Солнечная ведьма

Он знал, что его защищала удача, подаренная Софи. Теперь, когда везение закончилось, придется вести себя осторожнее. Судя по выражению на лице Айседоры Файн, в первую очередь следует проявлять осторожность с ней.

Совершенно неожиданно ее лицо смягчилось. Она почти улыбнулась. Во всяком случае, Кейн постарается вести себя осторожнее, чем когда-либо.

— У меня есть для вас предложение, мистер Варден, — сказала она обманчиво сладким голосом.

— Я знаю, чего вы хотите от меня, — ответил он. — Чтобы я уехал. Что, по-вашему, вы должны предложить взамен?

— Вы наслаждались в прошлом году своей удачей? — она все еще говорила тихо, без сомнения, чтобы не услышала Софи. — Я забрала ее, но могу и вернуть. Отдам все, что отняла, и даже больше. А еще заберу головные боли и воспоминания, — она взмахнула рукой. — Без малейшего труда, мистер Варден.

Он не собирался принимать ее предложение, но все равно спросил:

— Я забуду Ариану и Софи?

— Разумеется, — ответила она, думая, что уже победила.

Но он был не из тех, от кого можно так легко отделаться.

— Нет, спасибо, — Кейн встал, и, не съев ни ложки, направился вслед за Софи. До его ушей долетело одно приглушенное, едкое слово.

Неприятности.

Когда хотел, Кейн мог двигаться очень тихо. Софи не слышала как он шел по коридору, пока не стало слишком поздно. Она передвинула одеяло на плече, чтобы прикрыть груди и голову Арианы.

— Что ты тут делаешь? Ты бы не успел так быстро поесть.

— Я пришел увидеться с Арианой, а не ради неловкого обеда с твоими сестрами.

Софи опустила голову, чтобы не пришлось смотреть на него. Ни в одном из ее снов ей не привиделось, что Кейн может заинтересоваться своей дочерью. Она никогда не знала своего отца, так же как Айседора и Жульетт. Они были порядочными мужчинами, которые захотели бы узнать своих детей? До сих пор она даже не думала о такой возможности.

— Это неприлично, то что ты здесь.

— Я думал, ты не заботишься о приличиях, — сказал он, проходя в комнату. Он не колебался, когда без смущения протянул руку и сдвинул в сторону прикрывавшее ее одеяло. — Кроме того, я уже это видел.

Поскольку Софи и Ариана заняли единственный стул в комнате, Кейн сел на край кровати. Он чувствовал себя там настолько удобно, будто эта комната принадлежала ему. Льющееся через окно солнце падало на золотистые пряди в его волосах, отчего те мерцали.

Вообще-то, сидеть на стуле и смотреть на него оказалось очень приятно. В нем многое вызывало восхищение. Сильные руки, мускулистые предплечья, длинные ноги и широкие плечи, все решительно мужественное и чрезвычайно сильное. Эту мощь смягчали выразительные зеленые глаза, необычные волосы и самые прекрасные губы...

Софи знала, что Кейн — великолепнейший образчик мужественности, который она когда-либо видела. Решительный, сильный, покрытый шрамами и мускулами... и все же прекрасный. Как это возможно? Как человек может быть настолько мужчиной и в то же время таким симпатичным?

— Никогда не думал, что у меня появятся дети, — сказал он.

— Почему?

Он наградил ее горькой улыбкой.

— Когда я встретил тебя в прошлом году, то ничего не мог предложить женщине или ребенку. Я думал, что моя жизнь кончена.

— Кончена? — прошептала она.

— Вся моя семья умерла. Ферму, где я вырос, несколько лет назад захватили люди императора. Они отдали землю шерифу и сожгли небольшой дом, который показался ему недостаточно хорошим. — Мускул на его челюсти дернулся. — Моя невеста устала меня дожидаться. Я ушел задолго до того, как она от меня отказалась. Возможно, она передумала после тех трех лет, за которые я ни разу не возвращался домой. Как бы там ни было, она вышла замуж за другого. Тем лучше.

Она инстинктивно знала, что это не все, но продолжать Кейн не собирался.

— Я сожалею.

— Не надо, — резко ответил он. По тому как он нахмурил брови, она поняла, что его головная боль усилилась. — Мне не нужна твоя жалость.

— Я испытываю к тебе не жалость, а сочувствие. Это разные вещи. Тебе перепало много страданий, и я об этом сожалею.

