Страница 12 из 19
— Простите, мадемуазель, — исправился молодой офицер и представился: — Юнкер Горожанский.
Он помог девушке положить небольшую коробку с вещами на полку, сам уселся напротив.
— Как зовут прелестную мадемуазель?
— Софья Александровна.
Он оценил ее изящную одежду, модную обувь, тонкие пальчики и остался весьма доволен.
— Прелестно. Софья Александровна направляется в первопрестольную?
— Да, к папеньке с маменькой.
— Ах, боже мой, — всплеснул ладонями Горожанский. — Как это дивно звучит — к папеньке с маменькой! Простите, — он вопросительно уставился на красивую девушку. — В вас есть южная кровь?
— Да, я иудейка.
— Великолепно! Великолепно, что вы не стесняетесь в этом признаться.
— А почему я должна стесняться своей национальности? — нахмурилась Соня.
— Ни в коем случае, мадемуазель, — вспыхнул юнкер. — Я обожаю людей вашей национальности. У меня среди них есть даже друзья. А откуда, простите, столь необычное произношение? Вы воспитывались не в России?
— Я воспитывалась в Париже, — с очаровательной улыбкой ответила Соня и взглянула в окно. — Не знаете, какая станция следующая?
— Клин. Городишко маленький, довольно уютный, хотя народ диких нравов.
— В чем же диких?
— Пьянствуют чрезмерно. А в хмельном состоянии народ становится воистину диким. — Горожанскому что-то пришло в голову, и он воскликнул: — Кстати! А не выпить ли нам с вами чего-нибудь? Шампанского, к примеру!
— Отчего же? С удовольствием, — очаровательно улыбнулась девушка.
— Момент! Я закажу!
Юнкер пружинисто встал и покинул купе.
Соня выждала какое-то время, прислушиваясь к шумам в коридоре, на всякий случай выглянула из купе и увидела, что юнкер мило беседует с какой-то барышней. Он тоже заметил соседку, махнул ей, показывая, что направляется в буфет, и торопливо удалился.
Соня быстро заглянула под полку, увидела там довольно большой чемодан юнкера и стала смотреть в темное вагонное окно. Вскоре дверь открылась, и в купе вошел сначала официант с серебряным подносом в руках, а следом за ним протиснулся возбужденный юнкер.
— Уважаемая Софья Александровна! — воскликнул он. — Взял последние две бутылки. Публика просто озверела, все желают выпить!
Официант накрыл столик, поставил шампанское, легкую фруктовую закуску и удалился. Юнкер самолично откупорил бутылку, разлил вино по фужерам.
— За милое и приятное знакомство! — воскликнул Горожанский, поднимая бокал. — В моей непродолжительной жизни столь приятного путешествия не было.
Он аккуратно поднес свой бокал к бокалу попутчицы и, чокнувшись, залпом выпил.
— Чем занимаются папенька с маменькой? — поинтересовался юнкер.
— Маменька воспитывает детей, нас у нее трое. А папенька… папенька владеет ювелирными магазинами.
— Ну да, — кивнул офицер. — Это в ваших традициях. Позвольте!
Он налил еще вина и снова поднял бокал.
— Персонально за вас, мадемуазель. Очаровательную, восхитительную, таинственную!
— Вы так торопитесь, что у нас может не хватить вина, — заметила Соня.
— Не хватит в вагоне — купим в Клине, черт возьми!
Он осушил бокал, уставился на Соню.
— Позвольте мне произнести невероятную глупость.
— Произнесите, — улыбнулась Соня.
— Вы настолько восхитительны, что я готов сделать вам предложение. Не сейчас, конечно, но со временем.
— После третьего бокала?
— Нет, ни после третьего, ни после четвертого. Если я сделаю предложение, я перестану пить вино, я буду пить вашу красоту. А сейчас позвольте выпить именно за вашу красоту, Софья Александровна!
— Позволяю.
Юнкер наполнил свой бокал в четвертый раз, вытянулся по струнке и лихо опрокинул вино в один взмах головы.
— Браво, — захлопала в ладоши Софья.
Спустя пару часов юнкер спал, откинув голову на спинку вагонного дивана. Соня сидела рядом, смотрела на редкие тусклые огоньки за окном.
