Сыщик-убийца

— Что мы будем делать с Фредериком Бераром? — спросил Этьен.

— Мы оставим его в уверенности, что Берта Леруа и Жан Жеди умерли. Они успокоятся до того дня, когда Анри де Латур-Водье пробудит их.

— А я, — продолжал Этьен, — по всей вероятности, буду в состоянии доставить правосудию мое доказательство…

— Вы? — с удивлением воскликнула Берта. — Каким образом?…

— Случай или, лучше сказать, Провидение дало мне возможность лечить сумасшедшую, бессвязные слова которой заключают множество намеков…

— Сумасшедшую?… Может быть, это та же женщина, которую я видела на Королевской площади в ночь, когда ездила к Рене Мулену за доказательствами невиновности моего отца?

— Она самая.

— Эстер Дерие? — спросил Рене.

— Да, Эстер Дерие.

— Значит, вы ее знаете?

— Я ее знаю и, кажется, могу надеяться, что благодаря мне рассудок вернется к ней, вернее, он уже вернулся.

— Вы думаете, что она играла роль в таинственном деле моста Нельи?

— Роль жертвы — да. Название Брюнуа, постоянно повторяемое ею, время, когда началось ее безумие, тайна, окружающая ее с того времени, — все доказывает это. Я даже приписываю Фредерику Берару и мистрисс Дик-Торн заключение ее в секретную Шарантонского госпиталя.

— И вы полагаете, что она больше не сумасшедшая?

— Да.

— Однако она еще ничего не говорила?

— Благоразумие запрещало мне спрашивать ее. Операция могла быть смертельной, но благодаря Богу удалась. Приближается минута, когда Эстер Дерие расскажет мне все свое прошлое.

— Только бы Фредерик Берар не ускользнул от нас, — прошептала Берта. — Что, если он исчезнет?

— Исчезнет?… Ему нечего бояться, для чего сделал бы он это? Поверьте, что он, напротив, высоко поднимет голову.

— Нельзя ли узнать, живет ли он по-прежнему на улице По-де-Фер-Сен-Марсель?

— Нам не следует возбуждать его опасений каким-нибудь необдуманным поступком. Чем спокойнее будет этот человек, тем вернее наш успех; к тому же, если он даже сменил адрес, то полиция сумеет найти его.

— А ребенок, замешанный в эту мрачную историю? — продолжала Берта.

— Мой дядя должен убедиться, жив ли он. Впрочем, это имеет для нас только второстепенный интерес.

Рене Мулен и Этьен Лорио были совершенно правы, предполагая, что Фредерик Берар, считая, что он в безопасности, и не подумает бежать.

Тефер утвердил его в этом мнении, допустив даже невероятное: то, что полиция, возможно, не поверит самоубийству, но обратит мало внимания на убийство такого опасного негодяя, как рецидивист Жан Жеди.

На другой день бывший инспектор отправился в префектуру, но не узнал ничего, что могло бы его обеспокоить. Или о преступлении прошлой ночи еще не было известно, или ему не придали особого значения.

Тефер было подумал отправиться на улицу Ребеваль, чтобы посмотреть, как там дела, но решил, что это неблагоразумно, и поехал к герцогу.

В префектуре продолжали заниматься делом фиакра номер 13 и исчезновением Плантада, но истина не открывалась, и сам начальник полиции не мог распутать нитей, которые были нарочно спутаны ловкой рукой. Однако поиски шли своим чередом, но только для очистки совести, без всякой надежды на успех.

Приехав к герцогу, Тефер нашел его веселее, чем когда-либо, он, казалось, даже помолодел. Следы недавних волнений исчезли.

— Я вас ждал, — сказал он. — Вы были в префектуре?

— Только что оттуда. Все идет отлично: мрак все больше сгущается вокруг фиакра номер 13. Вы совершенно вне опасности.

— А другое дело — Жана Жеди?

— Тут ровно ничего нет и не может быть. По всей вероятности, друзья старого негодяя вернулись в «Черную бомбу». Труп найдут через несколько дней, и благодаря записке самоубийство не вызовет сомнений.

— Вы убеждены в этом?

— Конечно!

— Я сначала думал так же, как и вы, но теперь — нет.

— Почему же?

— Что вы предприняли вчера, чтобы отправить Жана Жеди домой в час ночи?

