Страница 105 из 124
— Ее родственники давно не имеют о ней известий.
— Родственники?
— Сестра и муж сестры. Мистер и миссис Роббинс. Живут в Пасадене.
Дверь открылась. Молодой человек с зажатым в правой руке пучком кистей окинул меня взглядом, в котором не было ни удивления, ни подозрительности. Это был просто взгляд художника, оценивающий перспективу.
На вид ему еще не было тридцати, он был высок, крепкого сложения; его темные волосы были зачесаны назад и связаны в «лошадиный хвост» около тридцати сантиметров длиной, который свисал на его левую ключицу. У него было крупное лицо с несколько расплывчатыми чертами, низкий плоский лоб и выступающие надбровные дуги. Он был похож на обезьяну — скорее гориллу, чем шимпанзе; это впечатление еще больше усиливалось от черных, сросшихся над переносицей бровей и черной щетины, которая покрывала его щеки, шею и сливалась с волосами, росшими на груди. На нем была черная синтетическая майка с помидорно-красной эмблемой компании, производящей скейтборды, мешковатые, цветастые в оранжево-зеленых тонах шорты до колен и резиновые пляжные сандалии. Его руки до локтей были покрыты темными курчавыми волосами. Дальше кожа была безволосая, белая, и под ней угадывались мышцы, которые можно было бы легко накачать, но сейчас они выглядели дряблыми, нетренированными. Высохший мазок небесно-голубой краски украшал один бицепс.
— Извините за беспокойство, — сказал я.
Он взглянул на свои кисти, потом опять на меня.
Я вынул свой бумажник, нашел там взятую накануне у Майло визитку и подал ему.
Он внимательно изучил ее, улыбнулся, так же внимательно посмотрел на меня и вернул визитку.
— Мне кажется, вы говорили, что вас зовут Дела... как-то так.
— Стерджис возглавляет дело. Я работаю с ним.
— Оперативник, — усмехнулся он. — Но не похожи — во всяком случае, на тех, которых показывают по ТВ. Но в этом, наверно, как раз и состоит весь смысл, а? Очень неразговорчивый.
Я улыбнулся.
Он еще немного поизучал меня.
— Адвокат, — сказал он наконец. — Со стороны защиты, не обвинения — или, может быть, какой-то профессор. Вот так я вас себе представляю, Марлоу [19].
— Вы работаете в кино? — спросил я.
— Нет. — Он засмеялся и прикоснулся кистью к губам. Опустив ее, продолжал: — Хотя, наверное, да. Вообще-то я писатель. — Он опять засмеялся. — Как и все в этом городе, верно? Но не сценарист — упаси Боже от сценариев.
Его смех стал тоном выше и длился дольше.
— А вам приходилось писать сценарии?
— Нет, не приходилось.
— Ничего, у вас все еще впереди. Здесь у всех есть какой-нибудь потрясающий сценарий — кроме меня. То, чем я зарабатываю на жизнь, называется графикой. Пульверизаторный фотореализм, чтобы продавать товары. То, что я делаю для забавы, называется искусством.Неряшливая свобода. — Он помахал кистями. — А то, что я делаю, чтобы оставаться в здравом уме,называется писательством — короткие рассказы, постмодернистские эссе. Парочка была опубликована в «Ридерс» и «Уикли». Навеянная настроением городская беллетристика — о том, какие чувствапробуждают в людях музыка, деньги и вся лос-анджелесская жизнь. О том, какие неожиданные стороны Лос-Анджелес высвечиваетв людях.
— Как интересно, — сказал я, но это прозвучало не вполне убедительно.
— Ну да, — весело парировал он, — как будто вам не один черт. Вы ведь просто хотите сделать свое дело и поскорее вернуться домой, верно?
— Человеку нельзя без хобби.
— Да-да, — согласился он, переложил кисти в левую руку, правую протянул мне и представился: — Ричард Скидмор.
Мы обменялись рукопожатием, он отступил назад и пригласил:
— Проходите.
