Страница 37 из 87
К тому часу Курганная высота представляла собой «зрелище, превосходившее по ужасу всё, что только можно было вообразить. Подходы, рвы, внутренняя часть укреплений — всё это исчезло под искусственным холмом из мёртвых и умирающих, средняя высота которого равнялась 6–8 человекам, наваленным друг на друга» [445] .
«Итог взятия Большого редута высоко оценён самим неприятелем, — читаем в новейшем исследовании Л. Л. Ивченко. — Так, утешая А. Коленкура, брат которого „остался в редуте“, Наполеон произнёс в его адрес следующие слова: „Он умер смертью храбрых, решив исход сражения“. Если же подойти к оценке этого события, отрешившись от драматических эффектов, то следует признать, что очередной „частный успех“ реально мало что давал противнику» [446] .
Когда стали считать раны и товарищей, выяснилось: 7-й пехотный корпус генерал-лейтенанта Н. Н. Раевского, которому «нечем уже было действовать», потерял в этой исполинской сече 3250 человек убитыми и пропавшими без вести и 2790 ранеными [447] . А в Ладожском полку было убито и пропало без вести 196 человек, ранено же — 215 [448] .
Пролил кровь 26 августа 1812 года и подполковник Фёдор Толстой: граф был «ранен в левую ногу пулею навылет» [449] . «Он был сильно ранен в ногу», — уточнил впоследствии Денис Давыдов [450] . В какой из моментов баталии это случилось, нам неизвестно. Видимо, неприятельская пуля достаточно долго искала его: ведь Американец, как сказано выше, ходил в штыки «неоднократно».
Нет никаких сведений и о том, как ему удалось выбраться из «ада» и оказаться в тылу, на крестьянской подводе, предназначенной для раненых. Велик русский Бог: возможно, граф Толстой ухитрился доковылять сам; или его спасли мужики (те самые снующие взад-вперёд ополченцы с носилками); или офицеру подставил плечо кто-то из оказавшихся рядом воинов с «солдатским ранцем».
А вечером, когда побоище завершилось, раненого Американца увидел в похожем на огромный походный лазарет Можайске начальник штаба 1-й Западной армии генерал-майор А. П. Ермолов. Этот эпизод был описан Денисом Давыдовым с натуралистическими подробностями: «Ермолов, проезжая после сражения мимо раненых, коих везли в большом числе на подводах, услышал знакомый голос и своё имя. Обернувшись, он в груде раненых с трудом мог узнать графа Толстого, который, желая убедить его в полученной им ране, сорвал бинт с ноги, откуда струями потекла кровь» [451] .
Так он — театрально, в духе античных трагедий — воззвал к справедливости сильных мира сего.
Потом графа Фёдора эвакуировали из Можайска (возможно, через обречённую Москву). При выезде из города, 28 августа, произошла ещё одна встреча нашего героя с Иваном Петровичем Липранди, который по прошествии лет вспоминал: «…До рассвета, отправляясь с квартирьерами к Крымскому Броду и обгоняя бесчисленные обозы, я услышал из одного экипажа голос графа, звавшего к себе шедшего в некотором расстоянии от него своего человека. Я подъехал. Граф был ранен в ногу и предложил мне мадеры; я кое-как выпроводил его из ряда повозок, и мы расстались» [452] .
Американец на ходу навёрстывал упущенное: ведь 26-го числа ему, право, было некогдаопорожнить бутылку.
Мадера возвращала подполковнику Фёдору Толстому силы, врачевала его.
Наполеону не удалось решить судьбу кампании в генеральной схватке при Бородине.
Русские устояли, не дали разбить себя — и, отступив, на марше могли позволить себе глоток всемогущего вина.
Их бескомпромиссная партия с корсиканцем «на роковой шахматной доске» (Ф. Н. Глинка) была отложена в сложнейшей позиции, с обоюдными шансами на выигрыш.
Соперников ждало долгое, изобилующее всяческими комбинациями, ловушками и жертвами, доигрывание.
Настал день, когда граф Фёдор всё-таки сравнялся в чине с почившим недругом, бароном Е. В. фон Дризеном. Высочайший приказ о производстве Американца в полковники был подписан 13 марта 1813 года. В «Санктпетербургских ведомостях» (4 апреля, № 27) пропечатали следующее: «За отличие, оказанное в <Бородинском> сражении, производятся: прикомандированный к Ладожскому пехотному полку из Московского ополчения подполковник граф Толстой в полковники…» [453]
К тому времени наш герой, давно исцелившийся, успел побывать «во многих сражениях» [454] с потерявшим инициативу Бонапартом.
Судя по рапорту начальника Московской военной силы генерал-лейтенанта графа И. И. Моркова, который помечен 31 марта 1813 года [455] , Американец уже в начале октября 1812 года снова был в строю и, находясь «безотлучно» при 8-м пешем полку, «отличил себя мужеством» в ряде баталий [456] .
