ПРЕДАТЕЛЬ ПАМЯТИ

Человек-Язык снова проклял все на свете и отошел от двери. Двое мужчин на улице рассмеялись, ударили друг друга по рукам, пересекли мощеный дворик и поднялись по ступеням в дом.

— Обратите внимание на решетку перед дверью. Она для того, чтобы ноги вытирать, — указал им Человек-Язык. Вчерашний дождь превратил в болото участок земли между парком и жилыми домами. Робби и Брент, пересекшие этот участок, походили на свинопасов. — У меня тут ковер.

— Сними-ка свои боты, Брент, — не стал возражать Робби. — Как тебе такая идея, а, Джей? Мы оставим обувь на крыльце. Мы с Брентом знаем, как ведут себя приличные гости.

— Приличные гости ждут, когда их пригласят.

— Давай-ка не будем цепляться друг к другу из-за таких мелочей.

Оба посетителя вошли внутрь, и в гостиной сразу не осталось свободного места, такими огромными они были. Хотя пока они ни разу не использовали свое преимущество в размере, Человек-Язык не сомневался, что они не раздумывая прибегнут к любым мерам, лишь бы подчинить его своей воле.

— Чего ждут эти журналисты? — спросил Робби. — Насколько я знаю, таблоиды интересуются только чем-нибудь горячим.

— Ага, — поддакнул Брент и нагнулся к шкафчику с фарфором, чтобы посмотреться в застекленную дверцу как в зеркало. — Чем-нибудь горячим, Джей.

Он потрогал дверцу шкафчика.

— Осторожнее! Это антиквариат.

— В общем, странно выглядели эти парни, что болтались за полицейским заграждением, — продолжал Робби. — Короче, мы перекинулись с ними парой слов, да, Брент?

— Ага. Парой слов перекинулись. — Брент открыл шкафчик и вынул фарфоровую чашку. — Красивая. Она старая, да, Джей?

— Хватит, Брент.

— Он задал тебе вопрос, Джей.

— Ладно. Да, она старая. Начало девятнадцатого века. Если ты собираешься разбить ее, то сделай это поскорее, не играй на моих нервах, хорошо?

Робби хмыкнул. Брент тоже ухмыльнулся и поставил чашку на место, а потом закрыл шкафчик с осторожностью, достойной нейрохирурга, делающего операцию на мозге.

Робби сказал:

— Один из этих журналистов сказал, что копов интересует кто-то из местных. Ему сообщил какой-то знакомый в участке, что мертвая дамочка имела при себе здешний адрес. Но сам адрес нам не сказал. А может, и сам не знал. Или подумал, что мы работаем на его конкурентов.

Человек-Язык подумал, что такое никому и в голову не придет, стоит взглянуть на два этих чучела. Однако он догадывался, к чему клонит Робби, и собрался с духом перед неизбежным.

— Эти таблоиды, — покачал головой Робби. — Они много разного могут раскопать, если их не остановить.

— Ага. Много разного, — согласился Брент. И потом вдруг сказал совсем другим тоном, как будто на секунду вышел из роли подпевалы, которую играл по приказу Робби: — Наша мойка. Надо влить в нее немного бабла.

— Я же «вливал» полгода назад.

— Ну да. Но то было тогда, весной. А сейчас у нас мертвый сезон. Да тут еще такое… дело… ну, ты знаешь.

Брент глянул на Робби.

И вот тогда все стало на свои места.

— Вы взяли кредит под залог бизнеса? — спросил Человек-Язык. — Что на этот раз? Лошади? Собаки? Карты? Я не собираюсь…

— Эй, эй, послушай! — Робби сделал шаг вперед, словно желая подчеркнуть свое преимущество в росте и весе. — Ты должен нам, приятель. Кто тебе помог? Кто устроил нахлобучку всем тем писакам, что шептались у тебя за спиной? Брент даже руку сломал из-за тебя, а я…

— Я знаю, Роб.

— Хорошо. Тогда выслушай нас, о'кей? Нам нужна зелень, и нужна сегодня, а если у тебя с этим проблемы, то говори сразу.

Человек-Язык перевел взгляд с одного незваного гостя на другого и увидел, как перед ним раскатывается его будущее — бесконечный ковер с повторяющимся рисунком. Он снова продаст дом, найдет новое место, устроится, может, даже поменяет работу… и все равно они отыщут его. А отыскав, прибегнут к тому же маневру, который использовали с успехом столько лет. Вот как все будет. Они считали, что он им должен. И они никогда об этом не забудут.

