Разбойничий тракт

Дарган огляделся, но никого рядом не заметил. У пятого врага чутье оказалось получше, далеко в лесу раздавался треск ломаемых сучьев. Скорее всего, он сразу бросился к лошадям и теперь отмерял версты в известном одному ему направлении.

Дарган не помнил, сколько прошло времени. Он пришел в себя и обнаружил, что сидит возле догорающего костра. Вокруг валялись трупы разбойников, отблескивали рукоятки сабель и пистолетов, где-то рядом отфыркивались лошади. Подбросив хвороста на угли, казак протер глаза. Пора было возвращаться в избушку отшельника. Собрав оружие, он направился к лошадям и неожиданно наступил на какой-то гибкий предмет с блестящим концом.

Дарган поднял шпагу и долго ощупывал ее серебряный эфес, усыпанный драгоценными камнями. В голове казака пронеслась мысль, что такому подарку Софьюшка обрадуется. Он погрузил оружие на одного из коней, затем намотал на руку уздечки остальных и вскочил в седло.

Вскоре в просвете между деревьями показалась просека, идущая мимо кельи отшельника, а еще через несколько моментов в свете занимающейся зари на крыльце обрисовалась фигурка Софи.

Такой красивой он ее еще никогда не видел. Дарган не сумел бы толком описать ни картину, возникшую посреди непроходимых дебрей, ни охватившие его чувства. А полотно продолжало наливаться живыми красками. Волосы женщины приподнимал утренний ветерок, ее лицо дышало одухотворенностью и внутренним убеждением, большие губы говорили о чувственности их обладательницы, огромные голубые глаза излучали столько энергии, что ее с лихвой хватило бы на добрый десяток жизней.

Дарган впитывал это зрелище всей своей сущностью и млел оттого, что остался жив, что эта женщина принадлежит ему и что впереди целая жизнь. Он опять возвращался с добычей. Лихой казак из богом забытой станицы, затерявшейся на южной окраине Российской империи, в который раз доказал свое превосходство над врагами.

На широких площадях древнего Новгорода шла бойкая торговля товарами, привезенными из разных стран. Гундосили южане, заросшие черными бородами, предлагая заморские сладости, словно отбрехивались от покупателей заносчивые светло-русые европейцы в коротких одеждах, выглядывающие из мастерских и лавок с разным инструментом, русские торговцы и татары, принявшие православие, на все голоса зазывали к кадкам с соленьями и вареньями, к окорокам и салу, к блинам и пирогам, сочившимся маслом.

Гудел свободолюбивый Новгород, как и тысячу лет назад, бахвалился булыжными и деревянными мостовыми, несмотря на то что сами новгородцы давно перемешались с окружившими их народами и народностями, даже черты лица у них раздались вширь, а не остались узкими. Но дух Руси по-прежнему витал над городом, заставляя груди вздыматься, а взгляд делаться орлиным. Куда там азиатам с горскими племенами, дальше цены на товар ничего не видящими, у новогородцев взор летел в вечность и цель усматривал высокую.

Подъехав к лабазу посолиднее, Дарган, по-прежнему одетый в солдатский мундир, остановил коня и спросил у хозяина:

– Скажи, уважаемый, где находится усадьба князя Скаргина?

– Какая усадьба? – рассыпался смехом лабазник. – У Скаргина и дома-то приличного не осталось, все пустил в карточный расход или пропил. Вон их избушка, в тупике напротив, – он ткнул пальцем за спину Даргана. – А раньше дворец держали, что на том конце площади.

Казак посмотрел в одну сторону, затем в другую, куда показал торгаш. Его спутница с интересом прислушивалась к разговору, она тоже уставилась на великолепный дворец с колоннами, украшавший площадь.

Он был построен в стиле барокко, модном до недавнего времени, когда в Европе его сменил облегченный ампир. Здание это выделялось башнями, портиками, основательными колоннами и массивной лепниной под крышей. С балконов свешивались разноцветные головки цветов, в продолговатых окнах виднелись пышные парчовые занавески. Даже медный колокольчик у парадного подъезда был начищен до такой степени, что издали светился золотой звездочкой.

– А ты, видно, издалека? – повел покатыми плечами новгородец. – Табун лошадей у тебя вон какой, да и девка не чета нашим – в штанах, да еще и при ванзейской шпаге.

– А тебе какое дело? – насупился Дарган. – Или заранее на все цену заготовил?