Так, 6 октября он принял участие в Тарутинском сражении — в деле при реке Чернишне, где русские изрядно потрепали корпус короля Неаполитанского Иоахима Мюрата и взяли в плен около тысячи французов.
Спустя несколько дней, 12-го числа, подполковник Фёдор Толстой дрался за Малоярославец. Город был занят авангардом русской Главной армии 15 октября 1812 года.
Минуло ещё три напряжённые недели — и мы видим графа 6 ноября в сражении под Красным, где войска под командованием генерала от инфантерии М. А. Милорадовича почти полностью уничтожили корпус маршала Мишеля Нея и полонили около 12 тысяч человек. После этого дела приблизился эндшпиль кровавой партии: положение Великой армии стало очень тяжёлым, почти безнадёжным.
В «Списке штаб- и обер-офицерам Московской военной силы, отличившимся в кампанию прошлого 1812 года», который генерал-лейтенант И. И. Морков приложил к своему мартовскому 1813 года рапорту, указывалось, что граф Ф. И. Толстой, выказавший мужество в указанных битвах, достоин ордена «Св<ятого> Владимира 4-й степени с бантом» [457] . Но ходатайство начальника Московского ополчения (которое, по утверждению М. И. Голенищева-Кутузова, «во многих сражениях оказывало величайшую пользу» [458] ), кажется, было отложено в долгий ящик.
Из всеподданнейшего рапорта генерал-фельдмаршала М. И. Голенищева-Кутузова императору Александру Павловичу от 21 ноября 1812 года выясняется, что в ту пору 8-й пеший полк дислоцировался на Днепре, «в Орше» [459] , уездном городе Могилёвской губернии.
А в середине морозного января 1813 года двоюродный брат Американца граф Н. И. Толстой, адъютант генерала от инфантерии князя А. И. Горчакова 2-го, столкнулся с нашим героем уже на Березине, в городе Борисове Минской губернии. Вскоре, 4 февраля, он сообщил об этом родным в Петербург: «Граф Фёдор Иванович виделся со мною недели две тому назад, а теперь я не знаю, где он находится, ибо он прикомандирован к отдельному совсем корпусу» [460] .
О маршрутах, «растахах» и деяниях графа во время Заграничного похода русской армии мы знаем пока очень немногое. Ничем не может здесь помочь биографу и Иван Липранди. «Во время войны 1813–1815 годов я не встречался с ним», — пишет он о Фёдоре Ивановиче [461] .
445
Цит. по: Троицкий Н. 1812: Великий год России. М., 2007. С. 282–283.
446
Ивченко Л. Л. Бородинское сражение: История русской версии событий. М., 2009. С. 328.
447
Епанчин Ю. Л. Седьмой пехотный корпус // ОВ. С. 649.
448
Подмазо А. А. Ладожский пехотный полк // ОВ. С. 395.
449
Архангельская-4. С. 18; Архангельская-6. С. 249.
450
Давыдов Д. В. Сочинения. М., 1962. С. 530.
451
Там же.
452
Липранди. С. 15.
453
В служебной записке, подготовленной для императора Александра Павловича в начале 1815 года, касательно участия Американца в Бородинской баталии начертано следующее: «За отличие пожалован в полковники, о чём объявлено было в Приказе Главнокомандующего». Однако далее автор записки надворный советник Пантюхин пояснил: «За сражение при Бородине действительно назначен ему чин полковника, но не произведён потому, что в списке сказано: „Ладогского пехотного полка, прикомандированный из Полтавского пехотного полка подполковник граф Толстой“, и как в то время не было известно, когда и откуда он в Полтавский пехотный полк поступил, то о сём 19 ноября 812 г. писало было покойному г<енерал->фельдмаршалу князю Голенищеву-Кутузову Смоленскому; но на оное ответа не получено» (Архангельская-6. С. 249–250). В толстовском прошении об отставке, которое датируется 23–24 декабря 1814 года, сказано: «За оказанное мною в <…> сражениях отличие высочайше пожалован в полковники 1812 года Ноября 21 числа, что объявлено в приказе Командующего армиями» (РГВИА. Ф. 29. Оп. 1/153-а. Св. 584. Д. 626. Ч. 2. Л. 117 об; выделено переписчиком). А в «Пашпорте» 1816 года сообщается, что граф Фёдор стал «полковником того же (1812-го. — М. Ф.) года августа 26» (Архангельская-4. С. 18), — иными словами, в день Бородинской битвы.
454
Архангельская-4. С. 18.
455
Днём ранее, 30 марта 1813 года, был подписан Высочайший указ о роспуске Московского и Смоленского ополчения, который, правда, «распространялся только на ратников, находившихся в пределах России» (Шведов С. В. Московское ополчение // ОВ. С. 484).
456
Архангельская-6. С. 247.
457
Там же.
458
Цит. по: Архангельская-1. С. 390.
459
Архангельская-6. С. 247.
460
Цит. по: Архангельская-1. С. 392.
461
Липранди. С. 15.