Страница 9 из 20
— Ерунда — это не Пресли! — воскликнула, не таясь, Конни. — "Бегущего медведя" пел Джонни Престон.
— Какое это имеет значение?
— Олух он царя небесного, — вместо ответа злобно прошипела Конни.
Честно говоря, она и сама толком не знала, отчего ее так взбесила столь банальная ошибка в перечне песенного репертуара Элвиса.
— "Ты дьявол во плоти", "Не плачь, папуля", "Будь нем как рыба".
— "Будь нем как рыба"? — засомневался Гарри. Конни поморщилась.
— Увы, боюсь, что это действительно Пресли.
Под аккомпанемент искрящей на потолке от короткого замыкания электропроводки с двух сторон, по разным проходам между рядами доходивших им до пояса коробок, они подошли к лестнице на чердак.
Из внешнего мира, жившего своей жизнью за пыльными окнами, до них донесся отдаленный вой сирен. На помощь им спешили подкрепления и кареты "скорой помощи".
Какое-то мгновение Конни топталась в нерешительности. В данной ситуации, когда маньяк сам себя запер на чердаке, правильнее было бы выкурить его оттуда слезоточивым газом или бросить туда безосколочную гранату, чтобы оглушить взрывной волной, и спокойно ждать, когда подоспеет подкрепление.
Но Конни решила, что осторожность может только навредить. Обезопасив самих себя, они подставят под удар всех других обитателей центральной части Лагуна-Бич. Неизвестно действительно ли маньяк загнан в тупик. Ведь на чердаке мог оказаться служебный выход на крышу, которым маньяк не преминет воспользоваться и дать деру.
Гарри, видимо, пришел к аналогичному убеждению. И, приняв решение на какую-то долю секунды раньше Конни, первым полез на чердак.
Она не возражала против того, что он пошел первым, так как понимала, что сделал он это отнюдь не из джентльменских побуждений уберечь от опасности коллегу-женщину. Чуть раньше первой под пули шагнула она, теперь был его черед. Интуитивно они как бы делили риск пополам, и именно это делало их слаженной боевой группой, несмотря на столь явное различие характеров.
И все же, хотя сердце ее бешено колотилось в груди и нервы были напряжены до предела, она, конечно же, предпочла бы идти первой. Куда как занимательней, цепко перебирая ногами, скользить по туго натянутой на высоте проволоке, чем топать по широкому и крепкому мосту.
Она полезла за ним на чердак, а он, добравшись до вершины лестницы и на какое-то мгновение задержавшись на ней, нырнул в темноту. И ничего не случилось: не последовало ни выстрелов, ни сотрясающего здание взрыва — и потому Конни вслед за ним тоже быстро поднялась на чердак.
Гарри, отползший в сторону от мутно-серого квадрата света, теперь сидел на корточках подле лежавшей на полу совершенно голой, неподвижной женщины.
Приглядевшись пристальней, однако, можно было заметить, что это манекен с вечно открытыми глазами, покрытыми пылью, с безмятежно-радостной улыбкой на лице. На лысой голове манекена красовалось огромное пятно от капавшей сверху влаги.
На чердаке стоял тусклый полумрак и кое-что в нем, хоть и с трудом, но можно было разобрать. Бледный дневной свет попадал сюда через систему перегороженных решетками вентиляционных отдушин, находившихся под свесом крыши, и более крупных вентиляционных отверстий расположенных у торцовых стен и прикрытых сверху флюгерными заслонками, и в этом мутном освещении открывались взору затянутые паутиной балки перекрытия остроконечной крыши. В центре во весь рост мог встать даже очень высокий мужчина, oднако ближе к краям приходилось пригибаться и даже опускаться на корточки. Неясные тени окружали их со всех сторон, а груды сваленных друг на друга ящиков для хранения и перевозки вещей так и манили устроить за ними засаду.
Создавалось впечатление, что на чердаке для проведения каких-то тайных сатанинских обрядов собралось целое религиозное братство. По всей длине и ширине огромного помещения маячили расплывчатые контуры мужчин и женщин, порой слегка освещенных сбоку или сзади, большинство же едва различимых в полумраке, находившихся в самых разнообразных позах: стоящие, опирающиеся друг на друга, а то и просто лежащие на полу — все без исключения молчаливые и неподвижные.
