Разбойничий тракт

– Кто здесь? – по-французски спросил он.

– Путешественники, – отозвалась Софи. – Нам нужен ночлег.

– А кто рядом с вами, мадемуазель?

– Это мой супруг, он русский казак.

– Казак? – Видно было, что хозяин постоялого двора заколебался, впускать или не впускать во двор новых постояльцев.

– Он возвращается домой, война для него закончилась, – попыталась успокоить его женщина. – Вы нас приютите?

– Пустить можно, но казаки – народ воинственный, и вы, мадам, это знаете лучше меня, – направляясь к воротам, забурчал толстяк.– Не хотелось бы лишний раз с ними связываться, чтобы потом не пришлось разбираться, кто прав, а кто виноват.

– Мой супруг не дерется.

– Зато я предупреждаю вас заранее, что на постое у меня банда настоящих сорвиголов, – выдвигая засов из петель, признался мужчина. – Если вы не слишком устали, проскачите через лес, за ним стоит еще один постоялый двор. Там вам будет куда спокойнее.

– А сколько времени на это потребуется?

– Часа полтора, мадемуазель, если ехать крупной рысью. Разрешите, я скажу об этом вашему супругу, я немного говорю по-русски.

– О, я буду признательна.

Выслушав то, что сказал ему содержатель постоялого двора, Дарган решительно направил кабардинца в ворота, бросив на ходу:

– А теперь пойди и предупреди эту банду, что если кто-то из них потревожит наш покой, то я сразу же снесу ему голову. – Он спрыгнул с седла. – Показывай, где привязывать лошадей и комнату, которую нам определишь.

– Лошадей я отведу сам, а комната в доме, господин казак, – засуетился корчмарь. Скорее всего, он был потомком стрелецких бунтовщиков во времена Петра Великого, успевших сбежать во Францию, спасаясь от гнева реформатора. – Проходите за порог, хозяйка покажет.

– Овса не жалей, – помогая жене спуститься на землю, наказал Дарган и перекинул через плечо сумки с драгоценностями. – Я заплачу русскими рублями.

– Как прикажете, господин казак.

В узком окне на фасаде осанистого строения качнулся чей-то силуэт, прилип лбом к стеклу и тут же растворился в глубине, заставив приехавших насторожиться. Дарган подумал, что саквы с добром следовало поднимать повеселее, не показывая их тяжести, потому что разбойные люди наделены способностью замечать такие вещи. Софи тоже проводила своего дончака неспокойным взглядом и вслед за Дарганом отправилась в дом. Ей показалось, что седло со свертками под ним немного съехало на сторону, но предпринимать что-то для исправления этой оплошности было уже поздно.

Внутри большого здания с множеством комнат было душно и сыро, пахло вином вперемешку с прокисшим молоком, вероятно, хозяева занимались виноделием и сыроварением. Приземистая жена корчмаря провела молодых в конец коридора, отворила скрипучую дверь. Свет от ночника запрыгал по голым стенам, возле одной из которых стояла деревянная кровать с цветастым одеялом и маленькой подушкой. По доскам стены торчали деревянные гвозди для одежды.

Выдворив хозяйку, Дарган затолкал сумки под кровать, заметил, с какой поспешностью жена срывает с себя пропитанные потом тряпки и развешивает их на гвоздях. Но что-то мешало ему поступить так же, иначе он давно бы провалился в глубокий сон. Он подошел к окну, осмотрел двор, залитый мертвенным светом, затем приоткрыл певучую дверь. Казаку показалось, что в коридоре кто-то шмыгнул в одну из комнат, но все тут же стихло. Из угла донеслось тихое посапывание Софи, Дарган потянул ручку двери на себя, на цыпочках пробрался к супружескому ложу. Стащив с подружки шелковые трусики, он занялся с ней любовью, неторопливо и основательно, до тех пор пока организм сам не потребовал разрядки. Он решил, что таким естественным образом избавится от усталости. Женушка под ним лишь терпеливо постанывала, и вскоре оба, уткнувшись друг в друга, уже спали младенческим сном.

Дарган вскочил оттого, что кто-то теребил его за плечо. Он тут же сунулся за шашкой, прислоненной к спинке кровати.

– Господин казак, вашего коня увели, – напротив заламывал руки хозяин постоялого двора. – Того, которого я завел в стойло в общей конюшне.

– Какого? – подхватывая шашку, гаркнул Дарган. – Кабардинца или дончака?

