ПРЕДАТЕЛЬ ПАМЯТИ

— Вот уж не думала, что кто-то обращает на убранство дома меньше внимания, чем я, — заметила Барбара.

Линли подумал про себя, что дело не в небрежности. Мебель в гостиной была послевоенного образца, то есть создавалась в те годы, когда дизайн интерьеров отошел на второй план, а приоритет был отдан восстановлению столицы, пострадавшей от бомбардировок. У стены стоял потертый серый диван, по соседству — кресло столь же непривлекательного оттенка. Вместе они образовывали зону отдыха вокруг кофейного столика светлого дерева и двух тумбочек, которые кто-то пытался обновить, но не преуспел в этом. Все три лампы, замеченные Линли в комнате, были накрыты абажурами с кисточками, при этом два абажура покосились, а один смотрел на посетителей горелым пятном. Абажур можно было бы повернуть пятном в стене, но хозяйка не стала этого делать. На стенах не висело ни единого украшения, если не считать фотографии над диваном, на которой был изображен несимпатичный ребенок Викторианской эпохи с кроликом в руках. По обе стороны камина (не больше мышиной норки) висели самодельные книжные полки, но в их размещении не было логики — казалось, будто между ними раньше находились другие предметы мебели.

— Ну и нищета, — протянула потрясенная Барбара.

Затянутыми в латекс пальцами она перебирала журналы на кофейном столике. Судя по пейзажам на обложках, журналы эти устарели несколько десятилетий назад, Линли разглядел это даже со своего места у книжных полок.

Хейверс перешла в кухню, которая располагалась сразу за гостиной, а Линли решил заняться книгами.

— И все-таки она не совсем чужда прогресса! — крикнула из кухни Барбара. — У нее автоответчик, инспектор. И огонек мигает.

— Включите прослушивание, — отозвался Линли и достал из нагрудного кармана очки для чтения, чтобы тщательно изучить небогатую библиотеку, выстроившуюся на нескольких полках.

Глубокий и звучный мужской голос произнес:

— Юджиния, это Йен.

Линли снял с полки книгу, озаглавленную «Цветочек», и раскрыл ее. Оказалось, что в руках у него биография некой католической святой по имени Тереза: она родилась во Франции, в семье, где уже было несколько дочерей, пошла в монастырь и умерла совсем юной, не перенеся зиму в келье без отопления. Голос из автоответчика продолжал:

— Прости за то, что погорячился. Позвони мне, ладно? Пожалуйста! Мой мобильник при мне.

За этим последовал телефонный номер с узнаваемым кодом в начале.

— Записала, — сообщила Хейверс из кухни.

— Это номер компании «Селлнет», — сказал Линли и выбрал следующую книгу.

Тем временем зазвучала следующая запись. Сообщение оставила женщина:

— Юджиния, это Лини. Моя дорогая, спасибо за звонок. Жаль, что меня не было дома. Как раз вышла прогуляться. И подумать не могла, что… В общем, все в порядке. Я почти справляюсь. Спасибо, что спросила. Если перезвонишь, расскажу подробнее. Но думаю, ты знаешь, что я сейчас чувствую.

Линли увидел, что держит еще одну биографию, на этот раз — святой по имени Клер, одной из первых последовательниц святого Франциска Ассизского. Она раздала все свое имущество, основала монашеский орден, прожила жизнь в целомудрии и воздержании и умерла в бедности. Линли взял третий том.

— Юджиния, — раздался из кухни третий голос, на этот раз расстроенный и, очевидно, знакомый Юджинии Дэвис, потому что говоривший не стал представляться, а сразу продолжил: — Мне нужно поговорить с тобой. Не мог не позвонить. Я знаю, что ты дома, сними трубку… Юджиния, черт возьми, немедленно сними трубку! — Вздох. — Послушай. Неужели ты и вправду думаешь, что меня радует эта ситуация? Да как я могу… Ответь, Юджиния. — После молчания послышался еще один протяжный вздох. — Что ж. Отлично. Значит, ты предлагаешь спустить историю в унитаз и жить дальше? Ладно. Я сделаю так же.

Сообщение закончилось щелчком.

— Да, тут будет над чем поработать, — поделилась впечатлением Барбара.