Это были манекены, подобные тому, подле которого на корточках примостился Гарри. Но Конни все равно стало как- то не по себе от их взглядов, и по коже у нее невольно поползли мурашки.
Один из манекенов мог и взаправду смотреть на нее, тот, который был сделан не из гипса, а из мяса, костей и крови.
6
В этом пристанище манекенов время, казалось, тоже застыло на месте. Влажный воздух был пропитан пылью, смрадом прелых слежавшихся газет, гниющего картона и острым запахом плесени в каком-то из дальних углов, особенно ощутимым в сезон дождей и готовым исчезнуть, когда дожди прекратятся. Гипсовые люди не дыша, молча смотрели на вторгшихся в их обитель полицейских.
Гарри безуспешно силился вспомнить, что еще, помимо ресторана, размещалось под крышей этого дома, кому могли принадлежать эти манекены.
С дальнего от них конца чердака раздались частые, сильные удары железа о железо. Преступник, видимо, хотел расширить одно из торцовых вентиляционных отверстий, чтобы вылезти на крышу, а оттуда рискнуть как-нибудь спуститься вниз.
С полдюжины перепуганных ударами летучих мышей сорвались со своих мест и стали носиться взад и вперед по чердаку, выискивая, где бы укрыться понадежнее, но тщательно избегая при этом ярко освещенных участков. Отдаленный вой сирен не заглушал их тонкий, пронзительный писк.
Когдо мыши пролетали совсем близко, взмахи их кожистых крыльев с мягким шипением рассекавших воздух, всякий раз заставляли Гарри вздрагивать и втягивать голову в плечи.
Ему хотелось, чтобы поскорее прибыло подкрепление.
Удары участились и стали сильнее.
Заскрежетала отдираемая металлическая обшивка. Больше ждать было нельзя.
Оставаясь на корточках и стараясь поменьше производить шума, Гарри начал протискиваться между грудами сваленных друг на друга коробок и ящиков, держась правой стороны, а Конни скользнула между грудами с противоположной стороны. Они возьмут преступника в клещи. Подобравшись, насколько позволяла покатая крыша, поближе к боковой стене со своей стороны, Гарри повернул к торцу, откуда доносились удары.
Повсюду, куда ни кинь взгляд, застыв в одних и тех же вечных позах, маячили манекены. Их гладкие, округлые тела, казалось, впитывали в себя просачивавшийся через узкие вентиляционные отдушины скудный свет, который они, переработав в более яркий, распространяли вокруг: не скрытая мраком их отвердевшая плоть излучала какое-то мутное алебастровое сияние.
Удары прекратились. Однако не слышно было ни лязга выкручиваемой жести, ни треска ломающегося дерева, ни металлического визга вырываемых с мясом гвоздей.
Гарри остановился, прислушался. До него доносился только отдаленный вой приближающихся сирен и писк метав-шихся по чердаку летучих мышей.
Он осторожно двинулся дальше. Примерно в двадцати футах впереди, в том месте, куда упирался остро пахнущий плесенью проход, откуда-то слева просачивался мутный пепельно-серый свет. Очевидно, это и был тот самый воздуховод, который преступник пытался разбить. Но, видимо, так и не сумел до конца осилить. Если бы ему удалось сковырнуть воздуховод, то тупик был бы залит ярким дневным светом.
Внизу на улице одна за другой заглохли полицейские сирены. Целых шесть штук.
Продвинувшись еще немного вперед, Гарри в одной из темных ниш у карниза, в промежутке между двумя балками, увидел груду отделенных от тела конечностей освещенную каким-то неземным, призрачным сиянием. И, вздрогнув, едва не вскрикнул от ужаса. Руки, отрезанные по локоть. Отделенные от рук ладони. Растопыренные, словно просящие, призывающие, молящие о помощи, пальцы. Задыхаясь от омерзения, он вдруг сообразил, что смотрит на груду, запасных частей для манекенов.
Медленно пошел дальше, переваливаясь как утка с oдной ступни на другую, стараясь производить как можно меньше шума, каждой клеточкой телаощущая под ботинками предательский скрип покрытых пылью половиц. Как и полицейские сирены внизу, здесь, на чердаке, потревоженные летучие мыши тоже наконец затихли. С улицы доносились отдельные выкрики и потрескивание коротковолновых полицейских раций, но звуки эти казались далекими и нереальными, словно голоса из кошмарного наваждения, которое он только что стряхнул с себя или в которое, засыпая, только начал впадать.