Записки о Рейчел

— Сунь-вынь?

— Может быть.

У меня оставалось только восемь минут, чтобы успеть добежать. Придерживая прическу руками, я выскочил из дома и понесся по улице. Джеффри приведет девчонок. То, как пройдет свидание, уже не казалось особенно важным.

Рейчел была одна на кухне и вытряхивала пепельницы в помойное ведро цвета детских какашек. Я сказал механическим голосом:

— Ради бога, мне очень жаль, что я не знал, что это твоя вечеринка, и может быть, ты позволишь мне загладить вину, и может, ты сходишь со мной в кино в следующую среду? Черт, мне, правда, очень жаль, честное слово.

— Не беспокойся на этот счет.

Я ждал, но она больше ничего не говорила.

— Можно мне хотя бы позвонить? Или… нет?

Рейчел улыбнулась.

— В любом случае одно из двух. Ладно. 773- 44–17. Сможешь запомнить?

— Давай я тебе помогу, — полилось из меня, — тут довольно много…

— Нет, правда, я справлюсь.

Рейчел подошла к столу, на котором я полусидел, и принялась укладывать неиспользованные фужеры в картонную коробку. И тут у меня появилось это знакомое ощущение — ощущение, что либо пан, либо пропал, ощущение, что не столько я должен делать ставку, сколько ставка должна быть сделана, ощущение, что не столько я должен действовать, сколько действие само взывает ко мне, — или невероятный клубок из всего этого, — что заставило меня встать и, словно в трансе, потянуться к ней.

— Та-ак, ну-ка прекрати, — сказала она.

Пятясь, я вышел в коридор.

— 373-14-17! Классная вечеринка! До встречи!

Четверть часа поисков по справочным службам, и я позвонил ей в следующий вторник. Рядом со мной были: отпечатанный сценарий, пустая четвертинка джина и Джеффри. Джеффри, наглотавшись каких-то колес, на протяжении всей моей беседы непрерывно кивал.

Два дня спустя мы смотрели фильм о радостях и невзгодах исландских фермеров. Конечно же, накануне я посетил кинотеатр и придумал и отрепетировал прикольные комментарии, которые смог бы шептать Рейчел в темноте. Но обстановка не располагала, так что я весь фильм сидел тихо.

Я обналичил свой предпоследний дорожный чек и не скупился на такси, а в кино взял лучшие места. Проводив Рейчел до дома, я даже не пытался поцеловать ее на прощание и почти рассмеялся, когда она предложила зайти к ней выпить кофе. «В другой раз», — сказал я с усмешкой. (Тем более что дома были ее родители.) Вечер обошелся в шесть фунтов. В любом случае, к концу недели я был уже в Оксфорде.

Подготовительная школа Рейчел располагалась в одном из унылых зданий в стиле ампир, распространенных в этой части Лондона. Повернувшись спиной к двум колоннам из папье-маше, стоящим по бокам от входной двери, я отрабатывал улыбки и приветствия. Я не чувствовал себя особо взволнованным — следовало, наверное, перед выходом сунуть в штаны бутылку из-под молока. Хоть последних полторы сотни метров я и плелся, словно был специалистом по мостовым и как раз изучал одну из них, но все равно пришел на три минуты раньше срока.

Справа от двери был тускло освещенный класс без занавесок; в нем сидели одни парни. Они тоскливо пялились в окна. Я знал этих пидрил, что учатся в подобных заведениях. Отбросы привилегированных школ, выгнанные за то, что они чересчур жирные, ходят с длинными волосами и в грязных ботинках, склоняют новичков к педерастии и слишком часто попадаются с непозволительным количеством хоккейных клюшек в жопе. Как бы они сейчас не выскочили оттуда с криками вроде: «Научим этого пизденыша хорошим манерам!» — и не вломили мне. Я бродил под окнами туда-сюда, словно нищий. Один из парней спал, подложив под голову газету. Вдруг я увидел, что в классе возникло какое-то движение; в поле зрения возник бородатый человек с суровым лицом. Он подошел сзади к своему ученику, навис над ним и вдруг сильно стукнул по затылку чем-то вроде футляра для очков. Это породило цепную реакцию конвульсивного хохота. Юноша очнулся, поднял опухшее лицо и удивленно заморгал.