– Что посветлее, дончака. А вашего я определил вместе со своими лошадьми.

– Кто увел? – Дарган моментом влез в сапоги и уже набрасывал на себя черкеску. – Говори скорее, не то голову отсеку.

– Бандиты!… Я же предупреждал вас, что это сорвиголовы. – Рукавом рубахи толстяк смахнул пот с лица. – Они зашли в конюшню, сели на лошадей и поскакали к лесу. Я пошел выгребать навоз, гляжу, коня вашей спутницы тоже нет.

– Давно они уехали?

– Недавно, я сразу бросился к вам.

Казак пошарил глазами под кроватью, но торбы лежали так, как он их и положил перед сном. На душе немного отлегло.

– Что еще забрали? – продолжил он допрос уже спокойнее и покосился на проснувшуюся спутницу.

– Больше ничего, только коня вашей супруги, господин казак, – продолжал обмахиваться рукавом хозяин. – Зачем он им понадобился, не знаю, у них свои скакуны – хоть на королевский выезд.

Софи, с тревогой наблюдавшая за говорившими, села на перине, прикрылась одеялом. Она не сводила взора с толстяка, и тот наконец заметил это и по-французски проинформировал о происшествии и ее. Мгновенная перемена настроения в лице спутницы заставила Даргана удивленно приподнять брови, он развернулся было к ней, хотел спросить, что же так сильно ее обеспокоило. Если пропажа дончака, то у них есть еще одна лошадь, есть деньги, на которые можно купить хоть целый табун. Но казак подумал, что теперь она сожалеет по поводу предстоящих неудобств, и смолчал. Между тем жена задала корчмарю пару наводящих вопросов, затем прижала руки к груди и с мольбой в глазах обернулась к Даргану.

– Лучше спроси у него, зачем ему понадобилось разъединять наших коней, – упреждая нытье, сердито выговорил он. – Поставил бы обоих в хозяйское стойло, глядишь, целее были бы.

– Они бы и оттуда их забрали, потому что им с чего-то понадобилась именно эта лошадь, – нервно подергал унылым носом толстяк. – Я как чувствовал неладное, когда предлагал вам проехать на следующий постоялый двор.

– Зачем вообще заводить хозяйство, если не можешь уследить за порядком, – вскинулся Дарган и, перебросив ружье через плечо, резко скомандовал: – Выводи моего коня.

– Месье… – воскликнула было Софи, но тут же осеклась.

За воротами корчмарь показал направление, в котором уехали разбойники, и казак сразу пустил кабардинца в намет. Отдохнувшая лошадь закусила удила и пошла стелиться, едва касаясь земли копытами. Домчавшись до леса, Дарган чуть придержал скакуна и зорко осмотрелся по сторонам. Он опасался засады. Лес был редким, почти весь состоял из дубовых деревьев с толстыми стволами и сучьями, если бы его не перемежали ряды мелколесья, он светился бы насквозь.

Внимание казака привлекла вмятина, только что оставленная конским копытом на сыроватом мху сбоку дороги, а чудь дальше на уровне головы зеленела ободранная кора на сломленном сучке. Недалеко от основного тракта в глубь чащи отворачивала узкая тропа, которая терялась в зарослях. Значит, всадники свернули с главного пути, мало того, они предвидели погоню, или ночью разглядели черкеску, или разбирались в упряжи, отличая казацкое седло от любого другого. А казаки воровства у себя не терпели, это знал каждый, кто сталкивался с ними. Видимо, раньше разбойники были людьми военными, но хозяин подворья об этом даже не заикнулся.

Перекинув на грудь ружье, Дарган на ходу подсыпал на полку пороху и взвел курок. Он сделал это вовремя, в тот же момент из зарослей впереди раздался выстрел, и пуля вжикнула рядом с папахой. Теперь противник должен был или перезарядить ружье, или пуститься вскачь, чтобы поменять место засады, а то и вообще оторваться от возможной погони. Но если он чувствовал за собой силу, то мог броситься в лобовую атаку. Не давая ему возможности принять решение, Дарган прицелился, послал пулю туда, где шевельнулись ветви кустов, и сразу ударил коня каблуками под брюхо. Кабардинец ворвался в заросли и остановился за ними как вкопанный. Буланая лошадь, тонко взвизгивая, пыталась вырвать уздечку из пальцев свалившегося с нее человека в потрепанном драгунском мундире.