Страница 49 из 57
Как и следовало ожидать, планы остались планами. Все пошло наперекосяк за час до заката: сначала оказалось, что путь, такой ясный и простой на карте, в реальном лесу намного сложнее. За три с небольшим километра до точки назначения мы наткнулись на относительно узкое, но довольно глубокое ущелье, перебраться через которое с тем минимумом оборудования, что мы с собой прихватили, было просто нереально. Скалы оказались покрыты мокрой, по ощущению смахивающей на смазку массой, чем–то средним между мохом и плесенью, и если я смог бы спуститься вниз и даже, наверное, поднялся бы на противоположную стену, то перетащить туда раненого Леху и все наше снаряжение под проливным дождем и без веревки было просто нереально. Пришлось искать дорогу в обход…
Дорога, вернее, еще один подвесной мост, нашлась в двух километрах южнее. Но, как и следовало ожидать, тоже охранялась. И, не в пример предыдущему, намного основательнее. Осмотревший подступы в оптику Глаз даже заинтересованно заметил:
– У них тут что, линия Маннергейма?
Кто такой Маннергейм, я не знал, да и, собственно, мне было на него наплевать: рана Лехи начала воспаляться, и нам следовало торопиться с акцией, чтобы успеть вернуться на большую землю пораньше…
Поэтому, дождавшись, когда стемнеет, мы надели ПНВ и черными тенями бесшумно заскользили через ущелье, стараясь, чтобы осклизлые доски под ногами не издали ни одного звука. В принципе, помогал дождь: шелест струй глушил большинство звуков, но, как оказалось, не запахов: какая–то маленькая собачонка, непонятно что делающая в джунглях, учуяв кого–то из нас, залилась визгливым торжествующим лаем, и именно в тот момент, когда Леха наконец перебрался через пропасть и крался мимо дремлющего часового метрах в сорока от двух палаток, спрятанных в лесу, и небольшого дота с пулеметом…
В общем, задергавшегося часового снял именно для этого и стоящий за его спиной Вовка, но элемент неожиданности был потерян: лагерь заворошился… Пришлось спешно уходить в лес, обрубая увязавшееся преследование… Пять часов беготни по мокрому лесу, пропитанному водой так, что казалось, что мы бродим по болоту, сделали свое дело: прореженные нами преследователи повернули назад, но от места назначения мы удалились порядочно… Да и устали… Кроме того, многострадального Леху укусила какая–то змея, и, обколотый еще и антидотами от всего, что ползает и кусает, он походил на зомби…
По логике, надо было отложить операцию как минимум на сутки, но, учитывая, что враг уже предупрежден, – а иначе как можно было бы расценить ряд вооруженных столкновений, произошедших с небольшой разницей по времени и в направлении на лагерь, где содержали военнопленных? – делать этого было нельзя. Кем–кем, а идиотами местные военные не были точно. Они могли взять и перевезти наших ребят куда–нибудь еще. Или, того хуже, прирезать на месте. Поэтому, посовещавшись с нами, Глаз решил атаковать при свете дня. Вернее, в полумраке, под непрекращающимся ливнем… Мы не возражали: Леха – из–за плохого самочувствия, а я – из–за того, что чувствовал, как над нашими головами сгущались тучи… Следовало спешить, и еще как, иначе шансы выбраться из передряги живыми становились слишком уж призрачными…
…Роли распределили так: Глаз занял самое высокое дерево в округе, стоящее на небольшом холме метрах в четырехстах от лагеря, с которого просматривалось процентов восемьдесят интересующей нас территории. Ребров с автоматом и АПСом расположился в удобной расщелине метрах в сорока от дерева. Единственной его задачей была охрана снайпера с его винтовкой… На всякий случай подстраховавшись, Вова заминировал все подступы и к своему стволу, и к расщелине лейтенанта – учитывая его самочувствие, охранять его было некому… А я, прикрываемый Глазом, собрался навестить пленных… Естественно, один – другого реального варианта нам в голову не пришло.