Наконец поезд стал притормаживать. За окнами поплыли огни поярче — станция приближалась. Это был Клин. Соня быстро поднялась, вытащила из-под полки чемодан юнкера, прихватила свою небольшую сумку и вышла из купе.
На перроне проводник, увидев изящную дамочку с вещами, мило удивился:
— Вы решили выйти раньше?
— Да, здесь у меня родственники.
Соня с помощью того же проводника добралась до небольшого здания вокзала, сунула добровольному помощнику маленькую денежку и отправилась на привокзальную площадь.
Ступив на площадь, Соня решительно пошла через толпу, крепко держа чемодан. Неожиданно она увидела прямо перед собой могучего городового и на мгновение растерялась. Но тот доброжелательно улыбнулся, поприветствовав ночную гостью:
— Милости просим в наш прекрасный город!
— Благодарю.
Поезд дал гудок, готовясь продолжить путь. Из вагона выскочил полусонный и взъерошенный юнкер Горожанский, бросился к проводнику.
— Простите… здесь дамочка… мы находились в одном купе… Вы не видели ее?
— Непременно видел, — заулыбался проводник. — Даже помог поднести чемодан.
— Это мой чемодан! У меня его украли!
— Кто? Прелестная дамочка украла?!
— Куда? В какую сторону она ушла?
— На площадь. Полагаю, за извозчиком.
— Задержи отправление, голубчик! Я мигом! — крикнул юнкер и бросился к станции.
Выбежав на площадь, Горожанский налетел прямо на городового. Вначале опешил, потом обрадовался.
— Милейший! Честь имею, юнкер Горожанский! Тут дамочка… Она украла мой чемодан! Не видел, милейший, дамочку с чемоданом?
— Как это — украла? Дамочка?! — опешил городовой.
— Да, дамочка! Красивая, юная! С чемоданом!
— Так ведь вон она! — показал городовой на извозчика, который как раз привязывал чемодан к своей пролетке. — И чемодан — вот он!
— Мой! Это мой чемодан! — закричал юнкер и понесся к пролетке.
Городовой грузно побежал следом.
Горожанский подбежал к извозчику, дернул его за руку.
— Голубчик! Слышь, голубчик… это мой чемодан!
— Это как так? — недоуменно посмотрел на него мужик.
— Мой! Его у меня украли, увели! Из купе!
— Извините, ваше благородие, — уверенно произнес извозчик и убрал руку юнкера со своей руки, — чемодан этот не ваш, а дамочки.
— Какой дамочки?! Она у меня его украла!
— Не могу знать, — стоял на своем кучер. — Дамочка принесла чемодан, значит, дамочка и хозяйка.
— Молчать! Не разговаривать! — вдруг взорвался городовой. — Слыхал, Михеич, что говорит господин юнкер?! Где эта самая дамочка?
— В повозке, где же еще она может быть! — смягчился извозчик.
В это время из повозки выглянула улыбающаяся Соня, весело крикнула:
— В чем дело, господа?! Что-нибудь случилось?
— Она… Точно она, — шепнул юнкер городовому и бросился к дамочке. — Вы узнаете меня, мадемуазель?
— Конечно, юнкер. Что стряслось?
— Вы… вы… — Горожанский не мог произнести в лицо девушке слова обвинения, поэтому обратился к городовому: — Объясните, любезный, мадемуазель, что «стряслось».
Тот выступил вперед, откашлялся.
— Господин юнкер утверждает, что вы украли его чемодан.
— Вы это утверждаете? — Пиза Сони округлились.
— Да, я это утверждаю. Потому что это мой чемодан.
— Вы с ума сошли! Который? — Соня выбралась из повозки. — Этот?
— Именно.
— Но это мой чемодан, господин юнкер! — воскликнула девушка. — Как вам не стыдно лгать? — И кокетливо добавила: — Или вы хотите таким образом удержать меня?
— Это… чемодан… мой… — внятно и вразбивку произнес Горожанский. — И удерживать вас теперь я вовсе не собираюсь.
— Зря.
— Отвязывай чемодан, Михеич, — распорядился городовой, — показывай содержимое.
Извозчик не спеша исполнил приказ полицейского, поставил чемодан на землю. Присутствующие склонились над ним.
— Открывай, — распорядился городовой и повернулся к юнкеру: — Что в вашем чемодане, юнкер?
— Сорочки, парадный мундир, хромовые сапоги.