Убийство на Потомаке

— Ты считаешь, их написала она сама?

— Да, именно таково мое мнение. — Он поднял руку, предваряя ее следующее высказывание, и продолжал: — Как и ты, я очень тщательно отношусь к выбору слов и их употреблению. Возможно, накладывает отпечаток профессия адвоката. У меня есть еще одно основание для такого заключения. За то время, пока Полин писала свои заметки, она пользовалась разными машинками. Последняя часть отпечатана на той же машинке, что и письма, так, по крайней мере, мне кажется, хоть я и не специалист.

— Ну допустим, — начала Анабела, предварительно сделав глоток, — женщина пишет себе любовные письма и подписывает их именем мужчины. Но зачем?

— Печатает его имя, — уточнил Смит.

— Да, печатает его имя. Но все же почему? Возможно, она хотела поставить его в затруднительное положение, искусственно создавая ситуацию для шантажа.

— Очень может быть. Но здесь логическое объяснение может и не подойти. Не могла ли эти письма написать женщина с мятущейся душой, которая сочиняла их, представляя, что они от человека, не ответившего ей взаимностью.

— Я могу согласиться с первой, логически оправданной теорией, — сказала Анабела, поднимая халат с пола, куда она его не задумываясь швырнула накануне. — Вторая гипотеза выше моего понимания.

— Анабела, я собираюсь поступить так. Покажу эти письма Венделю, выскажу свое мнение, а потом пойду к Дарси Айкенберг и расскажу ей то же самое.

— Ты уверен, что надо ставить в известность Айкенберг? — удивленно подняла брови Анабела. — Тебе придется объяснить, откуда у тебя эти письма.

— Может быть, да, а может быть, и нет. Я имею в виду, что меня об этом спросят, но это не означает, что я отвечу на их вопрос. В некотором смысле я сообщаю новую и важную информацию, которая осталась бы неизвестной, если бы Монти не дал мне почитать рукопись Полин. Полиция не имеет доступа к этому документу. Конечно, я сначала поговорю с Венделем, но считаю, что в полиции должны посмотреть эти записи и сделать свое заключение.

Слова мужа вызвали у Анабелы живой интерес, зажгли румянец волнения на ее щеках. Но неожиданно на ее лице отразилась грусть. Она ушла в ванную, до него донесся шум воды.

Когда она пришла на кухню, Смит сидел за столом, перед ним были разложены письма Полин и ее рукопись. Он включил небольшой телевизор. В их семье существовала договоренность смотреть телевизор за завтраком, а не за обедом или ужином. Дикторы, мужчина и женщина, закончили обзор международных событий и перешли к блоку местных новостей. Голоса ведущих отдавались в кухне монотонным жужжанием, но вот неожиданно явственно прозвучал голос женщины-диктора: «Агенты федеральной полиции заявили об аресте вчера вечером известного в Вашингтоне банкира и преподавателя экономики в университете Джорджа Вашингтона Сунь Беньчонга. Ему предъявлено обвинение в отмывании денег и уклонении от уплаты налогов. Он заявил о своей невиновности и был отпущен под залог в двести тысяч долларов. Беньчонг является приемным сыном Венделя Тирни, главы крупной корпорации. Его секретарь-референт Полин Юрис была найдена убитой чуть больше недели назад».

— Если суждены печали, грядут они чередой, — сказал Смит и добавил: — Хотя Вендель не Гамлет и даже не король Клавдий.

— Мак, мы можем поговорить? — обратилась к мужу Анабела, сидевшая напротив, и положила свои руки поверх его.

— Публика из отдела по связям с общественностью в университете будет в восторге.

— Я не об этом хотела с тобой поговорить.

— Извини, говори, я слушаю.

— Не могу понять, что происходит, — начала она, тщательно подбирая слова, — сознаю только, что вокруг Венделя Тирни сгущаются тучи, и он вовлек тебя, нет, нас в центр событий. Конечно, ты поступил правильно, как друг, отнесся с сочувствием к его сложному положению. Но сейчас ты соединил воедино важную информацию, что усугубляет твою причастность к этому делу. Чтобы стать обладателем этих фактов, ты достал копии вещественных доказательств, которые были получены нелегально, путем подкупа офицера полиции.