Потратив около сорока минут на то, чтобы обойти лагерь, и уверенный в том, что снайпер занял оговоренную позицию, которая позволяла видеть прячущегося от меня врага, я трижды щелкнул по микрофону ногтем и начал выдвигаться к опушке…
Сначала мне везло: я умудрился доползти до ближайшей армейской палатки, рассчитанной мест на сорок–пятьдесят, незамеченным и, прошмыгнув под ее пологом, зарезал парочку спящих аборигенов. Потом мне удалось перебраться в соседнюю, оказавшуюся чем–то вроде склада и поэтому пустой, если не считать за людей всякий хлам, валяющийся в ней по всему полу… А потом, аккуратно приподняв полог следующей, я наткнулся на удивленный взгляд лежащего на полу прямо передо мной бойца, видимо, не успевшего уснуть…
Его крик оборвался практически сразу, но и этого обрывка хватило, чтобы всполошить весь лагерь: не прошло и двадцати секунд, как в палатку–склад, в которую мне пришлось вернуться, начали влетать всякие невежи с оружием на изготовку, чтобы проверить, не здесь ли скрывается тот, кто лишил жизни уже трех их соратников… Первое время они влетали поодиночке и, не успев даже крякнуть, укладывались по разные стороны от входа: я старался особенно не захламлять проход, так как это могло в дальнейшем лишить меня свободы маневра… Чуть позже кто–то очень толковый наконец сообразил, что в одну из палаток его люди входят, а вот выходить что–то не собираются… Тогда ко мне разом заскочили сразу трое – ширина двери впустить разом больше не позволяла… В общем, я с ними справился. Но неаккуратно и не слишком быстро: один из них успел что–то проорать своим товарищам снаружи… Я решил, что вот тут–то и начнется ад, но за палаткой раздались крики, потом стоны, и ко мне вместо ожидаемой толпы под полог палатки ворвались всего двое – отдохновение для души и тела…
Глаз стрелял так, что не понимавшие, откуда в них летят пули, воины метались по лагерю, как муравьи, пытаясь скрыться от выстрелов всевидящего снайпера… Однако довольно быстро они определили примерное направление его укрытия, и туда рвануло человек сорок, – Володя, то и дело комментирующий мне результаты своей стрельбы, попросил меня потерпеть без прикрытия – он должен был разобраться с гостями… Вот тут–то мне и пришлось попотеть: озверевшие от ярости аборигены рвались ко мне так, как будто я был для них чем–то вроде меда для медведя. Однако первые минуты три мне удавалось не отступить… А когда весь пол не такой уж и большой палатки оказался усеян окровавленными телами, я вдруг понял, что перестаю успевать: снаружи то и дело щелкали выстрелы, пули рвали тонкую прорезиненную ткань, и мне приходилось работать крайне низко, чтобы успевать падать на пол, чтобы спастись от пуль… Наконец вконец обозленная солдатня приволокла к палатке пулемет и, установив его метрах в двадцати, открыла бешеный огонь… Если бы не своевременная подсказка Глаза, из меня бы сделали решето. А так, свернувшись калачиком в небольшом своевременно обнаруженном подвальчике возле опорного столба, я старался не думать, что было бы с моим телом, окажись оно хоть на секунду на пути этого свинцового дождя!
Когда ствол пулемета перегрелся, стрельбу ненадолго прекратили. В истерзанную, больше похожую на матерчатый дуршлаг палатку осторожно заглянули двое бойцов и тоже умерли: приподнявшись из укрытия, я метнул в них оба своих ножа… Пулемет заработал вновь… Вторая попытка еще одной пары храбрецов заглянуть в практически прозрачную палатку закончилась тем же самым. Но вместо того чтобы прятаться, я вылетел наружу и, не дожидаясь, пока пулеметчик поменяет ленту, рванул в сумасшедшую атаку…
Глава 44
В Москве было скучно: Олег умотал в свою командировку, я готовилась к сессии и сидела дома, Дед целыми днями тренировался, дожидаясь, когда его ненаглядная Женечка освободится после смены, а потом уматывал из дома и возвращался заполночь… Я поражалась: сколько же энергии у этого, собственно, немолодого уже человека! Глядя, как он часами летает по квартире со своими жуткими железяками, кромсая воздух и воображаемого противника, или, например, до беспамятства отрабатывает какое–нибудь невообразимое движение, я понимала, что то, что мы считали садизмом на тренировках по гимнастике, являлось лишь его жалким подобием! Я даже завидовала Олегу, занимающемуся с таким целеустремленным воспитателем, – не стать личностью или бойцом в руках этого человека мне казалось невозможным…