— Сколько вам надо? — спросил он устало.

Робби назвал сумму. Брент мигнул и растянул губы в ухмылке.

Человек-Язык достал чековую книжку и вписал цифры. Потом вывел непрошеных гостей тем же путем, каким они пришли, — через заднюю дверь в сад. Он смотрел им вслед, пока они не скрылись за голыми ветвями платанов на краю парка. Потом он пошел к телефону.

Когда на другом конце провода Джейк Азофф снял трубку, Человек-Язык сделал глубокий вдох, который показался ему ударом в самое сердце.

— Роб и Брент снова нашли меня, — сообщил он адвокату. — Передай полиции, что я буду говорить.

Гидеон

10 сентября

Не понимаю, почему вы не можете выписать мне какое-нибудь лекарство, доктор Роуз. Вы ведь доктор медицины? Или, прописывая мне таблетки от мигрени, вы тем самым распишетесь в собственном шарлатанстве? И пожалуйста, не надо начинать эти утомительные разглагольствования о психотропных медикаментах. Я ведь не прошу вас прописать мне антидепрессанты. Не прошу антибиотиков, транквилизаторов, успокоительных или амфетаминов. Все, что мне нужно, — это простое обезболивающее средство. Потому что в голове моей обычная боль, и ничего иного.

Либби старается помочь. Она заходила недавно и нашла меня там, где я провел сегодня полдня: в спальне, с задернутыми занавесками и бутылкой «Харвис Бристоль крим» под мышкой вместо любимой мягкой игрушки. Она присела на край кровати и попыталась отобрать у меня бутылку со словами: «Если ты собираешься надраться, то хуже хереса ничего не придумаешь — через час тебя вывернет наизнанку».

Я застонал. Ее манера выражаться — причудливая и очень красочная — в моем состоянии могла стать последней каплей. Я прохрипел: «Голова».

Она сказала: «Кошмар. Но от алкоголя тебе станет только хуже. Может, я сумею тебе помочь».

И она положила ладони мне на голову. Кончики ее пальцев, легко касающиеся моих висков, были прохладными, они рисовали небольшие круги, которые успокаивали биение в моих венах. Под ее прикосновениями мое тело расслабилось, и мне показалось, что я вот-вот усну рядом с ней, такой тихой и нежной.

Она прилегла рядом со мной и положила руку мне на щеку. То же самое нежное прикосновение прохладной плоти. «Да ты весь горишь», — удивилась она.

Я пробормотал: «Это головная боль».

Когда ее пальцы нагрелись о мою кожу, она перевернула ладонь тыльной стороной. О прохлада! Какая у нее прохладная ладонь!

Я сказал: «Так приятно. Спасибо, Либби». Я взял ее руку, поцеловал пальцы и снова приложил их к своей щеке.

Она хотела что-то сказать: «Гидеон…»

«Что?»

«Э-э, не обращай внимания». И когда я именно так и поступил, она вдруг продолжила: «Ты когда-нибудь думал о… нас? В смысле, к чему все идет и вообще?»

Я не ответил. Мне кажется, что с женщинами всегда все сводится именно к этому. Местоимение во множественном числе и желание непременно определить статус отношений: если мужчина думает о «нас», значит, существует это «мы».

Она сказала: «Ты обратил внимание на то, сколько времени мы проводим вместе?»

«Довольно много».

«Да ладно. Мы же, типа, спим вместе».

А еще я заметил, что женщины обладают восхитительной способностью констатировать очевидное.

«Так ты считаешь, нам следует продолжать в том же духе? Ты считаешь, что мы готовы для следующей стадии? В смысле, что касается меня, то я совершенно готова. По-настоящему готова к тому, что идет следом. А ты?» С этими словами она закинула ногу мне на бедро, обвила мою грудь руками и едва заметно выгнула корпус, прижавшись ко мне лобком.

И я тут же оказался в прошлом, с Бет, в тот момент наших с ней отношений, когда предполагается, что между мужчиной и женщиной должно произойти нечто большее, но этого не происходит. По крайней мере, для меня. С Бет этим «большим» было провозглашение долгосрочных взаимных обязательств. Мы тогда уже были любовниками, целых одиннадцать месяцев.