— Когда все прослушаем, наберите один-четыре-семь-один и молитесь, чтобы нам повезло.

Третья книга описывала жизнь святой Терезы Авильской. Проглядев текст на задней обложке, Линли убедился в том, что библиотека подобрана в едином тематическом ключе: монастырь, бедность, безжалостная смерть. Линли задумчиво нахмурился.

В кухне заговорил еще один мужской голос и снова без представления приступил прямо к делу:

— Привет, дорогая. Еще спишь или уже куда-то ушла? Я звоню насчет сегодняшнего вечера. Во сколько? У меня есть бутылка кларета, я прихвачу ее, если ты не возражаешь. Только скажи. И… я… я очень жду этой встречи, Юджиния.

— Все, конец, — сказала Хейверс. — Пальцы скрестили, инспектор?

— Метафорически, — ответил Линли, и Хейверс в кухне нажала четыре цифры, чтобы узнать, с какого номера был сделан последний звонок на домашний телефон Юджинии Дэвис.

Линли просмотрел остальные книга — все они оказались жизнеописаниями католических святых-женщин. Недавно изданных книг среди них не было, некоторые вышли почти тридцать лет назад, а то и до войны. Одиннадцать томов чья-то юношеская рука подписала: «Юджиния Виктория Стейнс», на четырех книгах стояла печать: «Монастырь Непорочного зачатия», а пять имели дарственную надпись: «Юджинии с любовью, Сесилия». Из одной из последних пяти книг выпал маленький конверт без марки и адреса. Внутри Линли нашел листок бумаги, датированный девятнадцатью годами ранее. Под датой шло письмо, написанное прекрасным почерком:

«Дорогая Юджиния!

Нельзя поддаваться отчаянию. Пути Господни неисповедимы. Нам остается лишь жить, преодолевая все испытания, которые Он ставит на нашем пути, но мы знаем, что за всем этим стоит цель, которую мы пока не в силах постичь. Однако в конце концов мы поймем, дорогой друг. Ты должна верить в это.

Нам очень не хватает тебя на утренней мессе, и все мы надеемся, что вскоре ты вернешься к нам.

С христианской любовью,

Сесилия».

Линли вложил листок обратно в конверт и захлопнул книгу.

— Монастырь Непорочного зачатия, Хейверс! — крикнул он.

— Вы предлагаете мне сменить образ жизни, инспектор? — откликнулась Барбара.

— Только если у вас будет такое желание. А пока запишите это название и найдите адрес монастыря. Нам нужна некая Сесилия, если она еще жива; мне кажется, она имеет непосредственное отношение к этому заведению.

— Сделано.

Линли проследовал на кухню. Здесь все было так же просто, как в гостиной. На первый взгляд кухню не обновляли уже несколько поколений, и единственным бытовым прибором, который с натяжкой можно было назвать современным, оказался холодильник. Но и ему было не меньше пятнадцати лет.

Автоответчик стоял на узком рабочем столе. Рядом в картонной подставке лежали несколько конвертов. Линли немедленно заинтересовался ими, а Хейверс остановилась у противоположной стены, возле квадратного столика с двумя табуретками. Этот стол был предназначен не для принятия пищи, а для выставки: на нем стояли рамки с фотографиями — четыре ровных ряда по три рамки в каждом. С конвертами в руке Линли подошел к констеблю.

— Должно быть, ее дети, инспектор?

На всех фотографиях действительно были запечатлены два ребенка, начиная с самых ранних лет и заканчивая более поздними. На самой первой фотографии мальчик лет пяти держал на руках младенца, который на последующих снимках оказался маленькой девочкой. От первого и до последнего снимка мальчик выглядел так, будто отчаянно хотел угодить фотографу: он таращил глаза и улыбался во весь рот. Девочка же, похоже, вовсе не понимала, что ее фотографируют. Здесь она смотрела направо, там налево, где-то вверх, а где-то вниз. Только однажды — направляемая рукой брата — она обратила взор в объектив.

Хейверс спросила в своей обычной прямолинейной манере:

— Сэр, вам не кажется, что с этой малышкой не все в порядке? И ведь это она умерла, верно? О ней вам говорил суперинтендант? Это она?