Изнутри дом оказался типичным сооружением довоенной постройки. Тесные, темные комнаты, где пахло растворимым кофе, готовой пищей, марихуаной и скипидаром. Стены с рельефной отделкой, закругленные арки, жестяные настенные светильники, ни в одном из которых не было лампочек. Кирпичная полка над камином, набитым брикетами «Престо», с которых еще не были сняты обертки. Купленная по случаю мебель, в том числе несколько предметов садовой мебели из пластмассы и алюминиевых трубок, была беспорядочно расставлена на истертых деревянных полах. Искусство и все его спутники — причудливой формы холсты в разных стадиях готовности, баночки и тюбики краски, отмокающие в кувшинчиках кисти — были повсюду, за исключением стен. Заляпанный красками мольберт стоял посреди гостиной в окружении куч скомканной бумаги, сломанных карандашей и огрызков угля. Чертежный стол и стул с регулируемым сиденьем располагались там, где, судя по всему, должен был находиться стол обеденный. Там же стоял компрессор с подсоединенным к нему пульверизатором для распыления красок.
На стенах не было никаких украшений, если не считать единственного листа чертежной бумаги, пришпиленного над каминной полкой. В центре каллиграфическими буквами на нем было написано:
День Саранчи,
Сумерки Червей,
Ночь Живого Ужаса.
— Мой роман, — сказал Скидмор, — это одновременно и название, и начальная строка Остальное состоится, когда опять наступит фаза усидчивости — у меня с этим всегда были проблемы.
Я спросил:
— С Кэти Мориарти вы познакомились благодаря вашему писательству?
— Работа, дело прежде всего, а, Марлоу? Сколько же вам платит ваш босс за такую добросовестность?
— Это зависит от характера дела.
— Отлично, — усмехнулся он. — Уклончивыйответ. Знаете, то, что вы вот так просто зашли, действительноздорово. Именно поэтому я и люблю просыпаться утром в Лос-Анджелесе. Никогда не знаешь заранее, какой еще южнокалифорнийский типажпостучится в дверь.
Еще один оценивающий взгляд. Я начал чувствовать себя натюрмортом.
— Пожалуй, я вас использую в своей следующей вещи, — сказал он, проводя в воздухе воображаемую линию. — "Частный сыщик: вещи, которые видит он, — вещи, которые видят его".
Он собрал с шезлонга лежавшие там несколько холстов, покрытых абстрактными кляксами, и бесцеремонно бросил их на пол.
— Садитесь.
Я опустился в шезлонг, а он уселся на деревянную табуретку, стоявшую точно напротив меня.
— Это здорово, — повторил он. — Спасибо, что заглянули.
— Кэти Мориарти живет здесь?
— Ее квартира позади дома. Гаражная пристройка.
— А кто домовладелец?
— Я, — с гордостью произнес он. — Дом достался мне по наследству от деда. Он был гомик — вот почему дом в Городе Мальчиков. Вышел из уединения через двадцать лет после смерти бабушки, и я был единственным родственником, который от него не отвернулся. Так что, когда он умер, все досталось мне — дом, то, что называется машиной, сотня акций Ай-би-эм. Искусство сделки, верно?
— Миссис Роббинс говорит, что не видела Кэти больше месяца. Когда вы видели ее в последний раз?
— Странно, — сказал он.
— Что именно?
— Что ее сестра наняла кого-то искать ее. Они с ней не ладили — по крайней мере, с точки зрения Кэти.
— Почему же?
— Столкновение культур, без сомнения. Кэти называла сестру пасаденской занудой. Из тех, которые говорят «мочеиспускание» и «дефекация».
— В противоположность самой Кэти.
— Именно.
Я снова спросил его, когда он ее видел последний раз.
Он ответил:
— Тогда же, когда и миссис Зануда, — около месяца назад.
— Когда в последний раз она платила за квартиру?
— Квартира ей стоит сотню в месяц — смешно, правда? Я как-то не смог полностью войти в роль домовладельца.
— Когда в последний раз Кэти платила эту сотню?
— В самом начале.
— В самом начале чего?
— Нашего знакомства. Она была просто счастлива, что нашла такое дешевое жилье, ведь в квартплату входит и стоимость всех удобств, потому что все счетчики остались общими, и не хотелось затевать возню с переделкой, так что Кэти решила сразу заплатить за десять месяцев. Таким образом, у нее за квартиру заплачено по декабрь включительно.
19
Здесь и далее Скидмор называет д-ра Делавэра по имени известного литературного героя — частного сыщика Филиппа Марлоу.