Смит хотел что-то возразить, но она его остановила:

— Пожалуйста, дай мне закончить. Мне хорошо известен твой характер. Я знаю, что ты долго и напряженно размышлял, прежде чем взять конверт у Тони и вскрыть его. Я также вижу, что, несмотря на твои заверения в том, будто ты счастлив и удовлетворен преподавательской работой, есть что-то глубоко спрятанное в твоей душе. Может быть, это внутренняя потребность, сформировавшаяся в период твоей адвокатской практики, но как бы то ни было, это «что-то» вынуждает тебя вмешаться. Мне это не нравится, но я уважаю в тебе эту черту и, возможно, поэтому так сильно люблю тебя, но одновременно происходящее меня пугает.

— Пугает? Ты боишься, что со мной может что-то случиться?

— Нет. — Она энергично потрясла головой. — Меня страшит то, как твое участие в этом деле может повлиять на нашу жизнь.

— Анабела, — Смит постарался ободряюще улыбнуться, — я знаю, что подобные вещи тебя огорчают, и все повторялось достаточно часто, чтобы позволить тебе усомниться в том, что мне в действительности нужно и что я хочу. Возможно, иногда я и закусываю удила, но я не жажду перемен, если это можно так назвать. Однако в одном я уверен: если бы мне показалось, что создается угроза той замечательной жизни, которой мы живем, я бы и шага не сделал за пределы аудитории. Ты мне веришь?

— Верю, что ты именно так и думаешь, Мак, — широко улыбнулась Анабела. — Я также знаю, что ты, возможно, был бы не в состоянии этому противостоять. Знаешь, извини меня за мои страхи. Я не хотела…

— Нет, Анабела, ты имеешь право на свои чувства, ты права, хотя…

— Хотя что? — нахмурилась она.

— Знаешь, в последнее время я постоянно думаю, что тебя что-то беспокоит.

— Беспокоит? Совсем нет.

— Кажется, что тебя что-то тревожит, и я не могу не думать, не во мне ли причина?

— Ты абсолютно не прав, — возразила она.

— Хочу просто высказаться, раз уж у нас зашел об этом разговор.

— Выброси это из головы. Меня совершенно ничто не беспокоит и не тревожит, — уверила мужа Анабела. — Лучше поговорим о предстоящих делах. Так ты пойдешь с письмами к Венделю?

— Да, я звонил ему, пока ты одевалась. Когда я спросил его о Беньчонге, голос у него был совершенно убитый, он сказал, что хотел поговорить об этом со мной, когда я приеду. А какие у тебя планы?

— Слишком много всего, а времени мало. Я целый день буду в разъездах, но давай поддерживать связь через автоответчик.

— Тебя подвезти? — спросил он.

— Нет, спасибо, я еще не собралась.

У самой двери он сунул руку в карман и достал пакет из фотоателье с отпечатанными снимками.

— Вчера получил, — сообщил Мак. — Пленка пролежала в аппарате несколько недель, последние кадры снял, когда мы с Тони ездили по реке.

Когда он ушел, Анабела налила себе еще одну чашку превосходного кофе и села к столу. По телевизору шел какой-то конкурс, и она его выключила. Ей не Нужны телевизионные призы. Она ощутила приятную удовлетворенность от сознания своего благополучия. «Как мне повезло, — думала она, — что мой муж Маккензи Смит. Как мне необыкновенно повезло». Она взглянула на стенные часы: пора было идти. Анабела открыла конверт, быстро просмотрела снимки, ее улыбку вызвал Тони Буффолино, важно позирующий на фоне элегантного гоночного судна. Сложив все фотографии обратно в конверт, она опустила его в сумочку.

26

Утро следующего дня — пятницы

Дарси Айкенберг дома по радио услышала об аресте Сунь Беньчонга. Злость и досада охватили ее, она бросилась к телефону и позвонила Джо Гортону. Начальника следственного отдела на месте не оказалось, ее попросили позвонить позднее.

Не выплеснув своего раздражения, она направилась в Национальный музей строительства, чтобы продолжить расследование на основе информации, полученной ее помощниками о машинке «Кэнон», на которой, очевидно, и были отпечатаны письма Тирни.