась нарисовать в воображении их совместную жизнь. Гейбриел был веселым, общительным, остроумным, Она не встречала более привлекательного и, несомненно, более сексуального мужчину. Она вспомнила их поцелуй, полные страстного желания глаза Гейба, и дрожь пробежала по ее телу. Да, Хантер был для нее идеалом мужчины. А она… кем она могла бы стать для него, если бы… если бы не заключила дьявольский союз с Джорджем Шоу? Истина заключалась в том, что теперь она не смеет смотреть ему в глаза. Гейбриел наверняка узнает всю правду, и тогда… Энн видела, как гримаса презрения искажала его лицо, когда он вспоминал о Тиффани. Неужели ее ждет то же, когда он узнает все о ней?

Что же ей делать? Может быть, пойти к адвокату и отказаться? Выдумать что-нибудь в свое оправдание. Мол, заболела и должна пройти длительный курс лечения в другом штате. В Монтане или еще где-нибудь…

— Не хотите отвечать? — донесся до нее голос Гейбриела.

О чем он спрашивал? О чем? Боже, она совсем забыла… Ах да! Он хотел знать, о чем она думает… Надо что-то ответить.

— Я думала… думала о том… как хорошо было бы поесть сейчас жареной кукурузы.

Кровь бросилась в лицо Энн от мучительного чувства стыда. Надо же было сморозить такую глупость! Впрочем, врать она никогда не умела!

— Жареной кукурузы? — удивился Хантер. — Энн, вы прелесть! Мне-то казалось, что вас одолевают тяжкие философские раздумья! Вам что, мало тех сосисок в Дель-Маре? Или… или… Черт побери, как я не понял, что вы меня дурачите! Уважаемая мисс Розетти, бросьте это занятие. Вы можете обманывать кого угодно, но не меня! Я знаю… и вы отлично знаете, что я знаю… и мы оба знаем, что… О черт! Одним словом, весь последний час вы думали отнюдь не о жареной кукурузе!

Энн попыталась обратить все в шутку:

— Я не знаю, что вы думаете, что я знаю, что вы знаете…