Я мог слышать громогласные упреки учителя и видеть, как беззвучно оправдывается ученик. Проучи это никчемное дерьмо, за то что он такой богатый и ленивый и за то что он так обожрался за обедом. Проучи этого жирного, безмозглого…

Двери открылись. Высокий рыжеволосый парень в зеленом твидовом костюме стал грациозно спускаться по лестнице. Он посмотрел на меня, как если бы я был бандой скинхедов: не со страхом (ведь с этими ребятами всегда можно договориться), а, скорее, с неодобрением. За ним выскочили две девушки с впалыми щеками, выкрикивая: «Джимми!.. Джимми!» Не теряя достоинства, Джимми обернулся.

— Анжелика, я не идугулять на набережную. Придется вам поехать с Грегори.

— Но Грегори в Шотландии, — сказала одна из девушек.

— Ничем не могу помочь. — Рыжий парень исчез в старомодной спортивной машине.

Теперь уже студенты выходили из школы сплошным потоком. Каждый считал своим долгом что- нибудь проорать. «Каспер, да, Ормандские Ворота, не могу, супер, Фредди, к пяти, пожалуй, чай? потом, я догоню, сука! у Освальда». Припаркованные в два ряда «альфа-ромео», «морганы» и «MG» газовали, тесня друг друга. Те, у кого не было машин, направлялись пешком в сторону Ноттинг- хилл. Где же Рейчел? Стесняется подходить ко мне на виду у всей этой «золотой» молодежи? Может, я вообще не там стою? Кроме того сонливого парня, которого, к моему удовольствию, задержали после уроков, внутри, похоже, никого не осталось.

Рейчел опять появилась в компании троих с ней были двое парней и одна девушка. Ну, с богом, подумал я, глядя, как они спускаются по ступенькам, болтая наперебой. Один из парней и другая девушка отделились, Рейчел и второй парень подошли ко мне. Я узнал его. Хотя сейчас он был в пиджаке и шерстяных брюках, я понял — это тот самый тип в белом костюме на вечеринке. Рейчел улыбалась. Она сказала:

— Дефорест, это Чарльз… Байвэй? — Она засмеялась. — Извини, я…

— Хайвэй, если можно. — Я тоже засмеялся.

— Хайвэй. Чарльз, это Дефорест Хенигер.

— Рад познакомиться с тобой, Чарльз, — улыбнулся Дефорест. Он был американцем. Это не вызывало сомнений — как и любой американец в возрасте от восьми до двадцати пяти, он походил на спортивного обозревателя средних лет: веснушчатое простоватое лицо, коротко остриженные волосы.

Американец? Несомненно.

— Как поживаешь? — сказал я, тряся ему руку.

— Мы думали пойти выпить чаю в Чайном Центре, — сказала Рейчел.

Я оживленно закивал, выражая согласие со столь оригинальным планом. Мы выступили в таком порядке: долговязый Дефорест шел посередине, Рейчел по левую руку, а я семенил по обочине, на ходу уклоняясь от деревьев, одной ногой в водосточной канаве.

Другая пара остановилась в нескольких метрах перед нами, дабы совершить ритуал взаимного обласкивания. Парень — у него была косая челка и вытянутое рябое лицо — отобрал у девушки какой-то предмет — книгу или письмо, — который ей не терпелось вернуть. Он стоял к ней лицом, держа то, что там у него было, двумя руками у себя за спиной; она игриво колошматила его по локтям.

— Эй, вы, двое, — сказал Дефорест, — время вечернего чая.

Он сошел на проезжую часть и повернулся лицом ко всей нашей компании, неуверенно сгрудившейся на тротуаре. Затем Дефорест открыл дверцу огромного красного «ягуара» и сел в него.

— О боже, — прошептал я.

Рейчел сделала шаг вперед и оглянулась на меня. Я улыбнулся с видом обалдевшего школьника и, когда она села, захлопнул за ней дверь. Двое других сели сзади, и у меня появилось желание захлопнуть дверь и за ними. Я влез последним, и они потеснились, словно бы я был чемоданом.

— Все на местах? — спросил Дефорест.

Машина тронулась.

Как я позволил себе попасть в такую ситуацию? Рейчел сидела прямо передо мной, ее блестящие волосы источали аромат, невыносимый для моих обостренных чувств.

— Нет, я просто без ума от этих английских машин, — сказал Дефорест, обращаясь к Рейчел. Та кивнула-было ясно, что она тоже от них без ума.