Его лицо осталось таким же напряженным.

— В конечном счете все умирают. Все мы теряем людей, которых любим.

Софи открыла рот, собираясь ответить, но Кейн быстро добавил:

— И пожалуйста, не пытайся успокоить мою боль смехотворными рассказами о потусторонних мирах.

— Я надеюсь, что они не смехотворные, — сказала она. Ей действительно нравилось думать о матери и Вильяме, живущих где-то еще, кроме земли мертвых.

— Что касается земли, я никогда не был хорошим фермером, — сказал Кейн, проигнорировав ее заявление. — Мое сердце хотело чего-то другого. И еще... что ж, женщины не постоянны. Я просто получил этот жизненный урок позже, чем большинство мужчин.

— Не все женщины непостоянные, — защищаясь, возразила Софи.

Он не выглядел убежденным.

— Посмотри на себя. Ты говоришь, что найдешь других любовников, когда придет время, или когда у тебя появится настроение. Ни один мужчина недостаточно хорош для тебя. И одного мужчины никогда не будет для тебя достаточно.

— Да, но я всегда честно говорила о своих планах на жизнь.

— Ангел, это не планы, — резко ответил он. — Это странные капризы.

Она перевела взгляд на Ариану, чтобы не видеть лицо Кейна. Как ему объяснить, что этот жизненный план, который он считал неприятным и скандальным, был ее единственным выбором? Семейное проклятие сделало для нее невозможной нормальную жизнь. У нее не может быть мужа, никогда. Мысль о целой жизни без прикосновений, без объятий, заставляла ее душу съеживаться и чувствовать опустошенность. Она нуждалась в объятиях так же, как земля нуждается в солнце.

— Из меня не выйдет хорошей жены, — тихо сказала она. — Ни для тебя, ни для кого-либо другого.

Комнату заполнила такая глубокая тишина, что Софи подняла взгляд, проверяя сидит ли все еще Кейн на кровати.

— Почему ты это сказала? — спросил он.

— Я не могу отрицать, кто я. Что я.

— Ведьма.

Софи кивнула.

— Если ты настоящая ведьма и можешь колдовать, то почему скрываешься на этой заброшенной горе? Почему не живешь в каком-нибудь дворце, одетая в шелка и украшенная драгоценностями, окруженная людьми, которые тебя обожают или боятся?

В его голосе и глазах таилось столько гнева. В тех зеленых глазах, которые часто виделись ей во сне, раньше и теперь.

— Это мой дом. Я не смогу быть счастлива где-то еще.

— Ты когда-нибудь бывала где-то еще?

— Нет.

— Тогда, откуда тебе знать, что ты не будешь там счастлива?

Его логика ее не поколебала.

— У меня нет особо полезных талантов. Я не могу читать мысли или управлять предметами, а мои способности в традиционных заклинаниях... ну, в общем, не слишком впечатляющие. Одно из десяти, наверное, сработает так, как положено. Я заставляю вещи расти, вот и все. И даже если бы у меня был более важный талант, то я не хотела бы стать чьей-то марионеткой или оружием. Здесь я независимая женщина и... — И чары Айседоры не пускают сюда нежеланных мужчин. Обычно. — Тебе не следовало сюда возвращаться. Мы все были бы гораздо счастливее, если бы ты не вернулся.

— Тогда я никогда не увидел бы Ариану. Даже не узнал бы о ее существовании.

Ее сердце глухо стукнуло, во рту пересохло.

— Едва ли это справедливый обмен. У тебя до сих пор болит голова, удача потеряна. — Она надеялась, что его теперь не постигнет череда неудач, восстанавливающая нарушенное ею равновесие. Но судить об этом пока слишком рано. — И ты помнишь...

— Вчера я потерял то, что мне не принадлежало, — прервал он. — Больно ли это? Черт, еще как! Хочу ли я забыть кое-что из своего прошлого? Можешь даже не сомневаться. Но спроси меня, вернулся бы я, будь у меня выбор. Спроси, обменял бы я возможность найти тебя и увидеть ребенка на возвращение к бессмысленному счастью прошлого года.

Софи сглотнула. Зачем, Кейн так с ней поступает! Зачем, фактически признается, что предпочтет страдать физически и духовно, нежели потерять Ариану, ребенка, о существовании которого до вчерашнего дня даже не знал. Он и не догадывается, насколько это опасно.