– Да мы на чужое не падки, – засмеялся мужик. – А с лошадьми не к Скаргиным идти надо, они ими никогда не занимались.

– Нет, лошади не продаются.

Казак завернул кабардинца в тупик, на который указал лабазник, и проехал к аккуратному домику с высоким крыльцом. На ступеньках сидел мужчина в возрасте, с седой окладистой бородой, в руках у него была тонкая трость немецкой работы.

– Доброго здоровья, – обратился к нему Дарган. – Где мне увидеть хозяина?

– Я хозяин, Матвей Иванович Скаргин, – приподнялся мужчина, приложил ладонь ко лбу, прикрытому длинными волосами. – А вы кто будете?

– Путники мы, из самого городу Парижу, – казак решил открыться сразу.

– Воин, значит. Добили, стало быть, супостата?

– Наполеона уже сослали на остров Эльба, это от Франции совсем недалеко.

Мужчина оперся на трость, скрипнув хромовыми сапогами, кольнул путешественников острым взглядом из-под густых бровей.

– Разорил меня француз. Холопья из последнего подмосковного имения разбежались, сперва в партизаны подались, а потом и вовсе в вольные края, – со вздохом признался он. – Землицу пришлось продать, а потом и усадебку заложить.

– Нам люди говорили.

– А что еще набрехали?

– Что вы в карты проигрались.

– Хотелось вернуться к прежнему положению, а получилось наоборот, – не стал отпираться мужчина. – Проигрался, пропился. Да, было дело, а теперь в этом домике век доживаем.

– А дети у вас есть? – как бы между прочим поинтересовался Дарган.

Он ехал в Новгород с намерением вернуть сокровища их владельцу, но теперь возникли сомнения в том, стоит ли это делать.

– Дети чуть ли не по миру пошли. Один на базаре торговлей занимается, а второй в Нарве толмачеством с немецкого промышляет, – мужчина откинул волосы со лба, разоткровенничался: – Мы бы поднялись, да супостаты выгребли из подмосковного имения фамильные драгоценности. Вот и живем по-мещански!… А ведь еще Иван Грозный произвел нашего пращура в княжеский титул.

– А сейчас вы не пьете? – Дарган пристально всмотрелся в худощавое лицо собеседника.

– С этой бедой я справился сам, – тоже присматриваясь к путникам, ответил тот с твердыми нотами в голосе.

– Тогда у нас к вам дело.

На крыльцо вышла миловидная, хорошо одетая женщина в кокошнике, из-под подола ее длинного платья выглядывали носки праздничных сафьяновых туфель. Всем своим видом она как бы старалась показать, что дух древнего рода умирать в этой семье не торопится. Оглянувшись на хозяйку, мужчина вскинул окладистую бороду и сказал:

– Серьезные дела на улице не решаются, пожалуйте в наши хоромы, дорогие путники.

Они сидели в уютной горнице на дубовых стульях за дубовым столом, возле печки возилась хозяйка, так и не переодевшаяся во что попроще. Большие глиняные тарелки с дымящимися щами и кусками мяса одна за другой появлялись перед гостями, рядом ложились черные ломти хлеба и деревянные ложки с разноцветным орнаментом. От вкусного варева путников прошиб обильный пот, Софи наворачивала еду за обе щеки. Глядя на нее, Дарган улыбался своим мыслям, уверенность сквозила в каждом его движении.

Наконец с едой было покончено, и потекла неторопливая беседа о том о сем. Хозяин, несмотря на постигшее его несчастье, здравого смысла и любопытства нисколько не потерял, его интересовали подробности битвы за Париж, нынешний уклад жизни французов.

– Бывал и я в столице Европы, – сказал он. – Дома и дворцы там сплошь из розового туфа. Еще юнцом батюшка посылал учиться разным премудростям в ихней Сорбонне. Мода такая пошла со времен Петра Великого – и говорить, и делать все по-французски, – разоткровенничался он. – Хорошо, конечно, но сия метода для России не подходит. Если вдруг допустить, что французы нас одолели бы, то через сотню лет они стали бы одинаковыми с нами. Чужеземной плетью нашего обуха не перешибешь, русский дух войнами да игом закален. – Собеседник хитро прищурил глаза. – Зато с делами житейскими они, может, еще лучше нашего управились бы, неисповедимы пути человечьи, особенно при чужом добре.