— Я передал ему записку от Рене Мулена.

— Если записку найдут, то она докажет, что самоубийства не было.

Полицейский нахмурился.

— Ах! Черт возьми! — прошептал он. — Я забыл вам сказать, что надо взять ее.

— Я, конечно, сделал бы это, но напрасно обыскал Жана.

— По всей вероятности, он потерял ее в «Черной бомбе».

— Но это очень дурно.

— Нисколько, и я советую вам не думать ни о чем. Записка может оказать нам услугу.

— Каким образом?

— Очень просто. Она была подписана именем Рене Мулена. Следовательно, Рене Мулена обвинят в том, что он завлек Жана Жеди в западню и убил его.

— Но если его нет в Париже, он без малейшего труда докажет свою невиновность.

— В таком случае, и это дело окружит такая же непроницаемая тайна, как и дело фиакра номер 13. Ни вас, ни меня не смогут обвинить, так как Жан Жеди умер.

— У негодяя была хорошая память. Перед смертью он узнал меня. «Человек с моста Нельи!» — воскликнул он, испуская последний вздох.

— Я пришел узнать, на что вы решились?

— Через три дня я вернусь домой.

— Почему через три дня, а не завтра?

— Я хочу принять последние предосторожности. Сегодня вечером я уеду в Марсель и оттуда пошлю сыну депешу, что возвращаюсь. Я переночую в Марселе и приеду в Париж на третий день вечером. Так никто не усомнится в моем отсутствии.

— Отлично! Но после вашего переселения на улицу Святого Доминика нам, по всей вероятности, еще надо будет видеться, и неблагоразумно мне ходить к вам домой.

— Мы будем видеться здесь.

— Значит, вы оставите за собой эту квартиру?

— Да, еще на какое-то время.

— Остерегайтесь, за вами могут следить.

— Кто же?

— Не знаю, но после того, что случилось, я ничему не удивлюсь.

— Будьте спокойны, я буду осторожен и буду ходить сюда через мой павильон на Университетской улице.

В эту минуту послышался звонок.

Герцог и Тефер вздрогнули.

— Кто это может быть? — спросил полицейский.

— Кто-нибудь ошибся или Клодия. Я пойду посмотрю.

Пройдя через сад, герцог отворил калитку. Звонила действительно мистрисс Дик-Торн.

— Очень рад вас видеть, — сказал он. — Я только что собирался ехать к вам, так как нам многое надо сказать друг другу. Войдите! Тефер тоже здесь.

Клодия переступила порог маленького домика, и полицейский низко поклонился ей.

Мужчины улыбались.

— Вы хотите сообщить мне хорошие вести? — спросила мистрисс Дик-Торн.

— Да, моя милая. Самую лучшую из всех — Жан Жеди умер.

Глаза Клодии засверкали.

— И вы взяли украденные у меня бумаги?

— К несчастью, я не мог их найти. Но, предположив, что они где-то есть, кому, кроме него, они могут быть интересны? Я убежден, что он уничтожил бумажник, не найдя секретного отделения.

— Возможно, — холодно ответила Клодия. — Если только вы сказали правду…

— Вы сомневаетесь?

— Очень может быть…

— Что же вы предполагаете?

— Что расписка Кортичелли и завещание Сигизмунда у вас.

— Клянусь, что нет!

— Хорошо, докажите.

— Как?!

— Приступив к исполнению плана, о котором я вам говорила.

— Браке Анри и вашей дочери?…

— Да. И когда вы узнаете, что произошло у меня вчера, вы поймете, что мы оба должны быть заинтересованы в этом браке.

— Что же произошло? — с беспокойством спросил герцог.

— Ваш сын Анри де Латур-Водье оказал мне вчера честь своим посещением. Он говорил странные, ужасные вещи.

— Объяснитесь, ради Бога!

Клодия, почти слово в слово, повторила то, что говорил молодой человек по поводу дела на мосту Нельи.

— Только-то?… — сказал герцог. — Я не вижу ничего для нас опасного. Случай дал возможность моему сыну ознакомиться со старым процессом, и он говорил о нем, как говорил бы о всяком другом.

— Да, но мой обморок при виде живой картины, без сомнения, привлек его внимание. Предположим, что когда-нибудь приподнимется хоть уголок этой завесы…